Силовой вариант ч. 2(СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 72
- Предыдущая
- 72/74
- Следующая
Чадов показал себя во время прописки. Новобранцев поднимают ночью, заставляют ползать под кроватями. Потом каждый читает клятву сынка, стоя на табурете — «сало, масло сам не жрать, старикам все отдавать»… и все такое. Потом, как только клятва прочитана — табуретку вышибают из-под ног и сынок падает. Окончание прописки — сынок снимает штаны, встает раком и кто-то из дедов со всей силы прикладывает его ремнем по заднице — чтобы звезды отпечатались.
Чадов, пацан гордый и не сломанный — выдержал ровно до клятвы сынка.
Одного деда комиссовали — тяжелая черепно-мозговая травма от удара табуретом. Двое попали в больницу.
Командир не захотел поднимать скандал — за неуставняк сильно попадало, можно было накликать проверку и оргвыводы. Продержав Чадова на губе столько, сколько возможно, его отправили обратно в казарму. Туда — он вернулся уже дедом.
Сейчас — сержант Чадов и еще несколько его сослуживцев — мчались по трассе, ведущей в Финляндию. Сам Чадов — был в Урале, он сидел у кабины и напевал какую-то песенку из «ритмов зарубежной экстрады».
— Э, Чад, о чем песня то… — толкнул его Бурак, кряжистый, деревенский увалень, который мог ударом свалить бычка — не понты, проверяли, когда их дернули в подшефное хозяйство на картоху. Но в отличие от Чадова — этот силач, когда пришла его очередь, покорно снял штаны и подставил дедам задницу…
— О бабах… — бросил Чад
Насколько он помнил — эту песню пела Сандра. Пышечка такая из ФРГ, кудрявая, красивая. Ее плакат — оголенное плечо, сексуальный взгляд — нелегально висел в казарме, офицеры старались не замечать…
— Пам-па-ра-рам, пам-па-ра-рам, по бабам… — затянул шуточную киевлянин Грицюк, который попал в Ленинград не иначе как по блату. У баб он успехом не пользовался, только что петь и оставалось. Вечно прыщавая рожа… тьфу.
Бурак толкнул Чада в бок. Он воспринимал его как старшего товарища, городского — и Чад был не против, потому что вместе они — если и не десяток положат, то пять — семь человек точняк.
— Э, Чад, а чего там…
Надо было понимать — они ехали в Урале, а когда Урал едет, да еще на скорости — услышать можно только прямое попадание танкового снаряда.
— Ты чего?
— Да…
Что-то рвануло грубую ткань тента… на него подуло, что-то просвистело, только поэтому он и понял, что это произошло. Чад поднял голову и недоуменно посмотрел на дырку в тенте… которой не было, когда они выезжали, иначе бы на него всю дорогу дуло…
— Это…
Урал мотануло вправо, да так, что он упал на колени, вперед, протянул руку, чтобы за что-то схватиться. Кто-то упал и навалился на него. Что-то сильно стукнуло по башке — на ней был белый тяжеленный шлем, как у пожарных, только толще.
Движок заглох, машина сильно замедлялась. Теперь — было слышно грохот. Впереди. Сзади. И, кажется, со всех сторон…
— Вот…
— Встань, б… с меня!
— Выходим, б…ь! — перекрикивая шум, заорал их командир, капитан Зинченко — укрыться за машинами, б…ь!
Чад выходил последним, Зинченко, стоящий у кормы машины, дернул его за рукав. Этот офицер тоже выделял Чадова — потому что парень был сметливым и жестким — прирожденный лидер. Хоть и одиночка. В уголовной среде про таких говорят — ломом подпоясанные.
— За мной. Голову пригни…
Чад последовал за ним — и тут понял, что их бронетранспортер, старенькая, списанная из армии семидесятка, которая больше ремонтировалась, чем ездила и вообще непонятно как сюда доплюхавшая — стоит и молчит. Пулемет — молчит.
— Голову пригни, б…! — выругался Зинченко и Чадов поспешил выполнить приказ. По морде бронетранспортера барабанили, визжали, рикошетируя пули.
Зинченко — открыл люк, сунулся туда…
— Принимай!
Тяжелая пуля — с шумом ударила по броне, пробила его — с искрами и грохотом. Чадов отдернул руку.
— Это из чего, б… садят? — добавил еще и матом повидавший многое в Афганистане капитан — из дэшэка что ли? Принимай, чо встал! — вызверился он на Чадова
Сначала, Чадов даже не понял, что произошло с младшим лейтенантом Медведем, командиром бронетранспортера. Потом — до замороженного ужасом мозга дошло — у него нет руки. Совсем — нет руки…
— Тащи его за машину! Ну!
С полным морозом в голове — Чадов вытащил Медведя, может, погибшего, может, и нет — за Урал. Там — к нему кинулся их санинструктор, Федька Брат…
Чадов вернулся назад. Кто-то из экипажа БТР выбирался самостоятельно — правда весь в крови и в полном ауте.
— Выведи их за машину! Вколи промедол! На!
Промедола у солдат не было — только у офицеров. Боялись наркомании…
Чадов оцепеневшей рукой принял несколько шприц-тюбиков с промедолом. Повел водилу с БТР за Урал — он был новеньким, сынком, и Чад даже не мог вспомнить, как его зовут…
Зинченко появился как раз, когда он успел вывести из бронетранспортера последнего — убитого водилу в Урале он тоже вытащил. Вместе с капитаном — был какой-то офицер-пограничник, с озверелым выражением лица и весь в крови и был Бурак…
— Подвинься! — Зинченко сунулся в БТР, начал передавать оттуда — на!
Чад — принял один за другим два короба с АГС, передал их Бураку — как раз ему по силам. Затем — принял гранатомет и укладку с выстрелами к нему. Несмотря на то, что бронетранспортер передали в милицию — все, чему там положено было быть, там было.
Следом — вылез сам Зинченко, с АГС.
— Пошли…
— Братишка… — сказал незнакомый офицер-пограничник — ты иди. Я тебя с КПВТ прикрою. Оторвусь… давно не отрывался…
— Добро.
— Удачи, брат…
— Давай!
Они перебежали к зданию — сердце тяжко бухало в груди, под тяжелым и неудобным бронником Чад весь вспотел. Лежали тела… в том числе и тела в белых, пожарных шлемах…
Мищенко пришел в себя уже под защитой стены… В голове мутилось, было такое ощущение, что он обжегся кипятком и сейчас с него слазила кожа.
— Тащ ефрейтор…
Он узнал Брагина, сынка из последнего призыва. И понял, что когда п…ец наступил — они вышли под пулеметный и снайперский огонь и вытащили его.
— Тащ ефрейтор… попейте…
Мимо — протопали трое вованов. Один, оскалившись, он тащил тело и станок тяжелого АГС-17, который сумели вытащить из подбитого бронетранспортера. Следом — пробежали еще двое. Один тащил два короба к АГС, второй — гранатомет и подсумок с выстрелами. Они перебежали к зданию, там залегли и поползли…
Мищенко — еще слушающейся его рукой вытер с лица кровь. Сейчас — он не имеет права быть слабым. Ни на минуту не имеет права быть слабым.
— Ща, б…ь, дадут шороху — выдавил из себя он, сам себя не слыша — За мной!.. Сменить магазины! По команде — короткими очередями по опушке леса…
Залязгали автоматные затворы.
— Огонь!
— Тащ капитан, дальше нельзя, накроют, нах…
— Заглохни… — их накрывало дымом от горящих машин, Зинченко понял, что еще немного — и американцы уйдут… — Бурак, давай короб. Как начну — навалишься на переднюю лапу, чтобы не скакал. И башку не поднимай…
Капитан установил АГС на станок, зарядил ленту. Двадцать девять осколочных гранат…
Чадов вставил в гранатомет длинное, остроносое тело реактивной гранаты.
— Готов!
— Чадов, давай!
Чадов вышел из-за стены, с колена выстрелил из РПГ в сторону американских машин — и словно отвечая ему, уцелевшие пограничники открыли огонь по лесу, отвлекая снайперов и пулеметчиков на себя. Зинченко дернул АГС на себя и навалился телом на автоматический гранатомет, чтобы не скакал по асфальту…
— Головы не поднимать!
Оборона американцев держалась на снайперах и автоматчиках, ведущих огонь из лесополосы. Остальные — едва сумели стащить раненых и убитых с полотна дороги…
Первый лейтенант ВМФ США Майк Хейз, посмотрел на морских пехотинцев, на своих подчиненных и понял, что отступать к кромке леса сейчас — самое разумное. Они не готовы были вести бой, у них кончались боеприпасы и в любой момент к русским могли подойти подкрепления, возможно и бронетехника. Непонятно, что произошло, непонятно, с чего это началось и непонятно, чем это закончится. Может быть, войной.
- Предыдущая
- 72/74
- Следующая
