Я родом из СОБРа - Зверев Сергей Иванович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/52
- Следующая
Поразмыслив, Алексей решил не давать ему спирта, которого у него была полная фляжка. Чем-то ему эти равнодушные глаза не понравились. Он протянул полупустую пачку в грязную руку и сказал:
– Оставь себе.
Солдат спрятал пачку за пазуху, затем медленно наклонился и прикурил от тлеющего обломка паркета. Чижов придвинул к себе открытую горячую банку, которая начала исходить одуряющим аппетитным запахом, прижал ее к полу ножом и ложкой зачерпнул горячее месиво. Перед этим он глотнул из фляжки и теперь торопливо жевал, стараясь забить резкий сивушный запах во рту. Вопреки его ожиданиям, солдат не попросил у него выпить, равнодушно проследил, как Алексей заворачивает крышку на горлышке, и стал медленно ковырять штык-ножом тушенку. «Ну да, они ж тут все на сухпае сколько сидят, он сытный, но через три дня в горло не лезет», – сообразил Алексей и перестал удивляться отсутствию аппетита у соседа.
– Воду дайте, если есть, – произнес боец с набитым ртом и посмотрел на офицера.
Алексей вытащил полную пластиковую бутылку и протянул солдату.
– Несколько глотков, – предупредил он, зная, что с водой у них напряженка.
Солдат торопливо начал глотать. Его мучила жажда, водопровод в разбитом здании не работал.
«Да хрен с ней, с водой, – решил Алексей, наблюдая за тощим дергающимся кадыком. – Завтра уже должны наши подойти... наверное...»
– Как тебя зовут? – повторил он, когда солдат с сожалением оторвался от бутылки и протянул ее обратно.
– Лешка, – солдат закурил и опять стал смотреть на огонь. Губы его тронула легкая странноватая улыбка, и он несколько раз мигнул.
– Тезка, значит, – проговорил Алексей. – Давно воюешь?
– Второй месяц уже. До дембеля полгода осталось. Не знаю, доживу или нет...
И худой Лешка снова улыбнулся, хотя ничего смешного в том, что он сказал, не было.
Утешать солдата смысла не имело, он уже успел насмотреться на ужасы войны, и слова ободрения, мол, ерунда это все, все будет в порядке, не произведут на него впечатления, он слишком хорошо понимал, где находится.
Алексей решил снова хлебнуть немного. В желудке стало тепло – может, от горячей каши, а может, и от спирта. И почувствовалось, как эта теплота слегка отпускает натянутые нервы, расслабляет их. «Глотнуть можно, но только не напиваться», – решил Чижов и снова потянул к себе фляжку.
– Наше отделение в засаду попало, – вдруг проговорил его тезка, и снова дерганая улыбка исказила его лицо, исчезнув, как рябь на воде после дуновения ветерка. – Кого ранило, кого убило, а я один целый и невредимый, – продолжал он быстро. – Меня в другое отделение. А там подрыв на БТР. Снова – кто убит, кто покалечен, кто ранен. А на мне ни царапинки...
Алексей потянул в себя обжигающую жидкость.
– Ну, меня в третье отделение. А там мне говорят: слышь, иди на хер отсюда, не будем мы с тобой служить.
Чижов поперхнулся, закашлялся и быстро бросил в рот ложку каши. Затем он поднял глаза на солдата. Тот снова улыбался тихой улыбкой, увидев которую любой врач без промедления отправил бы его в психушку.
– Ну и где ты сейчас? – спросил Алексей.
– Перевели в другую роту, вот воюю... Пока еще не убили. – И снова та же улыбка.
Чижов покачал головой, хотел что-то сказать, но передумал.
– Я спать лягу, – он глянул на часы. – Поднимешь в полпятого.
– Часы дайте, у меня нет, разбились.
Алексей снял часы, отдал Лешке, нашел снятую с петель дверь, которая служила постелью для сменных часовых, и провалился в темноту.
Утром, едва рассвело, на улицах опять оживленно застучали очереди. Немного позже подошедшие танки стали бить прямой наводкой по огневым точкам боевиков, превращая в груды щебня жилые строения. Пыль заволокла все вокруг, в ушах стоял постоянный непрекращающийся звон. Автоматная стрельба усилилась, и пехота бросилась отвоевывать очередные метры городских кварталов, прячась в развалинах и накапливаясь для броска через проезжую часть улицы.
На этаже показался Влад – он собирал своих, чтобы идти дальше. С ним был и проводник в неизменной черной маске.
– Слышь, Влад, а чего это он в маске ходит? – улучив момент, спросил Алексей у разгоряченного командира группы.
– Да не знаю я! – отмахнулся тот, взглядом пересчитывая людей. – Наверное, не хочет, чтобы его узнали в лицо. Он же местный, отсюда... Вот, кстати, ты с ним и пойдешь первым! Заодно и узнаешь, чего это он в маске ходит, – Влад хохотнул, но Алексей понял, что это был приказ.
– Мы пойдем дворами, – сказал проводник, оглядев стоящих вокруг него полукругом спецназовцев. – Войска двигаются по центральным улицам, города они не знают, и там же их ждет основное сопротивление. Мы срежем путь и попытаемся проскочить в тылу у боевиков. Нас там явно не ожидают. Ну а если бой, то на нашей стороне внезапность.
Проводник обернулся к командиру группы. Тот хмуро кивнул и поправил автомат.
– Разбиться на тройки и постарайтесь держаться в пределах видимости! Порядок передвижения знаете. Двигаться по одному, остальные прикрывают. И не теряйтесь в этих гребаных развалинах, а то потом...
Влад не закончил, но все поняли, что в случае отставания или потери ориентировки никто никого искать не будет. Группа будет двигаться быстро, как только возможно, и соблюдать маскировку. Не будешь же, в самом деле, лазить по кучам щебня и камней и, приставив руки рупором ко рту, громко кричать: «Вовка, ты где?!»
Алексей никогда не видел разрушенного Сталинграда, но сейчас это не выходило у него из головы. Постоянный грохот выстрелов, автоматных и артиллерийских, пыль и разбитые дома, стоящие в окружении громадных каменных обломков и щебня, поневоле наводили на подобное сравнение.
– Ну что, пошли? – прервал затянувшееся молчание проводник и первым перелез через разваленный невысокий каменный забор.
Через десять минут Алексей уже взмок. Пот заливал глаза, тяжелая каска-«сфера» ощутимо мешала поворачивать голову; бронежилет тянул к земле, когда Чижов передвигался в полусогнутом положении. Проводник быстро вел группу по еще мало тронутым обстрелом кварталам. В небольшом дворике он наконец остановился и присел на обшарпанную деревянную скамейку, стоявшую под двумя голыми деревьями. Рядом была полузасыпанная песком и снегом детская песочница с разрушенными бортиками. Невдалеке виднелись ржавые качели без сидений.
– Подождем остальных, – сказал он и глубоко вдохнул, оглядываясь.
Алексей присел рядом, только спиной к нему, и положил винтовку на колени, контролируя противоположную сторону двора. Он тоже глубоко дышал, стараясь за короткое время восстановить дыхание.
– Можно покурить, – сказал проводник и поднял маску.
Чижов украдкой бросил на него взгляд. Он несколько удивился. Рядом сидел молодой, примерно одних лет с ним, кавказец. Недельная щетина уже густо покрыла его подбородок и щеки. Темные глаза на бледном лице блестели от напряжения и усталости.
– Что смотришь? – улыбнулся проводник, щелкая зажигалкой. – Думал, я русский? Кто ж еще вам будет дорогу показывать, если не русский, да? Но ты прав, здесь еще много русских осталось, хотя еще больше уехало... Я осетин.
Алексей не курил. Он внимательно всматривался в черные провалы подъездов дома, стоящего напротив.
За его спиной послышались шаги. Кто-то подходил к скамейке. Алексей не оглядывался в полной уверенности, что это кто-то из своих. И тем более проводник смотрел в ту сторону. Человек сел на скамейку между Алексеем и проводником и сказал что-то. Через секунду Чижов сообразил, что это было сказано не на русском. Он медленно повернул голову. Рядом с ним сидел боевик и смотрел на проводника, как тот достает сигарету из кармашка разгрузки. Сам чеченец был одет в теплый спортивный костюм, с черной зимней шапочкой на голове. Автомат он положил на колени и вздохнул, беря сигарету из рук осетина. Алексей был в ступоре. Он смотрел, как чеченец прикурил и с наслаждением выпустил струю дыма вверх. Вот он что-то спросил у проводника, тот отрицательно покачал головой и встал, забрасывая ремень автомата за спину. Чеченец начал поворачиваться к Чижову. Алексей стал неосознанно поднимать двумя руками винтовку, думая о том, кто кого опередит с выстрелом. У обоих оружие лежало на коленях. («Я пробью его насквозь, конечно, только остановит это его или нет, я не знаю... В горячке, может, и нет. Значит, надо стрелять два раза».) В этот момент проводник быстро вытащил нож и другой рукой откинул голову чеченца в сторону, затем коротко размахнулся и всадил тому в шею широкое охотничье лезвие. Алексей вскочил и отпрыгнул в сторону. Осетин тоже отшатнулся и чуть не упал, выдергивая нож из раны. Боевик свалился возле лавочки и выгнулся в агонии, зажимая шею руками. Глаза его вылезли из орбит, он страшно и негромко сипел, кровь сквозь сомкнутые пальцы выливалась толчками и окрашивала темно-синий спортивный костюм в красный цвет. Чижова передернуло, и он поднял глаза.
- Предыдущая
- 20/52
- Следующая
