Natura bestiarum.(СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 17

— Возможно, неподалеку у него лежка, — предположил охотник, когда, возвратившись, Курт выразил свои опасения вслух. — До лесу рукой подать; две минуты шагом — и ты там.

— Но ведь холодно, — осторожно заметила чуть осмелевшая после утреннего разговора девица. — Ну, может, ночью, когда он в меху, когда зверь, ему терпимо, но как же он в человеческом облике?

— Дело опыта, — улыбнулся Ван Аллен. — Поверь, я за четверть часа на пустом месте соберу тебе из подручных материалов такую берложку, что в ней можно будет ночевать хоть нагишом. А вервольфы, вообще, твари не шибко теплолюбивые, даже и когда люди. Черт ведает, почему. Может, и в человечьем теле что-то изменяется, как знать.

— Адское пламя их греет, — пробурчал торговец Феликс, яростно дыша на руки. — Загодя. Что скажете, майстер инквизитор?

— Ничего, — передернул плечами Курт. — Изучить этих созданий не было возможности; когда они попадали к нам в руки живыми — не было ресурсов, когда появились ресурсы — они перестали попадаться… Как бы там ни было, одно ясно: ему эта метель помеха слабая. Зрение у него куда как лучше нашего, слух острее, холода он не боится. Уж ночью тем паче.

— Так если днем его здесь нет, — робко предположила Амалия Хагнер, переглянувшись с сыном, — если он где-то далеко… Значит, можно попытаться уйти? Если поспешить, то можно будет успеть добраться до людей. И тогда пусть они присылают сюда силы посерьезней — охотников, инквизиторов…

— Охотник, — представился Ван Аллен услужливо и кивнул в сторону Курта: — Инквизитор. Аж с помощником. Лучшее враг хорошего, милашка, сиди и не суетись. Если впредь вести себя в согласии с правилами безопасности, через несколько дней все просто закончится.

— Да и начиналось ли? — усомнился крестьянин, пояснив в ответ на молчаливые непонимающие взгляды: — С чего вообще явилась эта мысль — что нас всех здесь пожрут? Не в обиду, господа дознаватели, только ведь никто здесь вашего вервольфа не видел.

— То есть, что же, — нахмурился охотник, — ты хочешь сказать, что мы все это измыслили — так, потехи ради?

— Вовсе нет. Просто обманулись. Что ж вы — не люди? А люди ошибаются, бывает.

— А ведь в его словах есть доля истины, — со вздохом согласился фон Зайденберг. — Какой-то зверь порвал коней; это есть факт. Но что за зверь? Майстер инквизитор с помощником во всю свою жизнь привыкли видеть вокруг малефиков, оборотней, стригов; вот и увидели. И ты — ведь ты тоже живешь в окружении подобных тварей, привык засыпать и просыпаться с мыслями о них, а не так давно и вовсе преследовал одну из них; вот и ты увидел то, что ждал увидеть. То, что видеть привык. А на деле, быть может, это попросту особо крупный волк, и не более того, и все ваши предосторожности, мягко говоря, излишни.

— А Вольф? Он видел то же, что и я, что и Молот Ведьм — он-то что ж?

— На месте человека, по чьей оплошности погибло чужое имущество, я бы тоже поддержал чью угодно версию, меня оправдывающую.

— Вот-вот! — с готовностью подтвердил крестьянин; Курт усмехнулся:

— Quam belle[19]. Предел мечтаний любого народника — полное взаимопонимание и согласие крестьянства и рыцарства в двух отдельно взятых персонах… Вынужден вас разочаровать, господин фон Зайденберг: волки, даже особо крупные, не имеют дурной привычки бегать со стальным болтом в сердце, а я, предупреждая ваши прекословия, не имею обыкновения промахиваться с расстояния в пять шагов. Это — кроме того, что я, к вашему удивлению, знаю, как выглядит просто волк. Минувшей ночью мы имели дело с ликантропом, и это не подлежит сомнению. Мы можем спорить относительно того, намеревается ли он продолжить то, что начал, появится ли здесь следующей ночью, станет ли нападать или предпочтет затаиться и отлавливать нас поодиночке; спорить можем — но делать это мы будем, сидя здесь, за стенами и запертой дверью. К слову, я видел в кухне еще одну, — обратясь к трактирщику, заметил Курт. — Это второй выход?

— Да, майстер инквизитор. Так сподручней носить дрова или воду…

— Запереть, — велел он коротко. — Ключ — мне; выход будет один, и будет под круглосуточным надзором: попеременно здесь будем находиться я, мой помощник и Ян.

— Меня вы по-прежнему в расчет не берете? — насупился рыцарь; Курт кивнул:

— Беру. Но на крайние случаи. Ваше легкомысленное отношение к проблеме вызывает опасение, что исполнить свои обязанности вы можете недобросовестно — попросту не придав им должной значимости. Да и, как уже упоминалось, ваши навыки остаются неизвестными.

— Так испытайте их, майстер инквизитор, — предложил тот, даже не пытаясь скрыть оскорбленность. — Докажите хваленое мастерство макарита, о котором все говорят; пока я слышал лишь слова, но не видел дела.

— Возможно, в ваших словах тоже есть зерно истины, — согласился Курт, — и мне действительно стоило бы взглянуть, на что вы способны, хотя бы для того, чтобы знать, в чем можно, а в чем не следует на вас положиться. Вот только есть одна неприятная деталь: вы не стремитесь обосновать утверждение, что являетесь сносным бойцом, господин фон Зайденберг, не желаете доказать собственную полезность в сложившейся ситуации — вы просто жаждете поставить меня на место и восстановить попорченное самолюбие. Если же я в навязываемой вами стычке одержу верх (а так и случится, всего верней), из вашего раздражения и откровенного нерасположения ко мне вырастет ненависть, а это весьма некстати. Вражда нам ни к чему. Будем полагаться на ваши заверения, а также на то, что прежде, нежели обрести право на рыцарскую цепь и меч, претендент обязан доказать умение владеть этим самым мечом. Бродячий же образ жизни, я полагаю, не способствует тому, чтобы позабыть обретенные навыки.

— Весьма виртуозно вы ушли от вызова, господин фон Вайденхорст, — неприязненно усмехнулся рыцарь.

— Это был вызов? — уточнил Курт с подчеркнутым удивлением. — Наверняка вы знаете, господин фон Зайденберг, что вызвать инквизитора вы не можете; стало быть, учитывая примененное ко мне обращение, вы говорили с имперским рыцарем. К вашему великому сожалению, оный временно почил и воскреснет лишь тогда, когда вся эта эпопея завершится; вот тогда мы и поговорим на эту тему снова. Если останемся живы. Пока же предлагаю не раздувать распри и заняться делами, обозначенными на моей лекции.

— А почему мы должны подчиняться вашим распоряжениям? — усомнился тот. — Кто, собственно, назначил вас главным?

— Si alii potestatis vestrae participes sunt non potius ego?[20] — пожал плечами он. — Беретесь поспорить с Господом на эту тему?

— Он инквизитор, — напомнил Ван Аллен доброжелательно. — Я б на вашем место не шибко ерепенился; даже я не бунтую. Признаете вы его правоту или нет, не это главное: главное, что, отчитываясь начальству, он упомянет о вашем поведении, а это будущее не особо радужное.

— Я знаю, как работает инквизиция, — упрямо возразил фон Зайденберг. — Следователи вроде него пишут запросы, а вышестоящие решают, дозволить ли им принимать участие в деле и есть ли это дело вообще. Здесь нет вашего начальства, майстер инквизитор, и подтвердить ваши слова может только бродячий авантюрист и разгильдяй-конюх. Ваш помощник же — и вовсе лицо заинтересованное и подвластное.

— В отсутствие начальства любой инквизитор принимает решение сам, в зависимости от ситуации. Если же вы взглянете на мой Знак внимательней, господин рыцарь, вы увидите пометку, свидетельствующую о том, что я следователь, наделенный особыми полномочиями, id est[21], мне самому дано право определять важность событий, могущих послужить причиной к расследованию, в иных случаях попирая даже мнение упомянутых вами вышестоящих. В нынешнем положении события сложились именно таким образом. Дело о ликантропе открыто, все присутствующие — его участники, а я — следователь Конгрегации, от чьего решения зависит, что, как и кто будет делать. Моя первоочередная задача состоит в защите свидетелей и потерпевших (словом, всех вас), задача вторая — по возможности нейтрализовать угрозу.