Горностай - Йыгисалу Харри Владимирович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая

В маленьком закутке пахло еще острее. Даже слюнки потекли. Горностай пролез под дверь и одним прыжком вскочил на табуретку, где лежала рыба.

Схватил плотвицу за хвост и вытащил из миски. С удовольствием сразу вонзил бы в нее зубы, но как же это можно, когда в миске лежит еще несколько рыбок! До тех пор пока есть что взять или поймать, горностай к еде не приступит. Надо хватать и тащить, пока никого или ничего не останется. Что делать? Тут же вытащить из миски еще одну плотвицу? И горностай выпустил изо рта добычу, взял следующую рыбину, спустился с ней на пол, еще раз поменял плотвиц, однако ничего сделать не мог: взять в зубы сразу две не удавалось — они не помещались, — а оставить что-то тоже не хотелось.

Но горностай все-таки не осел, который где-то когда-то якобы умер голодной смертью между двух охапок сена, поскольку не знал, за какую из них приняться. Горностай быстро сообразил, что да как: сунулся в щель между дверью и порогом, протиснулся во двор, держа рыбину в зубах, и полез но стене под стреху. Добычу свою положил, не тронув, тут же отправился снова в сени и через какой-то миг опять взобрался по стене со следующей рыбиной. Они все ему были нужны, и он перетаскивал их наверх до тех пор, пока в очередной раз не увидел, что миска пуста. Только тогда успокоился. Дело сделано, свежие припасы осмотрены, и он принялся за рыбу, то есть прежде всего съел голову и внутренности. Съел с удовольствием и с аппетитом, только косточки и чешуйки поскрипывали на зубах.

Собственно, ему хватило бы внутренностей. Но что поделаешь, если человек поленился с вечера почистить рыбу и положить отдельно то, что по праву причитается горностаю.

Тетерева бормотали на лесном пастбище неподалеку от хутора Таммисту. Их все больше слеталось на токовище. Горностаи на них особенно внимания не обращали — ведь весной, когда лес, луг и прибрежный можжевельник переполнены щебетом, не успеваешь замечать каждую пташку и слушать ее пение.

Однажды ранним утром горностай-отец бежал по вырубке. Он разглядывал недавно сложенные и сладко пахнущие штабели березовых дров. Еще больше привлекали его кучи хвороста и свежесрубленных веток, под которыми лесные мыши объедали почки или разыскивали в лишайнике и в трещинах норы насекомых и их куколки. Горностай всякий раз находил здесь чем поживиться.

Вдруг он замер на месте, посмотрел в одну, затем в другую сторону, встал па задние лапки и не поверил своим глазам — на кочковатой поляне вертелись и бегали кругами большие блестяще-черные птицы.

Возле старой березы проходил своеобразный турнир: косачи, распустив лироподобные хвосты веером, волоча крылья но земле, вытянув шеи и подняв кверху головы, перья на которых встали дыбом, щеголяли своими ярко-красными бровями и черно-синими в белом крапе подхвостьями. Довольно долго подзадоривали они друг друга, а затем пустили в ход когти. Пили крыльями, шинели в гневе и набрасывались друг на друга.

Тут уж медлить нельзя! Горностай припал к земле, спрятался за пень, затем чуть ли не ползком, соблюдая особую осторожность, перебрался за одну из кочек поближе к птицам.

Тетерева продолжали битву.

В пылу сражения никто не обратил внимания на незваного гостя с острыми клыками, пожаловавшего без приглашения на свадебный поединок. Косачи как ни в чем не бывало продолжали наскакивать друг на друга, нацеливались в красные брови противника и прогоняли с токовища слабых, уступивших в бою.

Горностай наметил для себя крепкого, крупного задиру. В момент очередной атаки, когда тот, шипя и нанося удары, теснил своего соперника, горностай в два-три прыжка, казалось бы невероятных при его коротких лапах и малом росте, преодолел значительное расстояние, вскочил на спину косача, вцепившись когтями в перья, и вонзил зубы в шею.

Драка тут же прекратилась. Птицы с шумом поднялись в воздух. Взлетел и тот косач, на котором повис горностай. Клыки хищника еще не добрались до нежного горла. Горностай нисколько не испугался, оказавшись в воздухе. Газ вцепившись зубами в жертву, он уже полностью полагался на свою мертвую хватку — челюсти не ослабнут, хотя бы пришлось скакать верхом на зайце или погружаться на дно вместе с нырнувшей водяной крысой. Так и сейчас. Сколько бы ни продолжался полет тетерева, как бы высоко он ни взвился, рано или поздно выдохнется, рухнет вниз.

И точно, полет был непродолжительный. Тетерев грохнулся наземь и вместе с горностаем перекувырнулся через голову. Барахтаясь, отбиваясь ногами и крыльями, он пытался сбросить с себя зверя и снова взлететь, но тут по его телу пробежала дрожь, и он обмяк. Горностай знал свое дело.

Он даже не взглянул на красивый весенний наряд косача, названного так из-за косиц па хвосте. Никакого внимания не обратил на черное с металлическим отливом оперение и белоснежное подхвостье, кое-где именуемое хлупыо. Вот это кушанье! Совсем не то, что изголодавшаяся за зиму мышь или холодная лягушка. — недавно отметавшая икру. Волоча за собой добычу, горностай присматривал укромное местечко. И нашел его между корнями большого пня.

Глотая со свирепой жадностью, тревожно озираясь по сторонам, чутко прислушиваясь, горностай поедал свой завтрак, обед и ужин. Набирался за несколько дней поста и по крайней мере на несколько дней вперед. Как ни странно, никто ему не помешал. Даже вороны, пролетавшие над ним, не заметили пиршества: они больше всего кружили теперь над гнездами и над освободившимися от снега нолями.

Когда горностай умылся, кроме костей, крыльев да ног, от тетерева осталось не так уж много. Набив полный живот, горностай привстал, огляделся вокруг и. немного помедлив, потащи.:! то малое, что осталось от косача, под ближайшую кучу хвороста.

На этот раз он больше ничего втолкнуть в себя не мог. Теперь позволительно в каком-нибудь укромном местечке свернуться калачиком и спокойно поспать.

Горностаям не давало покоя устройство гнезда. Они прилежно занимались поисками подходящего места. Покружили по ближним и дальним окрестностям: самка протиснулась в поленницу за домом, обнюхала кучу камней возле ольшаника, долго обследовала полый ствол старой ракиты. Ни одно из этих укрытий полностью ее не удовлетворило.

Горностаи предъявляют к гнезду строгие требования: оно должно быть скрыто от посторонних глаз — от лисицы, собаки, кошки или хорька, — не просматриваться с воздуха, в него не должен задувать холодный ветер, попадать дождь или полые воды. Такое место не сразу найдешь.

На чердаке хутора Таммисту самка обнаружила просвет между балками: одна из балок немного горбилась, неплотно прилегала к другой, оставляя таким образом отверстие в степе мансардной комнаты. Она внимательно все осмотрела, понюхала воздух, прислушалась, сперва заглянула в просвет, а затем юркнула в него.

Удивительно, в какое узкое отверстие, буквально в маленькую щелку пролезает горностай! Главное, чтобы голова прошла. а там без труда пройдет и узкое тело.

Самка оказалась между потолком нижнего и полом верхнего этажа. Это было замечательное убежище. Правда, низковатое. но все же не настолько, чтобы горностаи не могли передвигаться. Более того, между верхней и нижней балками оставалось свободное пространство бегай, если хочешь. В подполье было темно. Единственное пятнышко света давала щель, которая, следовательно, служила не только дверью, но и окном.

Самец тоже просунул голову в отверстие — искал внезапно исчезнувшую подругу. Тихо подал голос. Ответа не последовало. Тогда он что-то недовольно буркнул, повернулся кругом, в два счета оказался под стрехой, по углу дома спустился во двор и длинными прыжками понесся к лесу.

• Предыдущая
• 8/31
• Следующая