Заколдованная Элла - Ливайн Гейл Карсон - Страница 8

Смотрителя звали Саймон, и мы с ним дружили. Когда он увидел Чара, то тоже низко поклонился. И отвернулся к клетке – он как раз кормил ярко-оранжевого попугая.

– Новенький, – сказал Саймон. – Трещит по-гномьи не умолкая.

–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эвтугх брззаЙ, – проскрипел попугай.

–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эвтугх брззаЙ, – повторила я.

– Ты говоришь по-гномьи?! – поразился Чар.

– Мне нравится изображать разные звуки. А так я знаю всего несколько слов.

– Фавитчор эвтук бриззай… – Чар махнул рукой. – Нет, у тебя получалось лучше.

–, ачод дх ээйх афчуЗ уочлудвааЧ, – протрещал попутай.

– Вы понимаете, что он говорит? – спросила я Саймона: иногда ему удавалось переводить птичьи реплики.

Саймон мотнул головой:

– А вы, сударь?

– Нет. Булькают – и все.

Саймона позвали другие посетители, он извинился и отошел к ним. А Чар смотрел, как я прощаюсь со всеми птицами по очереди.

–, иккво пвач брззай уведьеЭ. – По-гномьи: «Скоро снова будем копать вместе».

– ахтхООн ШШинг! – По-огрски: «Доброй еды!»

– Айййи о-о-о (тут надо взвыть) бек ааау! – На абдеджи: «Я уже по тебе скучаю!»

– Порр оль песс ваддо. – По-эльфийски: «Гуляй в тени».

Я постаралась запомнить эту картину – и птиц, и Саймона.

– До свидания! – крикнула я ему, а он мне помахал.

Рядом с птичником жили огры, но между ними разбили сад, чтобы попугаи не растеряли перышки от страха. Мы немного погуляли среди клумб, и я поучила Чара кое-каким иностранным словам. Память у него была хорошая, но вытравить киррийский акцент было, похоже, безнадежной затеей.

– Если эльфы меня услышат, в жизни не пустят под деревья.

– А гномы дадут по голове киркой.

– Зато есть надежда, что огры-людоеды сочтут меня недостойным своей трапезы.

Мы как раз подошли к их хижине. Двери были надежно заперты, но все равно вокруг хижины, на расстоянии полета стрелы, стояли на посту гвардейцы. Один из огров исподлобья глядел на нас из окна.

Огры – существа очень опасные, и не только потому, что они такие огромные и жестокие. Они с первого взгляда видят все твои тайны и умеют этим пользоваться. И если хотят, мастерски умеют убеждать. Не успеет огр произнести одну-единственную фразу по-киррийски – а ты уже забываешь и про острые зубы, и про засохшую кровь под когтями, и про клочковатую жесткую щетину. В твоих глазах он становится красавцем, хуже того – добрым другом. А к концу второго предложения он очаровывает тебя так, что может делать с тобой что заблагорассудится – сварить заживо или сожрать сырым, если готовить некогда.

–, пвич аоойех жоаК, – пролепетал нежный голосок.

– Слышал? – спросила я.

– На огрский непохоже. Где это?…

–, пвич аоойех жоаК, – повторил голосок, на сей раз с надрывом.

Из ручья всего в нескольких футах от огрской хижины высунулся малютка-гном, едва выучившийся ходить. Мы с огром заметили его одновременно.

Ой, окно же не застекленное, сейчас огр вытянет руку и схватит малыша! Я бросилась к гномику, но Чар оказался проворнее. Он подхватил кроху за миг до того, как из окна высунулась огрская лапища. И отбежал обратно, прижимая к груди отчаянно извивавшегося гномика.

– Дай-ка его мне, – попросила я, решив, что смогу успокоить беднягу.

Чар сунул его мне.

– сзЕЕ фра миНН, – прошипел огр, свирепо глянув на Чара. – миНН ССинг сзЕЕ. миНН тООш форнс. – Потом он повернулся ко мне – уже с другим выражением. Он рассмеялся. – ммеу нгах суСС хиджиНН эМмонг. миНН вадз сзЕЕ уйв. сзЕЕ ААх орт хахдж эт-ССиф сзЕЕ. – От смеха по щекам у него потекли слезы, оставляя в грязи светлые полосы.

А потом он перешел на киррийский – даже не стараясь улестить меня:

– Иди сюда и принеси мне ребенка.

Я держалась. Надо было сопротивляться заклятию. От этого зависела и моя жизнь, и чужая.

От позыва бежать к нему колени у меня затряслись. Я держалась, и мышцы у меня свело, ноги прострелила боль. Гномик запищал и задергался – я так напряглась, что стиснула его.

Огр все хохотал и хохотал. А потом снова заговорил:

– Слушайся моего приказа. Подойди ко мне. Сейчас же.

Ноги сами шагнули вперед. Я остановилась, и меня снова затрясло. Еще шаг. Еще. В глазах у меня потемнело, я ничего не видела, кроме оскалившейся рожи, которая становилась все ближе и ближе.

Куда ты?! – крикнул Чар. Он сразу понял, что со мной что-то неладно.

– Мне… надо, – выдавила я.

– Стой! Я приказываю тебе остановиться!

Я остановилась – и стояла, трясясь с ног до головы, а гвардейцы сомкнули строй вокруг хижины. Они нацелились мечами на огра, а тот посмотрел на меня исподлобья, повернулся и ушел в темную глубину хижины.

– Почему ты его послушалась? – потрясение спросил Чар.

Мне было никак не справиться с малышом. Он отчаянно теребил бороденку и пытался вырваться.

–, пвич аззугх фреЧ! – верещал он.

Я сделала вид, что из-за его визга не слышала вопроса:

– Ах, бедняжечка, он ужасно перепугался!

Но Чара было не провести.

– Элла, почему ты его послушалась? Отвечай!

Ничего не попишешь, надо отвечать.

– У него… глаза, – соврала я. – Колдовские… его невозможно не слушаться.

– Значит, они нашли новый способ нас привораживать! – встревожился Чар. – Надо сказать отцу.

Гномик брыкался, заливаясь слезами.

Вдруг его утешат попугайские слова? Если они, конечно, не обидные…

–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эв-тугх брззаЙ, – отважилась я.

Личико у малыша сразу прояснилось, он улыбнулся, сверкнув жемчужными молочными зубками.

–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эвтугх брззаЙ, – повторил он. На круглой младенческой щечке показалась ямочка.

Я поставила его на землю, и мы с Чаром взяли его за ручки.

– Его мама с папой, наверное, волнуются, – сказала я.

Я понятия не имела, как спросить малютку, где они, да он бы, наверное, и не ответил – маленький еще.

Гномов не было ни возле клеток с хищниками, ни у загона с травоядными. Наконец мы заметили старенькую гномиху, которая сидела на земле у пруда. Она свесила голову между колен – сломленная, обессиленная. Рядом суетились другие гномы, они прочесывали кусты и тростники и расспрашивали прохожих.

– ! фречрамМ, – завопил малютка и потянул нас с Чаром к старушке.

Та подняла голову – лицо у нее было мокрое от слез.

– ! жульФ.

Она крепко обняла потеряшку и расцеловала ему личико и бороду. А потом посмотрела на нас – и узнала Чара.

– Ваше высочество, спасибо, вы вернули мне внука!

Чар смущенно кашлянул.

– Мы были рады привести его вам, сударыня, – проговорил он. – Дитя едва не угодило огру в зубы.

– Чар – принц Чармант – спас его, – добавила я. И меня заодно.

– Гномы будут вечно вам благодарны, – поклонилась гномиха. – Меня зовут жатаФ.

Ростом старушка была едва ли выше меня, зато гораздо шире – не толще, а именно шире: взрослые гномы продолжают расти в ширину. Я в жизни не видела лиц, исполненных такого достоинства, – да и никого старше, пожалуй, тоже не видела, кроме разве что Мэнди, да и то неизвестно. Морщины налезали на морщины, мелкие складочки пергаментной кожи теснились в крупных. Глаза у гномихи были глубоко посаженные, некогда медного цвета, но теперь потускневшие.

Я сделала реверанс – ну вот, конечно, чуть не упала!

– А я Элла.

Подошли остальные гномы и обступили нас.

– Как вы заманили его сюда? – спросила жатаФ. – Обычно мы с людьми никуда не ходим.

– Элла его уговорила. – Похоже, Чар мной гордился.

– Что вы ему сказали?

Я смутилась. Одно дело – передразнивать попугаев или дурачиться с малышом. А опозориться перед этой величественной старой дамой – совсем другое.

–, фвточор эвтугх брззай иртх иммадбеч эв-тугх брззаЙ, – проговорила я наконец.

– О, тогда не стоит удивляться, что он пошел с вами, – улыбнулась жатаФ.