Большие каникулы - Сынтимбряну Мирча - Страница 22

• Предыдущая
• 22/55
• Следующая

Шербан садится за стол.

— Где я остановился? Ага, «Кислород — это химический элемент…» Дзинь-дзинь-дзинь!

— Говори! Да, я знаю: лиса!

Он бросает трубку и направляется к столику.

Дзинь-дзинь…

— Алло! Да! Лиса! — рычит Шербан в трубку.

И, возвращаясь к столу, сердито бубнит:

— Подумаешь! Это каждый дурак знает. Конечно, лиса.

Дзинь…

Он хватает трубку и вопит:

— Знаю… Лиса!

Шербан весь кипит: «Лиса! Лиса! Целый день дзинь да дзинь. Делать им нечего! Нет, чтобы подумать: ведь другие-то занимаются… Ну и товарищи!..»

Д зинь-дзинь-дзинь…

Он кидает на телефон подушку. Звонок доносится глухо, как кошачье мурлыканье, потом затихает. Мальчик убирает подушку.

Телефон с минуту молчит, и снова:

Дзинь-дзинь-дзинь…

Шербан бросается к нему и вопит изо всех сил:

— Лиса! Лиса!.. Знаю, лиса!. Черт бы побрал эту лису!

Кошка беспокойно взмахивает хвостом и начинает протяжно мяукать…

КОГДА ИОНЕЛ БЕРЕТСЯ ЗА УРОКИ, все вокруг ходят на цыпочках. Впрочем, «все вокруг» — это лишь бабушка, махонькая, худенькая и чуть-чуть сгорбленная. Мама на работе. Папа вот уже недели три как уехал в командировку.

Конечно, бабушке не так уж легко ходить на цыпочках: ей почти семьдесят лет. Но она знает, что шарканье тапочек мешает мальчику. А ведь душенька занимается! «Пусть себе занимается, родненький… Какой он старательный! Приходит из школы — и сразу же за уроки. Даже поесть как следует некогда и за столом читает, бедненький… И обувается, глядя в книгу… Как же ему попасть шнурками в дырки, бедняжке!..» Поэтому его обувает бабушка, а душенька в это время читает. Видел ли кто-нибудь еще такого усердного мальчика?! Он даже умывается с книгой в руках. И — представьте себе! — при всем этом в школе его просто преследуют. Как это классный руководитель может говорить, что он совсем не занимается? Вот и сейчас поглядите на него: сидит, задрав ноги на стенку, — он, малыш, всегда так занимается — и глотает страницу за страницей, книгу за книгой. Других детей нужно подталкивать: «Занимайся, пиши, рисуй, кончил?» А с Ионелом — ничего подобного. Сознательный внучек, старательный! Не удивительно, что он стал таким… раздражительным. Да и как тут не стать раздражительным, если приходится столько заниматься? А она, вот и сейчас, только что с таким громом свалила у печки охапку дров! Правда, для нее она уже тяжеловата, но ведь мальчик занимается. И еще один недостаток есть у бабушки: вот, она несет ведро с водой и при этом так громко шаркает тапочками! Как же мальчику не раздражаться? Он весь погружен в книгу…

Но делать нечего. Ей все-таки придется побеспокоить его, послать за хлебом:

— Ионел… Ионел, душенька…

— Чего тебе?

Бедненький! Даже когда к нему обращаются, не оторвет глаз от книги!

— Сокровище мое, не сбегаешь за хлебом?

— Ох!.. Не дадут человеку почитать… бах! — дрова… дзинь! — ведро с водой… А теперь — еще и хлеб! Я хлеба не ем, иди сама, если тебе надо… А меня оставь в покое! Я занимаюсь… Не видишь?

И он сует бабушке под нос внушительную книгу в обертке из журнального листа, на котором крупными буквами написано «История».

Бабушка с почтением смотрит на толстую книгу и извиняется:

— Ну… не сердись, родненький, я сама схожу… занимайся, занимайся… душенька…

Когда бабушка возвращается, мальчик все так же неподвижно сидит с книгой. Только передвинул ноги с одной стены на другую.

— Вот умница, солнышко мое, как у него страницы мелькают! Уже кончил…

— Дай мне «зоологию»… Она в ранце… В голубой обертке, — приказывает Ионел.

Зоология немного потоньше. Какое счастье, что у них зоология! А вот если бы он потребовал румынский… Ох! Целых два килограмма! Или географию… Бедный мальчик!.. Вот, уже замелькали страницы. А учитель зоологии говорит, что он не занимается. Это он-то, который столько лет был отличником: с первого класса по четвертый… Правда, в последнее время он немного сдал… Но теперь? Теперь-то он будет первым в классе!.. И бабушка ходит по дому на цыпочках… И боится даже вздохнуть. Ионелу не нравится, как она вздыхает. Да, по правде говоря, ей и самой не нравится. Вздыхает она тяжело… Ну, что же поделаешь, старость!

Единственное, что беспокоит бабушку — это то, что Ионел почти не пишет. Да что там: совсем не пишет! Замирая от страха, бабушка решается на вопрос:

— Ионел, душенька… а писать вам не задавали?

Мальчик отвечает нехотя, не отрывая глаз от книги:

— М-да… задавали…

— А… почему ты не пишешь, душенька?

Душенька гневно швыряет книгу:

— Не видишь, что ли? Я учу!

— Не сердись, душенька… я подумала… может, помочь тебе чем-нибудь…

Ионел соскакивает с постели. Гнев его улетучился. Глаза весело сияют:

— Бабушка, ты ведь пишешь красиво? — Он роется в ранце и вытаскивает книгу и тетрадь: — Бабушка, милая, вот здесь… вот столечко… десять строчек… до сих пор… напиши мне… Нам задали списать… А мне надо учить… Ладно?

Бабушка надевает на нос очки и принимается за дело.

Ионел поднимает с полу книгу и, задрав ноги на стенку, погружается в чтение.

Минут через тридцать бабушка подходит к мальчику:

— Вот… я кончила…

Хорошо?

— Очень хорошо, бабушка, очень хорошо…

Иди сюда, я тебя поцелую… — Он счастливо чмокает ее в щеку. Потом вытаскивает из ранца другую тетрадь: — Бабуся, милая, сделай мне эту карту… Вот здесь… Притоки Серета.

Бабушка трет себе глаза.

— Плоховато я вижу… здесь так мелко написано, душенька.

— Ну, бабушка, помоги… Мне надо учить.

На следующий день Ионел возвращается из школы разгневанный.

— Что ты наделала? Я получил четверку… И все из-за тебя. Посмотри! Всю карту перечеркали красным карандашом! Что, Дунай, по-твоему, — приток Серета? А Муреш?! Олт впадает в Черное море? Хороша помощь! Разуй глаза, почитай в книге, если не знаешь… — И, строго поглядев на нее:

— Ну, чего стоишь? Давай делай снова…

Бабушка садится за стол. Водя пальцем по книге, она читает:

— «У Серета очень много при… прито… притоков… С севера на юг, по правому берегу: Сучава, Молдова, Бистрица, Тротуш, Милков, Бузэу…»

Мальчик, как всегда, лежит, задрав ноги на стенку и держа в руках зоологию… Он тоже читает. Но примерно через пол — часа глаза его начинают понемногу слипаться. Он часто моргает… оторопело перелистывает страницу, читает еще несколько строк и сам не замечает, как его ноги соскальзывают со стены, а зоология падает на коврик возле кровати.

— Душенька, сон сморил… Да и как же иначе? Столько уроков… — Бабушка вздыхает, потом осторожно поднимает книгу, взвешивает ее в руке: — В мое время книжки были потоньше… — и начинает листать. — Как мелко написано! — Она поправляет очки и читает наугад:

«…Стоя на берегу, беглец смотрел вслед пиратам. Те уходили на всех парусах… Тогда, одной рукой натягивая уздечку, а другой почесывая затылок, он выхватил пистолет и начал стрелять…»

Бабушка ничего не понимает. Она снимает очки, тщательно их протирает и, получше устроив их на носу, перелистывает страницу:

«С ужасным воплем он метнул кинжал в пальму, но она исчезла… Страшное подозрение закралось в душу пирата: не обман ли это ?»

Подозрение — совсем как в книге — закрадывается в бабушкину душу. Разве это зоология? А может, это обман? Она направляется к столу и вытаскивает из ранца «Румынский язык». В книге полно картинок. Бабушка облегченно вздыхает. Значит, она ошиблась. В учебнике румынского и в ее времена были картинки — портреты писателей. Она внимательно смотрит на первый рисунок. Лицо ей неизвестно. Наверное, какой-нибудь молодой писатель… и глаз у бедняжки завязан… Кто бы это был? Она читает надпись: «Том Кривой, молодой бандит из Чикаго». Другая фотография: «Дик-Кит»…

• Предыдущая
• 22/55
• Следующая