Шотландия. Автобиография - Фруассар Жан - Страница 16

• Предыдущая
• 16/135
• Следующая

Нас часто выпускали на свежий воздух, и мы учились владеть луком и стрелять из оного, держать клюшку для гольфа, фехтовать палками, а еще бегать, прыгать, плавать, бороться, состязаться друг с другом, причем каждому подбирали пару, как на уроках, так и во время занятий на воздухе.

Счастливая, блаженная пора! Лишь наше небрежение и неблагодарность вынудили Господа сократить срок обучения, отчасти из-за того, что учеников было слишком много, и наставник стал уставать, отчасти же из-за недуга, каковой Бог, карая за наши грехи и презрение к Его Писанию, наслал на Монтроз, от которого до Лоуги всего две мили; потому учеников распустили, и мы с братом, подробно остальным, вернулись домой.

Я провел в той школе почти пять лет и за это время, припоминаю, услыхал о свадьбе Генриха и Марии, короля и королевы шотландцев; об убийстве сеньора Давида (Риччо. — Ред.); о смерти короля в Филдской церкви; о пленении королевы в Карберри и о событиях на Лэнгсайдском поле… Еще я ясно помню, как мы вышли на пустошь, чтобы полюбоваться костром, разожженным на вершине горы в честь дня рождения короля…

Возвращение королевы Марии в Шотландию ознаменовало наступление одного из наиболее ярких периодов в политической истории страны. Прибытие Марии описал Джон Нокс, причем текст написан уже после убийства Риччо, и в нем немало язвительных замечаний и воспоминаний.

Девятнадцатого августа 1561 года, между семью и восемью часами утра, Мария, королева шотландцев, прибыла из Франции, вдовая, на двух кораблях… Само небо в миг ее прибытия ясно дало понять, что сулит стране возвращение королевы, а именно — горе, боль, тьму и нечестие. На памяти тех, кто живет ныне, небеса впервые были столь темны и оставались таковыми еще два дня; лил проливной дождь, сам воздух пахнул премерзко, а туман пал такой густой и плотный, что нельзя было разглядеть ничего на расстоянии шага от себя. Солнца не видели целых пять дней. Господь послал нам предостережение, но увы — многие из нас ему не вняли.

Убийство секретаря и, возможно, любовника королевы Марии итальянца Давида Риччо, совершенное супругом королевы лордом Дарили и его друзьями, стало вехой в истории и без того бурного правления Марии Стюарт. Описание жестокого убийства Риччо — а королева в ту пору готовилась разрешиться от бремени — составил один из доверенных советников Марии, дипломат и воин сэр Джеймс Мелвилл, ставший пажом королевы в четырнадцать лет, а позднее назначенный личным советником и постельничим. Наиболее интересны набросанный им портрет Риччо и очевидное всем покровительство Марии итальянцу, вопреки советам сэра Джеймса.

Прибыл к нам, в свите посла Савойи, некий Давид Риччо из Пьемонта, юноша, веселый нравом и хороший музыкант; в распоряжении ее величества уже имелись три певца, и она пожелала четвертого; тогда ее величеству рассказали об этом человеке, который мог бы стать четвертым, и привели его, чтобы он спел с остальными; позднее, когда посол отбыл, он остался в нашей стране и состоял при королеве как певец.

А еще позднее, когда секретарь ее величества уехал во Францию, этот Давид получил сию должность, занял высокое положение и привлек внимание ее величества, причем знаки внимания оказывались ему нередко на глазах сановников и когда проходили государственные советы; и потому многие ему завидовали и ненавидели его, и одни сановники глядели с неодобрением, а другие старались не замечать его, когда входили к королеве и видели, как он беседует с ее величеством.

Потому не без некоторого страха пожаловался он мне на все это и попросил моего совета. Я сказал ему, что чужакам нередко завидуют, когда они принимаются вмешиваться в дела другой страны. Еще я сказал, что люди верят, будто он заправляет ныне едва ли не всеми делами, и посоветовал на глазах вельмож оказывать им подобающее уважение и попросить о том же ее величество. Он так и поступил, а позднее сообщил мне, что королева не пожелала что-либо менять. Наблюдая воочию, как крепнет ненависть среди знати к этому Давиду и что ее величество своим упорством его губит, я воспользовался случаем и дал ей тот же совет, какой давал сеньору Давиду, как сказано выше. Ее величество возразила мне, что ни в какие дела он не вмешивается, лишь ведет ее французскую переписку, как и прежний секретарь; и всякий, кто обвиняет его в чем-либо, должен это осознать, а она никому не позволит указывать ей, как вести повседневные дела. Она поблагодарила меня за мою заботу и пообещала впредь быть осторожнее.

Король, то есть Дарнли, пожалуй, слишком легко согласился на убийство сеньора Давида, каковое подготовили лорды Мортон, Рутвен, Линдсей и прочие, возжелавшие подчинить себе двор и парламент. Король в ту пору был еще очень молод и не слишком опытен в управлении страной. Также считали, что план был известен графу Ленноксу, который имел покои во дворце; а еще графам Атоллу, Босуэллу и Хантли, последние два покинули дворец через окно и бежали к садику, обнесенному неглубоким рвом. Злодейство совершилось в субботу в марте 1565 года (по старому календарю) около шести вечера.

Когда королева села за трапезу в своих покоях, десяток вооруженных мужчин ворвался во двор, прежде чем закрылись ворота и у привратника забрали ключи. И некоторые из них пошли вверх по лестнице, ведомые лордом Рутвеном и Джорджем Дугласом, избранным епископом. Остальные задержались во дворе, размахивали обнаженными клинками и кричали: «Дуглас! Дуглас!». Между тем смеркалось.

Король еще раньше ушел к королеве и стоял у ее кресла, когда лорд Рутвен вошел в покой, не снимая шлема, а Джордж Дуглас следовал за ним вместе с прочими; они действовали решительно, повалили стол, и свечи, блюда и еда попадали на пол. Сеньор Давид прижался к королеве и принялся молить о пощаде; но Джордж Дуглас выхватил у короля кинжал и ударил Давида, и кинжал остался торчать в ране. Сеньор Давид громко закричал, его оттащили от королевы, которая не могла его спасти, ибо убийцы не слушали ни мольбы, ни повелений. Его выволокли из покоев и закололи снаружи, а ее величество все это время держали взаперти.

После убийства супруга Марии лорда Дарили в 1567 году и скоропостижного выхода замуж за главного подозреваемого в убийстве, графа Босуэлла, всего три месяца спустя, положение королевы изрядно пошатнулось. Она утратила доверие подданных, а после неудавшейся попытки двинуть армию против недовольных аристократов ей оставалось лишь признать поражение. Марию схватили и содержали в плену в Лохлевене, где она вынужденно отреклась от престола в пользу своего сына Джеймса. В канун бегства из заключения Мария написала письмо «драгоценной сестрице» Елизавете.

1 мая 1568 года

Мадам сестрица, медленное течение времени в моем прискорбном заточении и урон, понесенный мною от тех, кого я осыпала милостями, менее печалят меня, нежели невозможность поведать Тебе о моем злосчастии и обо всех тех ранах, которые наносятся мне со всех сторон; почему, изыскав удобный случай и человека, согласившегося доставить весточку от меня, вверяю я свои мысли сему подателю и молю Тебя верить ему, как если бы я говорила сама.

Помнишь ли Ты, что некогда уверяла меня, будто, если увидишь кольцо, Тобою мне подаренное, то поможешь мне в затруднениях? Тебе ведомо, что мой брат Морэй завладел всем моим достоянием. Те, кто чем-либо владеет, отказываются меня поддержать; Роберт же Мелвин открыто сказал, что не смеет вмешиваться, хотя я считала его драгоценнейшим бриллиантом среди своих сокровищ. По каковой причине я молю Тебя, чтобы Ты, увидав сие кольцо, снизошла к своей доброй сестрице и кузине, и заверяю, что не будет у Тебя родственницы более любящей и близкой в сем мире. Подумай также о том, какой пример подают другим мои дворяне, и о моей судьбе, не как правительницы, но как ничтожнейшей из подданных.

• Предыдущая
• 16/135
• Следующая