Выбери любимый жанр

Чеченский капкан: между предательством и героизмом - Прокопенко Игорь Станиславович - Страница 19

Изменить размер шрифта:

Валерий Ярко, командующий авиацией сухопутных войск группировки, вспоминает:

«Радист перехват ловит, и особист докладывает, что вот, мол, так и так, получил перехват. Дудаев разговаривает с Москвой. С кем конкретно, неизвестно. Говорит: «Помогай, а то больше не можем. Мы пропадаем». В 12 часов, ему отвечают, у вас все прекратится. Такое вот прямое предательство. Потому что ровно в 12 мы получили приказ: отойти на исходные рубежи. И так было 4 раза».

Недоумевали и солдаты на передовой. Почему им запрещают уничтожать противника? За короткий срок война выработала у них свою безжалостную логику: увидишь врага – стреляй.

Вот как вспоминает свои размышления в те дни Алексей Колесников, младший сержант 276-го уральского мотострелкового полка:

«Вот как я понимаю положение. У меня есть 18 бойцов во взводе. За их жизни я отвечаю. За жизни всех остальных окружающих здесь, населяющих эту землю, я не могу отвечать. Если с крыши дома работает снайпер, значит, надо выкатить танк и бить по первому этажу этого дома, пока он не рухнет вместе с этим снайпером. То, что при этом гибнут не только боевики, но и мирные чеченцы, ну, об этом должен думать тот, кто эту кашу заварил. Мы не МВД. Мы пехота. Мы в соответствии с тактикой действуем».

И действовали. По принципу «хочешь жить – стреляй первым». Поэтому с первых часов окончания моратория бои в городе возобновились с еще большим ожесточением.

Воевали 19-летние парни – вчерашние школьники, прибывшие в Чечню из самых разных уголков России. Здесь, на передовой, их командиры вновь вспомнили о том, что солдата надо беречь. Мало кто знает, что в процентном соотношении число погибших офицеров при штурме Грозного было несравнимо выше потерь среди солдат.

Рассказывает Игорь Цупиков, заместитель командира батальона 135-й стрелковой бригады:

«Война, она как-то людей делает одинаковыми. Как-то подравнивает. Нет разницы между генералом, допустим, и солдатом. Между нормальным генералом и нормальным солдатом, я имею в виду».

Ради сохранения жизни солдат их командиры порой шли на невыполнение приказа. Рисковали служебной карьерой и звездами на погонах.

«Неделю назад у нас уволили двух офицеров, настоящих офицеров, из Вооруженных сил, – рассказывал мне в те дни один из участников боев, – только за то, что они не захотели людей бросить под шквальный огонь, пацанов вот этих молодых, которым 18–19 лет, без артподготовки. На явную смерть. И за это их уволили. Это подполковник Канакин, заместитель командира бригады нашей, и подполковник Жуков».

На войне взрослеют быстро. За короткий срок эти ребята из пушечного мяса превратились в солдат. Начали воевать зло и дерзко. Шли в бой не за президента или Конституцию, а мстили за погибших товарищей.

Рассказывает Валентин Прокопенко, заместитель начальника разведки ВДВ:

«Мы вышли в расположение одного подразделения, в котором осталось в живых 7 человек. И вот мы подошли, они там кашу греют возле костра, сели, начали с ними разговаривать: «Ну, как, ребята, дела? Как с этим?» Да вот, говорят, немножко тут пощипали нас. Я говорю: «Ну, как немножко?» Там где-то погибло у них человек около 60 в общей сложности. «Ну что, – говорю, – надо вас на переформирование». И вот был ответ такой: «А вы что, пришли нас отсюда выводить?» Знаете, такое сразу отношение – в штыки. Я говорю: «Да нет, не пришли выводить». «Нет – тогда ладно. Мы пока за ребят не отомстим, мы отсюда не уйдем».

И они не уходили. Стояли до последнего. Даже когда не было надежды и боевики в обмен на жизнь предлагали оставить позиции. И часто странным образом знали имена и звания наших командиров.

«Давай, может быть, как-нибудь, пока не поздно, отведите ребят, – звучало в эфире. – Алик, не делайте это. Не делайте, не надо».

«А я такого выбора не имею, – отвечал наш офицер. – У меня есть приказ, и я его выполню в любом случае».

Рассказывает Олег Дьяченко, командир 1-й роты сводного батальона морской пехоты:

«Мы выдвинулись на вокзал железнодорожный, который находился перед площадью Минутка, и по условиям задачи я должен был подождать еще одну роту. И когда мы вышли на вокзал и ждали подходящее подразделение, я получил задачу выдвигаться. Я отказался выдвигаться, поскольку понимал, что очень высока вероятность окружения. 10 минут мне пришлось вести перепалку с начальниками, вплоть до генерал-майора, который лично мне ставил задачу выдвигаться. Я приказал своему связисту сказать, что у нас садятся батареи. И я хочу сказать, что то состояние, в котором я находился, не дай бог кому пережить. У меня сердце просто вылетало, я не знаю, из глотки».

Чуть позже за такую строптивость командиру 1-й парашютно-десантной роты Дьяченко задержали присвоение очередного звания. Но в тот момент было сделано главное: рота без потерь дошла до Совмина.

Здание Совмина. В его развалинах, находящихся менее чем в 100 метрах от дворца Дудаева, закрепились штурмовые отряды десантников из группировки «Запад». Еще вчера они сражались за каждый этаж этого здания, за каждый лестничный проем. Им на помощь прорвались рохлинцы, мотострелки 276-го полка и 74-й юргинской бригады. Лишь после этого удалось выдавить боевиков, закрепиться в здании и перейти к круговой обороне.

Именно здесь, на площади перед Совмином, разгорелись самые страшные бои. Блокировав здание, боевики в очередной раз шли в атаку. Силы обороняющихся таяли. Вскоре сюда подоспела 2-я рота моряков-североморцев.

Вспоминает Олег Дьяченко, командир 1-й роты сводного батальона морской пехоты:

«Второй роте, конечно, досталось больше всего, я бы так сказал. Им была поставлена задача выдвинуться в здание Совета министров и поддержать десантников, которые там находились. Конечно, десантников там оставалось – на пальцах можно пересчитать. Подразделение, которое первоначально захватило это здание, почти полностью погибло. Вот там на самом деле был сущий ад».

Это был ад. Только за 3 дня боев в Совмине 2-я рота морпехов потеряла 25 человек. Высокая интенсивность боев лишала возможности эвакуировать погибших и раненых. Каждый день назначался новый командир роты взамен убитого. За три дня три командира. То есть каждый из них командовал менее суток. Силы оборонявшихся в Совмине таяли с каждым часом.

Олег Дьяченко, командир 1-й роты сводного батальона морской пехоты, продолжает:

«Первый человек, который погиб в моей роте, в моем подразделении, это был, конечно, очень сильный шок. Но я был вынужден, я перешагнул через труп этого человека. И я сказал всем после этого, что так будет с каждым из вас, если вы не будете думать, если вы не будете смотреть по сторонам и если вы не поймете, что здесь убивают».

Тем временем в центральные кварталы к Совмину прорывались все новые части группировок. Боевики выдыхались. Уже было очевидно: внутренний рубеж обороны противника окончательно прорван.

В это утро разведчики и морпехи-североморцы из группировки «Север» захватили президентский дворец. Дворец, который рассматривался боевиками как символ непобедимости пал.

По информации спецслужб, к этому времени Дудаев был ранен в руку. Чтобы избежать полного окружения и уничтожения, он со своими сторонниками накануне ночью покинул здание.

В этот же день командующий объединенной группировкой Квашнин прибыл в Моздок, где доложил Павлу Грачеву о выполнении задачи. Но Грозный после этого не пал. Бои в чеченской столице продолжались еще вплоть до 26 февраля. До тех пор, пока последние отряды боевиков не были выбиты из южного пригорода Грозного.

«Я говорил уже раз, еще раз повторяю, – говорил в те дни перед телекамерами один из офицеров группировки. – Матери, простите, что я привез сюда 105 человек, увожу 65. Что у меня 40 человек потери, из них 11 безвозвратных потерь. Я сделал все, что мог. Они сделали все, что могли. Никто ни за кого не прятался. Они погибли с достоинством и честью. Так, как вы их воспитали».

Перейти на страницу: