Вист втемную - Влодавец Леонид Игоревич - Страница 24

• Предыдущая
• 24/105
• Следующая

Юрка почти полчаса держал речь перед непроницаемо-мрачным Семеном, а тот слушал, не перебивая и ничего не уточняя по ходу изложения. Какое впечатление на него производят Тарановы россказни, понять было невозможно. Семен ни разу не улыбнулся, ни разу не кивнул головой, не поджал губы, не поднял бровь в удивлении. Никакой мимики! Даже бороду не почесал ни разу.

Вот и рассказывай такому! Конечно, вполне могло быть так, что Семен, дослушав до конца исповедь Тарана, скажет: «Ладно. Вот тебе билет на поезд — и вали в родную область. Передай Генриху, чтоб он таких лохов больше в Москву не отправлял!» Этот исход казался для Юрки прямо-таки счастьем. Однако гораздо вероятнее было, что Семен, опять-таки не меняя выражения лица, процедит: «Ты своими фокусами нас всех подставил. Это не прощается…» После чего Тарану найдут подходящую прорубь в Москве-реке или другом водоеме.

В общем, завершая свой рассказ, Юрка порядочно волновался. Когда он наконец подошел к финишу, поведав о том, как доехал до «Новослободской» и добрался до «Волги», ему очень не хотелось произносить слова: «Это все…» Потому что словечки эти могли приобрести для Тарана некий более широкий, фатальный смысл. Но он все же произнес их.

Семен выдержал минутную паузу, глядя куда-то мимо Тарана, на проплывающие за окнами машины московские улицы, а то и вовсе в мировое пространство. Опять же, было непонятно, то ли он размышляет над тем, что рассказал Юрка, то ли уже обдумывает, каким способом отправить Тарана на тот свет, чтоб все было чисто и безопасно для окружающих. Первая фраза, которую Семен вымолвил после паузы, на веселое настроение не настраивала:

— «Сон разума рождает чудовищ…» Даже не знаю, что сказать по поводу оценки ваших действий. Хороший пример того, как одна нелепость вызывает другую, та — третью и так далее. Вы хоть помните, товарищ Таран, зачем вас посылали в Москву?

— За компакт-дисками к Павлу Степановичу.

— Правильно. Никто не ставил вам задачу разносить посылки, спасать девочек от бандитов, угонять машины, приезжать на какие-то сомнительные дачи, устраивать там стрельбу и спасаться оттуда при помощи кошки Мурки…

— Муськи, — осторожно поправил Таран.

— Прошу прощения, — иронически извинился Семен. — Вам сколько лет?

— Восемнадцать с половиной…

— По-моему, вполне сознательный возраст. Согласно статье 20 части 1 УК-97, уголовной ответственности вы уже подлежите два с половиной года — с шестнадцати лет. Пора бы соображать, что делаете, вам так не кажется?

— Да я соображаю… — пробормотал Юрка виновато.

— Плохо, плохо соображаете! — тоном, который Юрка слышал в школе от преподавателя математики, произнес Семен. — Иногда излишнюю подозрительность проявляете, иногда наоборот — жуткую беспечность. Не доведет вас это до добра!

Вот эта последняя фраза на Тарана произвела благое впечатление. Юрке понравилось, что Семен сказал в будущем времени «не доведет». Ему самому лично казалось, что говорить надо в прошедшем «не довело до добра».

— Ну все, — резюмировал Семен, — нравоучения я заканчиваю. Тем более что основной срыв произошел не по вашей вине. Сейчас главная задача — благополучно отправить вас из столицы. Потому что вы за полсуток пребывания в столице сумели насолить нескольким группировкам, причем еще и свидетелей оставили, которые вас в лицо узнают. Конечно, не скрою, что для нас гораздо проще, если б вас не было вовсе. Понимаете? Но перед Генрихом я несу за вас ответственность, и мне не хотелось бы портить с ним отношения. Поэтому сейчас вы поедете со мной. Отдохнете, подкормитесь немного, а вечером мои ребята отвезут вас на вокзал. Часа в четыре утра приедете в родной город, на вокзале вас встретят свои. С момента вашей посадки в поезд мой патронаж заканчивается. В пути все будет зависеть только от вас, а после того, как встретитесь с Генрихом, — от него.

Таран все это дело воспринял без энтузиазма, но и без паники. Разговор с Генрихом, наверно, предстоял неприятный, но все это гораздо лучше, чем оставаться здесь. Тем не менее Юрка все же задал один вопрос, который не мог не задать:

— А что с девчонкой будет? С Лизкой, которую я в машине оставил?

— Не беспокойтесь. О ней позаботятся.

Что-то неуловимое в интонации Семена подсказало Юрке, что забота эта будет не шибко гуманного свойства. А заодно вызвало целую цепь тревожных умозаключений.

Да, несчастная Лизка никому не нужна живой. Ни тем, кто собирался оприходовать ее квартиру и потерял на этом братка, ни дружкам тех, кого она постреляла на даче. И скорее всего Семен, пристроив Тарана на отдых, распорядится, чтоб за ней приехали туда, во двор, где она будет еще пару часов дожидаться Тарана, и тихо убрали. Это мероприятие обрежет один хвостик, ведущий к Тарану. Но есть и другой — Полина. Если те, кому служили убитые Лизкой на даче, прибудут туда, допустим, уже сегодня или завтра, то быстро догадаются, чьи каблучки могли оставить отпечатки на снегу. Потому что Полина там была своей, раз спала с тамошним мужиком… Но до Полины могут добраться и те, от кого она убегала в районе «Войковской». И обе эти конторы могут узнать от нее об участии в этих делах Тарана. А она, между прочим, знает, из какого города Таран приехал в Москву. Тут уж совсем недалеко и до «мамонтов»… Ясно, что оставлять Полину в живых для Семена, если он действительно не хочет подставить Генриха, никак не приемлемо. То есть подслеповатая овца обречена.

Наверно, если б Таран был прожженным прагматиком и вообще жил, руководствуясь только рациональным мышлением, то он принял бы все эти неутешительные выводы к сведению, порадовавшись, что ему лично ничего такого не грозит.

Но у Тарана была сильно развита интуиция. Может, иногда даже чрезмерно. Когда Семен произнес фразу насчет того, что о Лизке «позаботятся», Юрка моментально заподозрил, что успокоительные заверения Семена по поводу отправки его, Тарана, в родной город тоже немногого стоят.

Семен вполне откровенно сказал: «Нам было бы гораздо проще, если б вас не было вовсе». Но сказал он это прежде всего для того, чтоб расположить к себе Тарана. Дескать, мне бы проще тебя замочить, но я не хочу ссориться с твоим шефом. Воспринимается такое заявление с меньшей подозрительностью, чем горячие убеждения в том, что, мол, мы с тебя пылинки сдувать будем.

Возможно, в Москве, до посадки в поезд, Тарана и впрямь никто не тронет, хотя никакой серьезной гарантии нет. Если б Юрка четко знал, насколько хороши отношения между Семеном и Генрихом, то мог бы это представить себе более ясно. Однако то, что Генрих дал телефон для связи с Семеном лишь на экстренный случай, говорило отнюдь не в пользу того, что эти отношения шибко теплые. Больше того, именно сейчас Тарану показалось, будто Генрих, дав ему этот телефон, рассчитывал на то, что до него дело не дойдет. Потому что, более-менее подробно растолковав, где и как должна произойти встреча после телефонного звонка, Птицелов не дал никаких инструкций насчет того, о чем там можно говорить, а о чем нельзя. Хотя, например, предупредил о том, что на второй явке, в доме 19, куда Таран так и не попал, опасаясь, что Полина за ним стеклит, надо помалкивать про цель своей поездки. Только получить билет и уехать. Может, и здесь, у Семена, надо было молчать?

Юрка подумал, что ежели он так прокололся, то Генрих имеет полное право вывести его в расход. Впрочем, оправдание есть, конечно, но очень слабое. Да и надо еще до Птицына доехать…

То, что доехать будет очень сложно, Таран понял как-то сразу. Еще после слов насчет того, что патронаж Семена кончается после посадки в поезд. То есть если Юрку из вагона под колеса выбросят, он не отвечает. А могут и клофелином напоить в избыточной дозе какие-нибудь красивые спутницы. Или какой-нибудь ширнутый без тормозов пырнет в тамбуре ножом. Мало ли случайностей бывает в жизни?

Однако могло быть и так, что вся история с отправкой «домой» — чистая брехня. Отвезут на какую-нибудь дачку, типа той, где Таран провел ночь, и тихо так, без суеты, уроют. Или сплавят по речке, опустив в прорубь.

• Предыдущая
• 24/105
• Следующая