Шотландия. Автобиография - Фруассар Жан - Страница 95

• Предыдущая
• 95/135
• Следующая

К сожалению, мне пришлось уйти с работы в комитете Объединенного союза шахтеров в Дунфермлине, потому что на танцах я встретила одного молодого парня. Я узнала, что он не из Файфа, у него ланкаширский выговор, и он начал танцевать со мной. В середине танцев, в перерыве, я ушла, и это был, более или менее, случай… сейчас бы это назвали изнасилованием. Но в те дни это так не называлось. Я сама заварила кашу, из которой выбраться не сумела. И после этого я забеременела. Когда я сходила к врачу, он осмотрел меня и сообразил, что мой рассказ — правда и что меня взяли силой. И доктор сказал: «Как же ты боссу расскажешь? Это ведь трудно». Он был врачом миссис Моффет [жены ее начальника]. И он сказал, что сам им расскажет, чтобы мне не пришлось ничего говорить. И вот, вся дрожа, я отправилась в контору ОСШ, в ожидании, что же скажет мистер Моффет. Потом однажды утром он сказал: «Что ж, у меня о тебе плохие новости. Я очень разочарован». Ну, вы понимаете. Он сказал: «Потому что ты нам нравилась, мы были довольны, как ты свою работу выполняешь». Мисс Мортон, бухгалтер, сказал мне: «Мне все равно, если ты будешь работать до того дня, как родится ребенок. Это никого не касается, пока ты делаешь свою работу». Но мистеру Моффету пришлось вынести вопрос на комитет, и они сказали, чтобы я отправлялась домой к друзьям в Кэмбусланг, а когда рожу ребенка, то будут рады моему возвращению и вновь возьмут меня на работу.

И я ушла и уехала в Кэмбусланг. К тому времени я была уже на шестом месяце. И без работы. Потом, конечно, когда стало заметно, деньги платить перестали, и мне пришлось идти в то место, которое называется третейским судом. И пока этого не случилось, денег не было. Ну, я знала, что по закону считаюсь трудоспособной до восьмого месяца беременности. Они подробно меня расспросили обо всем. И сказали: «А где тот молодой человек?» и «Почему я нахожусь в Кэмбусланге, хотя жила в Файфе?». Я сказала, что друзья у меня есть только в Кэмбусланге. И других нет. Где я родилась? Есть ли у меня родственники? Они очень много расспрашивали о родственниках. У меня нет близких родственников, только двоюродные, а с ними я связей не поддерживаю. И они сказали: «Хорошо, тогда приходите в пятницу». Когда я вернулась в пятницу, они заявили: «Очень жаль, но денег для вас нет. Мы ничего не можем вам дать». Тогда-то я не на шутку разозлилась. Мне очень хотелось выдернуть мужчину из-за конторки. Я сказала: «Послушайте, у меня нет родственников. Меня кормили и одевали чужие люди». Когда я пришла домой к своим друзьям, мне предложили пойти в работный дом, который находился в Гамильтоне, и попроситься туда. Но друзья не позволили этого сделать, чтобы ребенок не родился в работном доме. Так что я осталась с ними, и они содержали меня, пока я не получу своих денег. Я выиграла в третейском суде, вернула свои несколько шиллингов в неделю и смогла с ними расплатиться.

У меня родился ребенок. Это был мальчик. Когда я носила ребенка, то работала неполный день. Однажды, когда я получала пособие по бедности, мне предложили завести судебный процесс против отца ребенка. Ну, так я и поступила, начав дело с адвокатом. Но я не относилась к этому всерьез, так как дело касается судов, ведь обычно вас привлекают к суду — ведь обычно девушка стоит перед судом, а не отец. Вот вы стоите в суде, и ваш моральный облик и все прочее рассматривается в суде, а мне не хотелось заходить так далеко.

Но молодой человек был в Лохгелли, и моя домовладелица, у которой я жила в Лохгелли, рассказала мне о нем, дала мне его адрес, и я написала туда. Он пришел через Кэмбусланг повидаться со мной. Но тогда я была уже на восьмом месяце. Он вошел и сказал, что женится на мне, как только родится ребенок. И я сказала: «Сейчас или никогда. Если ты не можешь жениться до того, как у меня появится ребенок, то и не надо». И он вышел, и я больше никогда его не видела. Так что до суда я дело не доводила.

Когда родился ребенок, мне пришлось пойти к регистратору, и он предложил повременить с записью ребенка, пока я не приведу отца. Я сказала: «Нет, давайте просто записывайте». Так что ребенок получил мою фамилию. Ну да, записали его, разумеется, как внебрачного. Я должна была содержать его сама. Я сумела получить работу машинистки на неполный день… Когда я работала, за ребенком присматривала подруга. Она была замужем и готова была усыновить его, потому что в то время детей у нее не было. Но мне совсем не понравилась мысль, что я буду смотреть, как моего ребенка, совсем рядом со мной, растит кто-то другой. Поэтому я отказалась от этой идеи и работала, чтобы содержать его. Деньги, что я получала — пятнадцать шиллингов на себя и три на ребенка. Тогда на три шиллинга даже нельзя было молока ребенку купить, когда он вырос, чтобы из бутылочки есть. Но я сумела раздобыть еще немного шиллингов вдобавок к этим деньгам. Я подала заявку на то, что сейчас назвали бы единовременной выплатой, в социальную службу, чтобы приобрести одежду, чтобы я могла прилично выглядеть и получить работу, потому что когда ищешь работу в офисе, то предполагают, что ты будешь иметь опрятный вид. И вот я подала заявление о помощи. Прежде всего я попросила дополнительное пособие на ребенка. Они сказали, что если я заимею свидетельство, что он получает недостаточно питания, то мне что-то выделят. И меня завернули. Потом я, конечно, обратилась за средствами на одежду. Один из джентльменов в офисе в Рутерглене, где я подавала заявление, оказался внимателен ко мне, и когда я обратилась с этой просьбой и получила пособие, он помог мне с работой. Он связал меня кое с кем, и я получила работу, которая очень мне помогла. Это был очень добрый человек.

В 1940 году, когда Муссолини объявил войну Англии, города Шотландии стали свидетелями беспорядков и актов насилия, обращенных против итальянцев, которые до той поры не пробуждали никаких враждебных чувств. Вскоре после этого все итальянцы в возрасте от семнадцати до шестидесяти лет были интернированы или высланы из страны. В июле 712 итальянцев отправили из Ливерпуля в Канаду на борту корабля под названием «Арандора стар», который вез 1500 «враждебных иностранцев». Судно было торпедировано немецкой подлодкой, и 450 интернированных итальянцев утонули, большинство из них были лавочниками или работали в кафе. Всего на корабле погибли 805 человек — интернированных, охранников и членов экипажа.

Интервью с теми, кто выжил после гибели лайнера «Арандора стар», который был потоплен немецкой подводной лодкой в Атлантическом океане, свидетельствуют, что, несмотря на возникшую на борту среди немцев и итальянцев недостойную панику, многие человеческие жизни можно было бы спасти.

Когда обезумевшие немцы бросились к спасательным шлюпкам, стараясь опередить итальянцев, в свалке десятки людей были сброшены за борт. Британским солдатам и морякам пришлось тратить драгоценное время, которое можно было посвятить спасательным работам, на то, чтобы силой разделить иностранцев. В действительности, несколько британских матросов ушли на дно вместе с лайнером, когда прилагали отчаянные усилия, чтобы вывести наверх иностранцев.

Враждебность между немцами и итальянцами приобрела такой накал, что, даже высадившись на берег в шотландском порту, они продолжали нападать друг на друга, и их пришлось разместить в отдельных зданиях.

Мартин Вериндер из Ромфорда, 18-летний стюард с «Арандора стар», сказал, что вряд ли хоть кто-нибудь спасся бы, не будь предприняты попытки удержать немцев и итальянцев под контролем.

«Когда они кинулись к лодкам, то каждый думал только о себе, — сказал он, — солдатам и матросам пришлось им угрожать. Я даже видел, как один немецкий матрос, у которого, как казалось, было намного больше здравого смысла, чем у прочих, схватил винтовку и бил прикладом своих соотечественников. И, сев в шлюпки, интернированные тоже думали лишь о своей шкуре — когда с аэроплана сбросили хлеб и консервы, они жадно хватали их, а несколько человек начали есть так быстро, как могли. Солдатам пришлось отбирать у них еду, чтобы потом разделить поровну.

• Предыдущая
• 95/135
• Следующая