Тропою разведчиков - Данилевская Нина Владимировна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая

«Эх, пропал!» — чуть ли не вслух простонал Весловский. Видимо, он нарвался на патруль. Он знал, что на Ай-Петринской яйле, в доме метеостанции, разместился гитлеровский кордон для патрулирования шоссе. Об этом предупреждал его командир.

Над яйлой стлались штрихами разноцветные нити трассирующих пуль. Рикошетя о землю, пули круто взмывали вверх и где-то в темноте угасали. Путь был свободен только назад — на восток. Весловскому нужно было на запад, вперед.

Гитлеровцы двигались цепью — он узнал это по стрельбе и понял, что ему не пробиться. Выпрямившись во весь рост, Весловский полоснул длинной очередью по отблескам пламени фашистских автоматов и побежал на север, зная, что отклоняется от финиша….

Он бежал, пока не свалился. Упал, уткнувшись лицом в кучу опавших листьев, но ему казалось, что он продолжает бежать. Автоматные выстрелы сливались с аплодисментами; трибуны стадиона разматывались яркой, цветастой лентой; ноги, ладно схваченные спортивными туфлями, легко и упруго отталкивались от гаревой дорожки. Скоро финиш! Громче гул трибун. Еще один круг. Последний! На повороте — тренер. «Выкладывай! — кричит он Весловскому. — Всё до последнего!» Ах, как трудно дышать! Кругом до самого солнца полно воздуха — свежего, чистого, голубого, но ему воздуха не хватает. Осталось еще немножко, сейчас грудь его коснется ленточки финиша, и кончится это страшное напряжение. Трибуны разразились громом аплодисментов. Но что это? Как отяжелели ноги! Он не может оторвать их от земли. Финиш! Вот же, недалеко финиш! Согнувшись, он сделал несколько мучительных шагов вперед и понял, что проиграл. «У тебя не хватило воли!» — слышит он издалека, как из тумана, голос тренера.

Весловский очнулся, с трудом отличая действительность от галлюцинаций. Позади слышались слабые хлопки выстрелов. Анатолий шел сгорбившись, волоча свинцовые ноги. Он натыкался на деревья, падал, полз на четвереньках, снова вставал и снова шел. Гитлеровцы заставили его сделать большой круг. Сейчас двадцать один сорок. Судя по очертаниям гор, вгрызавшихся в звездное небо, он находился на Орлином Залете. До вершины горы Ат-Баш, где должен быть лагерь с ранеными, напрямую отсюда километров шесть — это напрямую, а горной тропой не меньше десяти: спуски и подъемы.

Весловский добрался до какой-то террасы и, напрягая глаза, всмотрелся в темноту. Вот она, Ат-Баш, — смутный двуглавый конус.

Недалеко от вершины он увидел рыжеватую звездочку. Звездочка светилась — то разгоралась, то меркла. Костер! Кроме партизан, там сейчас никого не может быть. Весловский еще раз посмотрел на часы. Двадцать один сорок пять. Пятнадцать минут на десять километров. А звездочка костра замерцала и исчезла. Весловский знал, что это значит. Костер погасили. Сейчас они покидают лагерь и начинают спуск навстречу гибели. А он — спортсмен, комсомолец, воин-партизан — стоит, здесь и ничем не может помочь. Юноша опустился на землю и прижался лбом к плоскому камню. Камень был прохладный, шершавый.

Тупое оцепенение овладело Анатолием. Потом ему почудилось, что есть какой-то выход, просто он никак не может вспомнить… Стряхнуть бы с себя это странное оцепенение!

Он приподнял голову, огляделся. Вокруг темнели кусты. Он вскочил, принялся судорожно шарить руками по земле, собирая листья и ветки. Ладони его напарывались на острые камни, скоро руки стали мокрыми от крови. Но он не чувствовал боли — он спешил. Когда топлива было достаточно, он чиркнул спичкой. То ли пальцы его дрожали, то ли подул ветер — спичка погасла. Вторую спичку он зажал всеми пальцами и сразу прикрыл огонек ладонью. Костер не загорался. Тогда он достал целую пачку спичек и чиркнул их все о коробок. Но ветки и влажные от ночной сырости листья не загорались. У него оставалось мало спичек. Больше рисковать он не мог. Он выдернул из автомата магазин, высыпал из него остатки патронов, рассчитывая добыть немного пороха. Он расшатывал пули пальцами, рвал их из патронов зубами, пока не добился своего… Порох вспыхнул голубоватым пламенем, и ветки занялись… Костер разгорелся. Весловский стал на колени. Скорее, скорее! Ночью огонь костра виден за несколько километров. Но пусть огонь будет ярче! Еще сучьев!

Весловский разрезал финкой мешок. Получился прямоугольный кусок брезента. Когда все было готово, он испугался — а вдруг он забыл азбуку Морзе, которую учил до войны, работая в Осводе? Но он не забыл. Он стал сбоку от костра и, то открывая, то закрывая огонь куском брезента, начал посылать световые сигналы.

Сначала Анатолий дал несколько серий точек. Потом, выждав паузу, начал передавать текст. Один раз открыть костер на короткое время, два раза на длинное — это буква «в». Один раз на длинное и один раз на короткое — буква «н». Еще дать две короткие вспышки костра — буква «и». Так он посылал сигнал за сигналом.

Закончив передачу, партизан начал вглядываться в непроглядную тьму впереди.

Но тьма молчала. Значит, все было напрасно? Значит, нет никакой возможности спасти людей?

Весловский снова и снова передавал точки и тире: «Внимание! Внимание! Задержите спуск. Внимание! Задержите спуск! Отвечайте! Отвечайте!»

Рублевский взглянул на светящийся циферблат. Двадцать один сорок пять. Через пятнадцать минут можно начинать спуск. Слишком торопиться не следует, подводная лодка придет к двум. Лишняя минута на побережье — лишняя минута риска. Задерживаться после десяти тоже не следует — спуск к морю займет часа четыре.

И Рублевский скомандовал:

— Гасить костер. Готовиться к спуску!

Он смотрел, как гаснет костер. Пламя улеглось. Вверх унеслись последние искры от затаптываемых головешек. Командир группы еще раз взглянул на часы.

— Направляющие, вперед! Начинаем спуск! — скомандовал он.

Внезапно кто-то крикнул:

— Смотрите, огонь! Там, на севере!

— Это на Орлином Залете, — сказал Рублевский, вглядываясь в красноватую точку далекого костра.

Костер в горах всегда настораживает партизан. Все смотрели на маленький далекий огонек. Кому понадобился костер? Партизаны там быть не могут. Гитлеровцы? Что они могут делать ночью на Орлином Залете? Что они готовят? Во всяком случае, следует торопиться. И командир приказал ускорить спуск.

Через несколько минут Рублевского догнал связной из группы прикрытия, еще остававшейся на вершине горы.

— Товарищ командир, костер морзит.

— Как — морзит? — не понял командир.

— Сигналит морзянкой. Гаснет, вспыхивает, гаснет, вспыхивает.

Рублевский повернул обратно. Действительно, в мерцании костра была какая-то закономерность, какой-то своеобразный ритм.

— Морзянка, товарищ командир, — сказал один из партизан, служивший когда-то на флоте.

— Ты в этом уверен?

— Совершенно уверен, товарищ командир! — твердо ответил партизан.

Командир послал связного приостановить спуск.

— Вот, смотрите! Опять начал передавать текст. Читаю. Точка, тире, тире тире точка, точка точка… Вни-ма-ние…

Рублевский напряженно размышлял. Кто посылает эти таинственные сигналы? Кому они предназначены? Какое принимать решение?

А с вершины Орлиного Залета, преодолевая расстояние и тьму ночи, вновь и вновь шли вспышки сигналов: «Внимание! Внимание!»

Партизан вынул из кармана электрический фонарь.

— Прикажете отвечать, товарищ командир?

— Подождем, — сказал Рублевский. — Это может быть провокацией.

…Шли минуты, казавшиеся Весловскому бесконечными.

Но вот вдали начала вспыхивать и гаснуть в ответ светлая точка, и тогда Анатолий сел и заплакал. Он даже не знал, что плачет.

Потом он встал. Несмотря на страшную усталость, он мог снова бежать.

^{— Смотрите, огонь! Там, на севере!}

— Весловский добежал? — взволнованно спросил Юра, когда Петр Сергеевич умолк.

— Добежал. Спустя сутки мы доставили раненых на катера и потом вернулись в отряд. Сто человеческих жизней было спасено.

• Предыдущая
• 16/36
• Следующая