Город и псы - Льоса Марио Варгас - Страница 56
- Предыдущая
- 56/74
- Следующая
Увидев Гамбоа, солдат встал, вынул из кармана ключ и сделал пол-оборота на месте, чтобы открыть дверь, но лейтенант знаком остановил его, отобрал ключ и сказал: «Идите в караульную, оставьте меня с кадетом». Солдатский карцер позади курятника, между стадионом и оградой училища. Это узкое, приземистое здание из необожженного кирпича. У входа всегда стоит солдат, даже если в карцере никого нет. Гамбоа подождал, пока он ушел через поле к казармам. Потом открыл дверь. В карцере было темно, начинало смеркаться, и единственное окошко светилось узкой щелью. В первую секунду он никого не увидел, и в голове мелькнула мысль: сбежал. Потом он заметил, что кадет лежит на топчане, и подошел к нему. Тот спал – глаза были закрыты. Гамбоа всмотрелся в него, пытаясь припомнить, но лицо сливалось в памяти со множеством других, хотя что-то знакомое было не в чертах, а в преждевременной зрелости: крепко сжатые челюсти, нахмуренные брови, раздвоенный подбородок. Солдаты и кадеты всегда хмурились перед старшими по чину, чтобы казаться помужественней; но ведь этот кадет не знает, что он, Гамбоа, здесь. Да и вообще лицо у него не совсем обычное; у большинства кадетов – смуглая кожа и резкие черты лица. А тут лицо белое, волосы и брови чуть ли не белокурые. Гамбоа протянул руку и тронул плечо Ягуара. Он сам себе удивился – в этом движении не было твердости, он мягко коснулся плеча, словно будил друга. Тело Ягуара сжалось, затем стремительно выпрямилось. Гамбоа отдернул руку и тут же услышал стук каблуков; его узнали, все стало на свои места.
– Садитесь, – сказал Гамбоа. – Нам придется о многом поговорить.
Ягуар сел. Теперь лейтенант различил в полутьме его глаза, небольшие, но блестящие и колючие. Кадет сидел молча и не двигался, но в его молчании и неподвижности было что-то непокорное, и это не понравилось лейтенанту.
– Почему вы поступили в военное училище? Он не получил ответа. Руки Ягуара ухватились за доску топчана; лицо не изменилось – оно было суровым и спокойным.
– Вас загнали сюда насильно? – сказал Гамбоа.
– Почему, сеньор лейтенант?
Голос под стать глазам. Слова как будто были те, что надо, и выговаривал он их медленно, четко, но в тоне сквозило высокомерие.
– Мне надо знать, – сказал Гамбоа, – почему вы поступили в военное училище?
– Я хотел стать военным.
– Хотели? – сказал Гамбоа. – А теперь передумали?
Сейчас в этом ответе он уловил нерешительность. Когда офицеры спрашивали кадетов об их планах на будущее, все отвечали, что хотят быть военными. Но Гамбоа знал, что только некоторые пойдут сдавать экзамены в военную школу.
– Я еще не знаю, сеньор лейтенант, – ответил Ягуар, помедлив, и снова помолчал. – Может быть, я поступлю в авиационную школу.
Оба помолчали, глядя друг другу в глаза. Кажется, они чего-то ждали друг от друга. Вдруг Гамбоа резко спросил:
– Вы знаете, за что сидите в карцере?
– Нет, сеньор лейтенант.
– Серьезно? Считаете, что просто так?
– Я ничего не сделал, – сказал Ягуар.
– Достаточно того, что нашли в вашем шкафу, – медленно сказал Гамбоа. – Сигареты, две бутылки спиртного, целую коллекцию отмычек. По-вашему, мало?
Лейтенант внимательно смотрел на кадета. Но Ягуар молчал и не двигался. Он не был ни удивлен, ни испуган.
– Сигареты – ладно, – продолжал Гамбоа. – Оставить раз без увольнительной. А вот спиртное – это уже посерьезней. Кадеты могут напиваться на улице, дома. Но здесь они не должны пить ни капли. – Он сделал паузу. – А кости? Спальня первого взвода – настоящий игорный дом. А отмычки? Как вы это назовете? Воровство. Сколько шкафов вы отперли? Как давно вы воруете у своих товарищей?
– Я? – Гамбоа на секунду оторопел: Ягуар смотрел на него с насмешкой. Потом повторил, не опуская глаз: – Я?
– Да, – сказал Гамбоа. Он чувствовал, что им овладевает гнев. – А кто же еще?
– Все, – сказал Ягуар. – Все училище.
– Лжете, – сказал Гамбоа. – Вы трус.
– Нет, я не трус, – сказал Ягуар. – Вы ошибаетесь, сеньор лейтенант.
– Вы вор, – продолжал Гамбоа. – Пьяница, игрок и вдобавок трус. Я бы очень хотел, чтобы вы были в штатском.
– Хотите ударить меня? – спросил Ягуар.
– Нет, – сказал Гамбоа. – Я бы взял тебя за ухо и потащил в исправительную колонию. Вот куда должны были тебя определить родители. Теперь уже поздно, дело твое дрянь. Помнишь, три года назад я приказал покончить с Кружком, прекратить эту игру в разбойники? Помнишь, о чем я говорил в тот вечер?
– Нет, – сказал Ягуар. – Не помню.
– Помнишь, – сказал Гамбоа. – Ну не важно. Думаешь, ты очень ловкий, да? В армии такие ловкачи рано или поздно ломают себе шею. Тебе долго везло. Но теперь и твой час настал.
– Почему? – сказал Ягуар. – Я ничего такого не сделал.
– Кружок, – сказал Гамбоа. – Кража экзаменационных билетов, кража обмундирования, нападения на старших, издевательство над кадетами третьего курса. Знаешь, кто ты такой? Ты уголовный преступник.
– Неправда, – сказал Ягуар. – Я ничего особенного не сделал. Как все, так и я.
– Кто? – сказал Гамбоа. – Кто еще крал экзаменационные билеты?
– Все, – сказал Ягуар. – Кто не воровал, тот покупал за деньги. В этом деле все замешаны.
– Имена, – сказал Гамбоа. – Назови мне кого-нибудь. Из первого взвода – кто?
– Меня исключат?
– Да. А может, что-нибудь похуже будет.
– Хорошо, – сказал Ягуар, и голос его не дрогнул. – Весь первый взвод покупал билеты.
– Да? – сказал Гамбоа. – И кадет Арана?
– Как вы сказали, сеньор лейтенант?
– Арана, – повторил Гамбоа. – Кадет Рикардо Арана.
– Нет, – сказал Ягуар. – Кажется, он никогда не покупал. Он был трус. А все остальные – да.
– Почему ты убил Арану? – сказал Гамбоа. – Скажи. Все уже знают. Почему?
– Вы что? – спросил Ягуар. Он только раз моргнул.
– Отвечай на вопрос.
– Вы очень храбрый? – сказал Ягуар. Он встал на ноги. – Если вы такой храбрый, снимайте погоны. Я вас не боюсь.
Гамбоа молниеносно схватил его за воротник, а другой рукой припер к стене, сдавив ему шею. Не успел Ягуар захрипеть, как Гамбоа почувствовал боль в плече – пытаясь ударить лейтенанта, Ягуар задел его локтем и кулак остановился на полпути. Гамбоа отпустил кадета и отступил на шаг.
– Я мог бы тебя убить, – сказал он. – Имею полное право. Я твой командир, и ты хотел меня ударить. Но тобой займется совет офицеров.
– Снимите погоны, – сказал Ягуар. – Вы сильнее меня, а я вас не боюсь.
– Почему ты убил Арану? – сказал Гамбоа – Брось разыгрывать психа и отвечай.
– Я никого не убивал. Откуда вы взяли? Да что я, убийца? Зачем мне убивать Холуя?
– На тебя донесли, – сказал Гамбоа. – Ты попался.
– Кто? – Одним прыжком Ягуар вскочил на ноги, его глаза вспыхнули, как два огонька.
– Видишь! – сказал Гамбоа. – Ты сам себя выдаешь.
– Кто донес? – повторил Ягуар. – Этого подонка я правда убью.
– Выстрелом в спину, – сказал Гамбоа. – Он был в двадцати метрах впереди тебя. Ты предательски убил его. Знаешь, что тебе полагается?
– Я никого не убивал. Клянусь, сеньор лейтенант.
– Это мы посмотрим, – сказал Гамбоа. – Лучше тебе во всем признаться.
– Мне не в чем признаваться! – крикнул Ягуар. – Насчет билетов и краж – верно, было, только я не один. Все таскают. А трусы платят, чтобы кто-то воровал за них. А убивать я не убивал. Я хочу знать, кто вам натрепался.
– Узнаешь, – ответил Гамбоа. – Он скажет тебе сам.
«На следующий день я пришел домой в девять часов утра. Мать сидела у порога. Она даже не шелохнулась, когда я подошел. Я сказал ей: „Я ночевал у приятеля в Чукуито". Она не ответила. Она смотрела как-то странно и испуганно, точно я собираюсь ее обидеть. Смотрит и смотрит, очень было неприятно. У меня пересохло в горле, и голова болела, но я не решался лечь при ней в постель. Я не знал, что делать, стал перелистывать тетрадки и книги, просто так – они уже были мне не нужны, шарил в ящике с железной рухлядью, а она все ходит за мной и смотрит. Я повернулся к ней и говорю: „В чем дело, что ты так на меня смотришь?" Тогда она сказала: „Конченый ты человек. Уж лучше б ты умер". И вышла на порог. Она долго сидела на ступеньке, уперлась локтями в колени, голову руками сжала. Я поглядывал за ней из комнаты и видел, какая у нее дырявая и залатанная рубашка, шея морщинистая, нечесаная голова. Потом я тихо подошел к ней и сказал: „Если я тебя обидел – прости". Она еще раз посмотрела на меня: лицо у нее тоже было морщинистое, из одной ноздри торчали белые волосы, во рту недоставало много зубов. „Лучше попроси прощения у Бога, – сказала она. – Хотя, чего там, ты уже погиб". – „Хочешь, пообещаю, что больше не буду?" – спросил я. А она ответила: „Зачем? У тебя на лице написано, что ты пропащий. Поди-ка лучше проспись после пьянки".
- Предыдущая
- 56/74
- Следующая
