Красная книга - Юнг Карл Густав - Страница 51

О.: «Подойди ближе и увидишь, что тело ребенка было вскрыто; вынь печень».

Я: «Я не прикоснусь к этому трупу. Если кто-нибудь увидит это, он подумает, что я — убийца».

О.: «Ты трус; вынь печень».

Я: «Зачем мне делать это? Это абсурдно».

О.: «Я хочу, чтобы ты удалил печень. Ты должен сделать это».

Я: «Кто ты, чтобы отдавать мне такой приказ?»

О.: «Я душа этого ребенка. Ты должен это сделать ради меня».

Я.: «Я не понимаю, но верю тебе и сделаю эту ужасную и абсурдную вещь».

Я вхожу в полость тела ребенка — она все еще теплая — печень еще крепко держится — я беру нож и отрезаю ее от связок. Затем вынимаю и держу в окровавленных руках перед фигурой.

О.: «Спасибо».

Я: «Что мне делать?»

О.: «Тебе известно значение печени, и ты должен совершить с ее помощью акт исцеления».[94]

Я: «Что нужно делать?»

О.: «Возьми часть печени от целой, и съешь ее».

Я: «Чего ты требуешь? Это абсолютное безумие. Это осквернение, некрофилия. Ты делаешь меня соучастником этого омерзительнейшего из преступлений».

О.: «Ты выдумывал ужаснейшие наказания для убийцы, которые могут искупить его действия. Есть только одно искупление: усмири себя и ешь».

Я: «Я не могу — я отказываюсь — я не могу принять на себя эту ужасную вину».

О.: «Ты причастен к этой вине».

Я: «Я? Причастен?»

О.: «Ты мужчина, и это совершил тоже мужчина».

Я: «Да, я мужчина — я проклинаю того, кто совершил это, за то, что он мужчина, я проклинаю себя за то, что я мужчина».

О.: «Так прими участие в этом, усмири себя и ешь. Мне нужно искупление».

Я: «Так пусть это будет ради тебя, раз ты душа этого ребенка».

Я преклоняю колени на камень, отрезаю кусок печени и кладу в рот. Тошнота подкатывает к горлу — слезы брызгают из глаз — холодный пот покрывает лоб — сладковатый вкус крови — я глотаю с отчаянным усилием — не получается — снова и снова — я почти теряю сознание — свершилось. Ужасное достигнуто.[95]

О.: «Благодарю тебя».

Она отбрасывает вуаль — прекрасная девушка с рыжеватыми волосами.

О.: «Так ты узнаешь меня?»

Я: «Ты странно знакома! Кто ты?»

О.: «Я твоя душа».[96]

[2] Жертвоприношение свершилось: божественный ребенок, образ создания Бога, убит, и я ел от жертвенной плоти.[97] Ребенок, то есть образ творения Бога, не только нес в себе мои человеческие стремления, но также воплощал все изначальные и элементарные силы, которыми сыны солнца обладали как неотчуждаемым наследием. Богу для сотворения необходимо все это. Но когда он уже создан и торопится в бесконечное пространство, нам нужно золото солнца. Мы должны восстановить себя. Но как создание Бога является творческим актом высочайшей любви, восстановление нашей человеческой жизни означает Низшее. Это великое и темное таинство. Человек не может совершить это самостоятельно, ему помогает зло, которое делает все за него. Но человек должен осознавать свое соучастие в деле зла. Он должен засвидетельствовать это признание, вкусив кровавой жертвенной плоти. Так он свидетельствует, что он — человек, познавший как добро, так и зло, и что он уничтожает образ творения Бога, лишая его жизненной силы, так отделяя себя от Бога. Это свершается для спасения души, которая является настоящей матерью божественного ребенка.

Вынашивая и рожая Бога, моя душа владела всей полнотой человеческой природы; она обладала изначальными силами, которые дремали в ней с незапамятных времен. Они без моей помощи вылились в создание Бога. Но жертвенным убийством я вернул себе эти силы и соединил со своей душой. Став частью живого узора, они больше не были дремлющими, они пробудились, активизировались, осветили мою душу божественным сиянием. Так она приобщилась к божественности. И потому поедание жертвенной плоти помогло в ее исцелении. Древние тоже указывали нам на это, когда учили пить кровь и есть плоть спасителя. Древние верили, что это приносит исцеление душе.[98]

Истин не много, их всего несколько. Смысл слишком глубок, чтобы уловить его иначе, чем в символе.[99]

Бог, который сильнее человека — кто он? Вы все еще должны испробовать божественный ужас. Как вы можете быть достойны наслаждения вином и хлебом, если не прикоснулись к черному дну человеческой природы? Потому вы лишь вялые и бледные тени, гордые своим мелководьем и широкими проселочными дорогами. Но шлюзы откроются, есть неизбежные вещи, от которых может спасти только Бог.

Изначальная сила — это сияние солнца, которое сыны его несли в себе эонами и передавали своим детям. Но если душа погружается в это сияние, она становится такой же безжалостной, как и Бог, ведь жизнь божественного ребенка, которую вы вкусили, станет в вас пылающими углями. Она будет гореть внутри ужасным, неугасимым огнем. Но несмотря на все мучения, вы не сможете оставить все, как есть, ибо оно не оставит в покое вас. Так вы поймете, что ваш Бог жив, а душа ваша странствует по безжалостным путям. Вы чувствуете, что в вас прорвался огонь солнца. Нечто новое прибавилось к вам, священное обещание.

Иногда вы перестаете узнавать себя. Вы пытаетесь справиться с этим, но оно сильнее. Вы пытаетесь установить границы, но оно заставляет вас продолжать. Вы пытаетесь ускользнуть, но оно настигает вас. Вы пытаетесь этим овладеть, но инструмент — вы; вы пытаетесь об этом думать, но мысли вам не подчиняются. Наконец, вами овладевает страх неизбежности, подкрадывающийся медленно и незаметно.

Спасения нет. Так вы приходите к пониманию того, что такое настоящий Бог. Вы начинаете придумывать умные трюизмы, предупредительные меры, тайные обходные пути, предлоги, зелья забытья, но все это бесполезно. Огонь горит прямо в вас. Ведущий заставляет вас идти.

Но путь этот — моя самость, моя жизнь, основанная на самой себе. Богу нужна моя жизнь. Он хочет идти со мной, сидеть со мной за столом, работать со мной. Более того, он хочет быть вездесущим.[100] Но я стыжусь Бога моего. Я хочу быть не божественным, а разумным. Божественное кажется мне иррациональным безумием. Оно раздражает меня как абсурдная помеха моей осмысленной человеческой деятельности. Оно кажется неподобающей болезнью, которая нарушила привычный уклад жизни. Да, я даже нахожу божественное ненужным.

Глава 14 Божественный глупец[101]

[102]

Я стою в высоком зале. Передо мной зеленый занавес между двух колонн. Занавес легко раздвигается. Я смотрю в маленькую углубленную комнату с голыми стенами. Сверху есть маленькое окно с голубоватым стеклом. Я ставлю ногу на лестницу, ведущую между колонн в эту комнату, и вхожу. В задней стене я вижу двери справа и слева. Словно я должен выбрать между правой и левой.

Я выбираю правую. Дверь открывается, я вхожу. Я в читальне большой библиотеки. В глубине ее сидит маленький худой человек хилого сложения, по-видимому, библиотекарь. Атмосфера напряженная — исследовательские амбиции — ученая заносчивость — ущемленное ученое тщеславие. Кроме библиотекаря я никого не вижу. Я иду к нему. Он отрывает взгляд от книги и говорит: «Что вы хотите?»

Я несколько смущен, потому что не знаю, чего на самом деле хочу. На ум приходит Фома Кемпийский.