Орел в песках - Скэрроу Саймон - Страница 10

• Предыдущая
• 10/18
• Следующая

– А их за что?

– За то, что они идумеи и не произошли от первых двенадцати еврейских колен.

Макрон покачал головой.

– Похоже, эти иудеи довольно упертые. И с какого хрена? Ведь их покоряли все завоеватели, которые проходили по этим землям.

Симеон пожал плечами.

– Возможно, они верят, что их бог спасает их для чего-то важного.

– Их бог? – Катон с любопытством посмотрел на проводника. – Ведь он и твой?

– Я уже говорил, я больше не имею отношения к этой вере.

– А во что ты веришь?

Симеон ответил не сразу, бросив взгляд на людей, проходящих крещение.

– Я и сам уже не знаю, во что верю…

– А что насчет тех людей, мимо которых мы проехали вчера? – вмешался Макрон. – Ессеи, или как их там…

– Ессеи, – подтвердил Симеон. – Тут все просто. Ессеи верят, что мир человеческий погряз в пороке, зле и бездуховности. Поэтому бог не жалует Иудею. Сами они пытаются жить простой, безыскусной жизнью. Все имущество принадлежит общине, и они живут в строгом соответствии со священными писаниями.

– С такими небось и не выпьешь толком?

Проводник бросил взгляд на Макрона:

– Нет. Пожалуй, нет.

– Есть еще какие-нибудь значительные течения?

– Еще одна секта. Ее приверженцы живут в деревушке недалеко от Бушира. Во многом похожи на ессеев, по крайней мере некоторые – они считают себя истинными последователями Иегошуа. К сожалению, те, кто с ними не согласен, призывают к мятежу.

– Их возглавляет Баннус, – сказал Катон.

– Да, ты прав, – Симеон удивленно взглянул на центуриона.

– Слышал о нем в Иерусалиме, – торопливо объяснил Катон.

Симеон продолжал:

– По словам Баннуса, Иегошуа хотел, чтобы его люди силой утверждали его учение, а ессеи пытаются возглавить движение и исказить веру Иегошуа. Он утверждает, что ессеи превратили ее в бессильный набор суеверий. Забавно: хотя в Иудее у них сторонников немного, но сеть протянулась по всей империи – так считает мой друг Флориан.

– И кто руководит этим течением? – спросил Катон.

Симеон пристально посмотрел на центуриона:

– Ты действительно хочешь знать? Настоящую опасность представляет Баннус. Уберите его – и, возможно, в провинции настанет мир.

– Да, ты прав, – спокойно ответил Катон. – Просто я люблю знать подробности, вот и все.

Берег Иордана постепенно поднимался, дорога шла мимо рощиц и полей, орошаемых водой из реки, дающей жизнь всей долине. К вечеру отряд достиг подножья гор, переходящих в громадное плато; земля стала более пустынной – мало было признаков жизни, только иногда попадалось стадо овец под присмотром подпасков. Едва завидев всадников, дети поспешно гнали животных прочь, скрываясь в овражках, прорезавших равнину.

Когда солнце стало клониться к горизонту, Симеон направил колонну в вади; дорога вгрызалась в крутой склон, петляя между скал. Вскоре проход стал таким узким, что пришлось двигаться гуськом. Кони осторожно ступали по тропе, держась подальше от острых стен. То и дело лошадь задевала камешек, и он катился вниз по склону, сопровождаемый дождем гальки. Русло совершенно пересохло, и под палящим солнцем не росло никакой зелени; шум проходящей колонны эхом отзывался в нависающих каменных стенах.

До заката осталось не больше часа.

– Симеон, на дороге ночевать не следует, – напомнил Катон.

– Чуть дальше есть широкий карниз. Там и разобьем лагерь.

– Это безопасно?

– Да. Тропа тянется в обе стороны от карниза, другим путем туда не доберется никто, даже горная коза.

Катон удовлетворенно кивнул.

Всадники выбрались на карниз с последними лучами солнца, уходящего за горизонт. Небо зажглось оранжевыми и пурпурными оттенками. Солдаты устало спешились и привязали лошадей подальше от края. Из седельных мешков достали корм и распределили между лошадьми. Оптион выставил часовых на тропе по обе стороны от карниза, остальные стали готовиться ко сну.

Макрон приказал костров не жечь. В чистом горном воздухе огонь будет заметен за много миль и выдаст бандитам – или, хуже того, сикариям – расположение отряда. С наступлением темноты Макрон, Катон и Симеон сели на плоский камень и стали смотреть на запад, на долину Иордана. Слева протянулось Мертвое море – темное и зловещее, под стать своему названию. На другом краю широкой долины горели далекие костры; воздух был настолько прозрачен, что Катон различал даже искры.

Он протянул вперед руку:

– Это Иерусалим?

Сидящий рядом Симеон прищурился и кивнул:

– Да. У тебя острый глаз, римлянин. Очень острый.

– У нас без этого никак.

Макрон поежился.

– Холодно. Там, внизу, мне и в голову бы это не пришло.

– Ночи станут еще холоднее, когда поднимемся на плато, – сказал, вставая, Симеон. – Пойду принесу одеяла.

– Спасибо.

Проводник двинулся в сторону темных фигур солдат, готовящихся ко сну. Катон запрокинул голову и устремил взгляд в небо. Оно, как и говорил Симеон, было прекрасно. Сотни звезд сверкали холодным неземным светом.

– Ты знаешь, я, кажется, понимаю, почему наш друг любит такую жизнь.

– Что тут любить? – проворчал Макрон. – Холод, вокруг враждебные местные, и поблизости ни приличной харчевни, ни теплой женщины. Всегда мечтал!

– Это да, но посмотри на звезды… Волшебный вид.

Макрон внимательно всмотрелся в затемненные черты друга и с сожалением покачал головой.

– Ты в армии уже сколько, почти четыре года?

– Да. И что?

– И когда ты прекратишь разговаривать, как распроклятый поэт?

– Не знаю, – тихо ответил Катон. – Наверное, когда вдоволь насмотрюсь на этот мир, чтобы устать от него.

– Жду не дождусь, – вполголоса сказал Макрон; возвращался Симеон, держа под мышкой толстые солдатские одеяла.

Утром отряд двинулся дальше. Холодной ночью не всем удалось выспаться, однако усталые солдаты внимательно оглядывали нависающие утесы в поисках признаков опасности. Вскоре тропа расширилась, склоны стали более пологими. Катон вздохнул с облегчением, оказавшись рядом с Симеоном и Макроном.

– Похоже, мы ускользнули.

– Трусливые бабы, – буркнул Макрон. – Вот кто они.

Симеон не ответил. Он внимательно изучал невысокий гребень, который обозначал начало плато. Внезапно проводник натянул поводья.

– Ты поторопился, центурион, – тихо сказал он. – Посмотри туда.

Катон пробежал взглядом по гребню горы и замер, увидев, как группка людей поднимается с камней – их силуэты обозначились на фоне неба. Появлялись еще люди, десятки людей, а потом – шеренга всадников перегородила дорогу на перевале. Оптион прокричал приказ своим людям сбросить поклажу, надеть шлемы и приготовить оружие. Макрон потянулся к рукояти меча.

– Ну вот, начинается, – спокойно сказал центурион.

Симеон оглянулся на Макрона и невесело улыбнулся.

– Неплохо для трусливых баб.

И тут один из всадников послал свою лошадь вперед, к римлянам.

– Это Баннус, – сказал вполголоса Симеон.

Катон, снявший соломенную шляпу и приладивший на голову шлем, удивленно посмотрел на проводника:

– Ты с ним знаком?

– Встречались раньше.

– Надеюсь, как друзья?

– Мы были друзьями много лет назад. Теперь нет.

– Надо было раньше об этом сказать, – проворчал Катон.

– Я не думал, что это важно, центурион. И потом, ты не спрашивал.

– Если мы выпутаемся, хорошо бы получить ответы на несколько вопросов.

Баннус остановил лошадь недалеко от римлян, улыбнулся, узнав проводника, и заговорил по-гречески:

– Когда мои люди рассказали про лучника в форте, мне следовало догадаться. Этих римских солдат сюда никто не звал, но мир тебе, Симеон из Бетсаиды.

– И тебе, Баннус из Ханаана. Чем мы можем служить тебе?

– Пусть эти два римских офицера сдаются. А ты и остальные можете вернуться в Иерусалим – мы только заберем оружие.

• Предыдущая
• 10/18
• Следующая