Natura bestiarum.(СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 79

«Господин рыцарь фон Вайденхорст»…

Та самая рыцарская выучка, над которой так любит потешаться майстер инквизитор Гессе…

О том, что именно эта выучка и подразумевает умение метать всё, что только может называться словом «оружие» или хотя бы способно сойти за таковое, он знал, слышал, но никогда не придавал этому значения. До этого момента…

«Повезло»…

Ничему иному, кроме как везению или столь лелеемой помощником Господней милости, нельзя было приписать то, что брошенный неумелой рукой клинок не пропорол голову Ван Аллена, а вошел четко, точно, словно нож в масло, в шею оборотня.

Волк замер, точно статуя, поперхнувшись вдохом, и Ван Аллен, уставясь на рукоять, торчащую из тела оборотня, словно окаменел, все еще стискивая мощную шею. Из полураскрытой пасти, наполнившейся кровью, на его лицо соскользнула тягучая крупная капля, и охотник, опомнившись, напрягся, оттолкнув от себя зверя и вырвавшись из-под оседающего на него тяжелого тела. Через перила он перевалился, как мешок, с трудом воздвигнув себя на ноги, и бросился к стойке, не с первой попытки подобрав валяющийся на ней тесак Бруно. Оборотень обвалился на ступени, выгибаясь и хрипя, и в мутных глазах мелькнуло что-то похожее на удивление и испуг. Ван Аллен споткнулся уже у самой лестницы и, не пытаясь подняться на ноги, ударил снизу, явно вложив в это все оставшиеся силы.

Лезвие вонзилось под нижнюю челюсть, со скрежетом упершись в череп и пойдя в сторону, и после мгновенной заминки пробилось наружу сквозь затылок, выбросив с собою осколки кости и мозга. Охотник рванул клинок на себя, отпрянув от плеснувшей сверху крови, и отполз назад, не отрывая взгляда от содрогающегося зверя на лестнице. Твердые, как камень, когти скрежетнули по доскам, лапы напряглись, пытаясь поднять тело; волк, со свистом выдохнув, упал, проехавшись по ступеням вниз, и остался лежать, уставясь потускневшими глазами в потолок.

В наступившей тишине неподвижность царила еще долго; Ван Аллен все так же сидел на полу, глядя на замершее тело у подножья лестницы, Бруно смотрел на стойку, где еще несколько секунд назад лежал его тесак. Курт с усилием повернулся, пытаясь отыскать взглядом Хагнера; тот обнаружился у стены, бледный, словно оледеневший, и такой же безгласный, как и все вокруг.

— Черт… — пробормотал охотник, и словно кто-то отдернул занавесь, что прежде глушила звуки окружающего мира — стал снова слышен свист ветра, тяжелое дыхание людей рядом и стук поредевшего снега в оконные стекла.

— Мертв? — уточнил помощник хрипло, и Ван Аллен резко обернулся, вскочив на ноги и глядя на Курта ошалелым взглядом.

— Вот ведь черт… — повторил он тихо, вяло махнув рукой в сторону клинка, застрявшего в теле оборотня. — Ты ж и меня мог…

— Он убит? — повторил Курт, и тот раздраженно отозвался:

— Да, черт тебя дери! Твою мать! Ты ж чуть мне уши не пообрубал!

— Бывает, — Курт, поморщившись, подтянул к себе ногу, постаравшись усесться так, чтобы кромка сломанной кости не упиралась в мышцу. — Ян… Ты и в самом деле думаешь, что сейчас твои непострадавшие уши — это самый важный вопрос?.. Ты в относительно лучшем состоянии, нежели мы, посему — взгляни, что с господином рыцарем. Макс, — позвал он и, не увидев отклика, повысил голос: — Макс!

Тот вздрогнул, переведя на него взгляд медленно, словно во сне, и вытолкнул сквозь плохо шевелящиеся губы:

— Я в порядке.

— Этот тоже, — сообщил охотник от лестницы, склонившись над фон Зайденбергом. — Может, мутить будет, когда очувствуется, но помирать он уж точно не собирается.

— Бруно?

— Я не буду говорить, что я в полном порядке, — покривился помощник, осторожно поднимаясь с пола. — У меня едва не выхватили хороший клок мяса из руки и порвано плечо. Неплохо было б сделать что-нибудь, чтоб я не истек кровью.

— Простите, — снова заговорил Хагнер, переведя взгляд на убитого оборотня. — Я ничем вам не помог.

— Хорошо, — отозвался Ван Аллен мрачно. — Еще не хватало твоим будущим наставникам возиться с задвигами вроде как у царя Эдипа.

— При чем тут царь Эдип? — возразил Курт, и тот передернул плечами:

— Замочил отца. Была еще какая-то тема насчет матери… только этого я уже не помню.

— И слава Богу, — буркнул Курт, пытаясь по ощущениям в кости понять, насколько серьезно обстоит дело. — Забудь, Макс. Ты сегодня держался отлично и сделал больше, чем был должен; а требовать больше, чем ты можешь, просто глупо… Зови остальных, Ян, — распорядился он. — Пусть, кто на ногах, помогут. Закрыть дверь и бойницы; холодно. Очаг гаснет. Нужно серебряной воды побольше. И — переломы складывать умеешь?

ЭПИЛОГ.

Утро пришло в одинокий трактир вместе с солнцем — почти настоящим, почти зримым: метель постепенно улегалась, и сквозь снежную пелену уже можно было различить стену конюшни в отдалении, прежде скрытую белой завесой. Спать так никто и не ушел; отошедший от приступа Альфред Велле вместе с супругой бродил по трактиру, довольно бессистемно и как-то бездумно пытаясь водворить порядок, Мария Дишер тихо плакала, таскаясь с наполненной водой миской следом за охотником, вновь взявшим на себя роль врачевателя. Хагнер разгребал баррикаду, оскальзываясь в вязких лужах из бывших сородичей, и переворачивал в прежнее положение столы, по временам посматривая в сторону убитого волка; мертвый зверь не изменился, его не тронуло разложение, и неподвижное огромное тело все так же лежало на ступенях.

Бруно, после перевязки и штопки бледный и измотанный, сидел на скамье у стены, а спустя полчаса улегся, тихо постанывая от одолевающей его тошноты и дыша сквозь зубы. Ван Аллен, оглядев его, вздохнул и повелел убираться в постель. Сам охотник выглядел лишь чуть лучше, поминутно останавливаясь и переводя дыхание, потирая забинтованную руку. К своей вороной, удивительно как не решившейся рассудка от трехдневного заточения, он заглянул на минуту и, выйдя из тесной кладовки с зажатым рукавом носом, повелел трактирщику озаботиться согреванием конюшни как можно скорее в его же собственных интересах.

Фон Зайденберг восседал на ступеньке подле волчьей туши, прижав к затылку кусок льда, завернутый в ткань; на редкие вопросы он отвечал односложно и почти не разжимая губ, порою закрывая глаза и осторожно, размеренно дыша.

Курт долго сидел на стойке, уложив на нее вытянутую ногу, зажатую в две дощечки, и пытался, как учили, мысленно вытравить из тела боль, снова возвратившуюся и поселившуюся в голове, ушибленной груди и сломанной ноге. Выходило это довольно скверно, и вскоре он плюнул на свои попытки, предпочтя с болью просто смириться.

Карл Штефан, притихший и непривычно серьезный, уйти в снятую им комнату наотрез отказался; пользы от него не было никакой, помощи он оказать был не в силах, отравленный организм явно вожделел отдохновения, однако гнать его никто не стал, осознав, что неудачливый любовник попросту боится оставаться в одиночестве.

С наступлением рассвета Хагнер, трактирщик и уже беспрерывно плачущая Мария взялись за неблагодарный и, в общем, почти безнадежный труд, пытаясь убрать с пола останки убитых оборотней. Силы у всех были на исходе, однако проснувшийся после всех ночных переживаний аппетит требовал удовлетворения, и употреблять пищу в таком окружении не хотелось никому. Невиданного обличья кости, смешанные с вязкой зловонной жижей, прилипали к доскам, и в конце концов к авгиевой конюшне, в которую за одну ночь превратился трапезный зал, был применен метод мифического Геракла — несколько ведер воды, не мудрствуя лукаво выплеснутые на пол. Образовавшуюся несусветную мешанину попросту прогнали за порог конюшенными скребками и лишь после этого с применением всех нашедшихся в запасах Берты средств темные смрадные пятна стало возможным оттереть хотя бы немного. Волчью тушу Хагнер, уже шатающийся Ван Аллен и трактирщик выволокли наружу, уложив поодаль от двери в сугроб, а изуродованное тело торговца перенесли к прочим погибшим. Завтрак, появившийся нескоро, был съеден в молчании, нарушаемом лишь стонами мучимых дурнотой раненых, всхлипами женщин и уже обыденным свистом ветра за стенами трактира.