Голуби улетели (часть сб.) - Мэккин Уолтер - Страница 1

• 1/28
• Следующая

ГЛАВА 1

В один из апрельских вечеров Финн наконец решился.

Дядя Тоби сам помог ему в этом.

Было половина седьмого. Обычно дядя Тоби возвращался домой около семи. Из адвокатской конторы, где он служил, дядя заходил в пивную «Красный дракон» пропустить кружку пива, а потом уж отправлялся домой ужинать. По дороге он обменивался шутками с приятелями и, снимая котелок, приветствовал знакомых дам. Дядя Тоби был толстый и казался весельчаком. На широком мясистом лице ласково поблескивали еле видные глазки. Но только не когда он бывал с детьми — Финном и его маленькой сестренкой Дервал.

Финн захлопнул тетрадь. Уроки сделаны. Он уложил в ранец учебники с тетрадями, и ранец сразу распух. Финну уже сравнялось двенадцать лет, а чем старше, тем больше тебе нужно учебников. Финн вынул из буфета посуду и накрыл стол на троих. Два года назад, когда еще жива была мама, этот простой деревянный стол в кухне был всегда выскоблен добела. А у Финна, как он ни старался, так не получалось.

Мальчик поворошил в плите уголь. Большой черный чайник закипел, и Финн отставил его в сторону. Теперь на огне грелась сковорода, на которой он собирался поджарить ветчину, сосиски и запеканку. Тоби любил все поджаренное, оттого, наверно, он был такой жирный.

Финн положил на сковороду сало и полез в буфет за всем остальным, когда дверь отворилась и появился дядя Тоби, Он придирчиво оглядел комнату. Входная дверь находилась на уровне тротуара и открывалась прямо в кухню. Дядя затворил ее.

—Так, так, молодой человек,— сказал он.— Сегодня мы прохлаждаемся. Чай еще не готов.

—Вы же никогда не приходите раньше семи,— отозвался Финн и сразу понял, что говорить этого не следовало. Надо было сказать: «Виноват, дядя Тоби».

—Опять дерзим! — сказал дядя Тоби.

Он повесил свой котелок на деревянный шар на перилах лестницы, ведущей наверх, и направился к Финну. Мальчик знал, что за этим последует, и внутри у него все сжалось.

Жирные короткие пальцы схатили его за локоть — до чего же больно могли они стиснуть руку!

Для своих лет Финн был мальчиком рослым. Его глаза оказались вровень с глазами взрослого. И дяде Тоби совсем не понравилось то, что он в них увидел.

—Я отучу тебя, милый, дерзить,— сказал он и ударил Финна по лицу.

Пощечина была сильная, но Финн продолжал смотреть дяде в глаза. Он ничем не показал, что ему страшно и больно. И он знал, что этим только подливает масла в огонь — дядя распалялся все больше.

Удары размеренно следовали один за другим, как бой часов. Финну было очень больно, но он продолжал смотреть дяде в глаза и видел, какие они подлые, эти маленькие глазки. Дядя был ему ненавистен. Слишком слабый, чтобы защищаться, мальчик молча сносил удары, от которых мучительно дергалась голова.

Избиению положил конец плач Дервал.

Девочка играла в спальне наверху. Теперь она спустилась на несколько ступенек и, плача, твердила:

—Не бейте его! Не бейте! Не бейте!

Дервал было семь лет. Лента стягивала ее длинные светлые волосы. Финн никак не мог понять, почему у сестры такие светлые волосы — ведь сам-то он рыжий.

Дядя Тоби поднялся к девочке:

—Что это мы разревелись, как маленькие. Перестань! Не то и тебе достанется. Слышишь?

Он схватил Дервал за плечо. Девочка отшатнулась. И тогда Финн принял окончательное решение.

—Не троньте ее, дядя Тоби,— сказал он.

Сжимая в руке тяжелую чугунную сковороду, мальчик сделал несколько шагов к дяде. Дядя Тоби обернулся. Посмотрел Финну в лицо и перевел взгляд на побелевшие костяшки пальцев, стиснувших сковороду.

—Тебя следует крепко проучить,— сказал он.

—Говорю вам, не троньте ее!.. Не надо плакать, Дервал.

Девочка смолкла.

—Это называется вооруженным нападением, и за такое отправляют в исправительную колонию. Не знаешь?

—Говорю вам, не троньте ее!

Дядя Тоби вдруг пошел на попятный.

—Нельзя уж и шлепнуть ребенка, сразу слышишь угрозы...

Дядя направился к плетеному креслу, возле которого стоял радиоприемник, и достал из кармана вечернюю газету.

—Ладно, продолжай свою стряпню.

Финн поставил сковороду на огонь. Немного жира пролилось на пол, и пришлось добавить на сковороду еще.

Дервал спустилась вниз, набрала в таз из крана воды и стала замывать жирные пятна.

Дядя Тоби наблюдал за детьми, загородившись газетой.

—Никак вы не поймете, сколько я для вас сделал! Умер ваш отец, и я женился на вашей матери. Ну кто бы другой согласился взвалить на себя такую обузу — жениться на вдове с двумя детьми? Вы об этом никогда не думали? Чтобы кормить вашу мать и вас, я отказался от вольготной, беспечной жизни. А ведь мог бы жить в свое удовольствие. И не надрывался бы на работе, чтобы растить чужих детей. И за все это ты, малый, должен быть мне благодарен, а не грубить и не оскорблять меня! Повторяю еще раз: исправься, пока не поздно, не то придется прибегнуть к другим мерам!

Считая свой авторитет восстановленным, дядя решительно зашуршал газетой и снова погрузился в чтение. Дети молчали.

—Наверно, это в тебе играет дурная ирландская кровь,— добавил дядя и опять уткнулся в газету.

Финн посмотрел на сестренку. Какая она бледная... Дервал заваривала чай в коричневом чайнике.

Отца Финн помнил смутно. Он был рыжеволосый и веселый, очень веселый. Маму мальчик помнил лучше. У нее были светлые, как у Дервал, волосы. Он помнил, что дядя Тоби снимал в доме родителей свободную комнатушку. Замечание Тоби про ирландскую кровь и подтолкнуло Финна к решительным действиям. Мальчиком овладело нетерпение: скорей бы поужинать, чтобы дядя Тоби отправился наконец в пивную, где обычно коротал вечера. Сдерживая нетерпение, Финн готовил ужин.

Сели за стол. Дядя Тоби прочитал молитву. Вид у него при этом был очень благочестивый. Молча приступили к еде.

Финн смотрел на Дервал. Жалко ее... Девочка она веселая, но ей нужна ласка. Вот горе-то, что из-за нее умерла мама. С дядей Тоби не посмеешься. А раньше в этом доме часто звенел смех. Мама любила рассказывать им про себя всякие забавные истории. И глаза ее при этом всегда смеялись. Они прекрасно знали, что все это выдумки, но верили каждому маминому слову.

Дядя Тоби вытер салфеткой рот.

—Вымоешь посуду. Принесешь угля и наколешь щепок. Уложишь сестру. Да не вздумай выходить на улицу! Чтоб был уже в постели, когда я вернусь.

Финн и так бы все это сделал. Но ничего не сказал.

Дядя Тоби вышел из-за стола, надел котелок и решительно направился к выходу. У двери он обернулся.

—Возьмись за ум, малый! Мне надоело нянчиться с вами! Найдутся исправительные школы и прочие заведения, куда вас можно отправить. Не забывай об этом! И не думай, что я не решусь на такой шаг.

С тем дядя и удалился, и только тогда внутри у Финна отпустило. Как хорошо, что теперь они не скоро увидят дядю Тоби.

Финн посмотрел на Дервал. Она молча плакала. Он давно понял, что когда сестра плачет, лучше обращаться с ней построже.

—Перестань реветь, Дервал, и вытри глаза! Мне надо тебе что-то сказать.

Дервал с трудом подавила рыдания. Вытерла подолом слезы и подняла на брата глаза.

—Что, Финн?

—Мы убежим отсюда! — сказал он.

Дервал широко раскрыла глаза.

—Куда? — спросила она.

—Ты, наверное, не помнишь, как папа с мамой возили нас на праздники к бабушке? Ты была еще совсем маленькая.

—Мы плыли на пароходе.

—Ты это помнишь?

—А больше ничего не помню.

—Хватит и этого. А теперь слушай. Иди наверх, выложи из ранца все книги, достань из комода свою одежду и уложи ее в ранец. Сумеешь?

—Конечно, сумею. Это ведь настоящее приключение!

—Ну да. Когда дядя Тоби вернется домой, нас уже здесь не будет. И до самого утра он не узнает, что мы исчезли.

—Ой! А он за нами не погонится? — спросила Дервал.

—Не знаю. Может, скажет: скатертью дорога.

• 1/28
• Следующая