Шопенгауэр как лекарство - Ялом Ирвин - Страница 33

• Предыдущая
• 33/88
• Следующая

— Спасибо, Филип, — сказала Бонни. — Наверное, мне не стоило употреблять таких ученых слов. Тони, ты молодец. Держишь слово спрашивать всякий раз, когда что-то не понял. Когда пару месяцев назад ты признался, что стыдишься своей работы, это сильно подействовало на меня и помогло заговорить о своих проблемах. Ну ладно, вернемся к моей школе. Ребекка была, что называется, моей противоположностью — абсолютно во всем. Я готова была умереть, чтобы подружиться с Ребеккой, убить кого угодно, чтобы статьРебеккой. Вот это и мучает меня сейчас: уже две недели меня преследуют воспоминания о моем кошмарном детстве.

— Та маленькая толстушка ходила в школу много лет назад, — сказал Джулиус. — Что заставило ее вернуться сейчас?

— Это и есть самое ужасное. Не хочу, чтобы Ребекка разозлилась на меня…

— Лучше обращайся прямо к ней, Бонни, — поправил Джулиус.

— Хорошо, — сказала Бонни и повернулась к Ребекке: — Я хочу сказать тебе, но не хочу, чтобы ты на меня разозлилась.

— Я вся внимание, — ответила Ребекка, не отрывая глаз от Бонни.

— Когда я вижу, как ты крутишь мужчинами здесь, в группе — как ты их соблазняешь, как они смотрят на тебя, — я чувствую, что абсолютно беспомощна, и все мои старые чувства вылезают наружу: толстая, страшная, никому не нужная, синий чулок.

— Ницше, — вставил Филип, — однажды сказал, что, если мы просыпаемся среди ночи в подавленном настроении, значит, наши враги, которых мы разбили давным-давно, возвращаются, чтобы преследовать нас.

Бонни, расплывшись в широкой улыбке, повернулась к Филипу:

— Спасибо, Филип. Не знаю, почему, но мне нравится эта идея о врагах, которых я однажды разбила и которые снова возвращаются, — мне даже стало легче. Иногда достаточно назвать вещи своими именами…

— Погоди, погоди, Бонни, — взмолилась Ребекка, — давай вернемся к теме. Как это я соблазняю мужчин — что ты имеешь в виду?

Зрачки Бонни расширились, она отвела глаза.

— Дело не в тебе, Ребекка, ты ничего такого не делаешь… Это я сама, моя реакция на нормальное женское поведение.

— Какое поведение? О чем ты говоришь? Бонни тяжело вздохнула и ответила:

— Ты прихорашиваешься. Красуешься — вот что я имею в виду. Я уже сбилась со счету, сколько раз за последнее время ты вытаскивала свои заколки. Ты то распускаешь волосы, то без конца их поправляешь. Раньше этого не было. Мне кажется, это как-то связано с приходом Филипа.

— Что? Что ты говоришь? — воскликнула Ребекка.

— Как однажды сказал святой Юлий, вопрос не является вопросом, если знаешь ответ, — вставил Тони.

— Почему ты не дашь Бонни самой сказать? — Взгляд у Ребекки заледенел.

Однако Тони нисколько не смутился.

— Дело ясное. Филип появился в группе, и ты сразу… стала нимфо… черт… как это слово?… в общем, ты на него клюнула. Я правильно говорю, Бонни?

Бонни кивнула.

Ребекка вынула косметичку, достала бумажный носовой платок и аккуратно, чтобы не размазать тушь, принялась вытирать глаза.

— Что я вам сделала?

— Вот этого я и боялась! — воскликнула Бонни. — Пойми, Ребекка, дело вовсе не в тебе. Ты не делаешь ничего плохого.

— Да за кого вы меня принимаете? Обвинять меня enpassantчерт знает в чем и потом говорить, что дело не во мне.

— En passant? - переспросил Тони.

— Enpassant, - вставил Филип, — значит на проходе, шахматный термин, когда пешка делает первый ход на две клетки, минуя пешку противника.

— Филип, а ты понтуешься — ты это знаешь? — сказал Тони.

— Ты спросил — я ответил, — невозмутимо ответил Филип, нисколько не задетый. — Если, конечно, твой вопрос действительно является вопросом.

— Ладно, сдаюсь. — Тони обвел глазами группу. — Я, наверное, тупею. Что-то в последнее время все чаще пролетаю. А что, мне кажется или на самом деле большие слова начали проскакивать все чаще? Может, Филип не только на Ребекку подействовал, а?

Джулиус решил, что пора прибегнуть к старому испытанному приему — переключить внимание с содержания на процесс, то есть перевести разговор с конкретных слов на отношения между спорящими:

— Да, друзья мои, обстановка накалилась. Может, прервемся на минутку и попробуем взглянуть на ситуацию? Для начала ответьте мне на такой вопрос: что, по-вашему, происходит сейчас между Бонни и Ребеккой?

— Сложно сказать, — отозвался Стюарт, всегда первым отвечавший на вопросы Джулиуса. Профессиональным медицинским тоном он прибавил: — Я лично не понимаю, чего именно хочет Бонни.

— То есть? — спросила Бонни.

— То есть я не могу понять, какую цель ты преследуешь. Тебе хочется поговорить об отношениях с мужчинами и о соперничестве между женщинами или ты просто хочешь уколоть Ребекку?

— Мне кажется — и то и другое, — заметил Гилл. — Я понимаю Бонни — это задевает ее старые болячки, и в то же время я понимаю Ребекку — она ведь могла автоматически поправлять волосы. Я лично вообще не вижу здесь ничего особенного.

— И вашим и нашим, Гилл. Поздравляю, — сказал Стюарт. — Как всегда, пытаешься примирить всех — особенно женщин. Ты поосторожнее. Кто часто ставит себя на место женщины, может лишиться собственного голоса. На прошлой неделе Филип правильно об этом говорил.

— Протестую. Женоненавистническое замечание, Стюарт, — откликнулась Ребекка. — Кто-кто, а уж врач должен это понимать. Все эти разговоры про «место женщины» просто смешны.

Бонни подняла обе руки и сделала «Т».

— Тайм-аут. Все, больше не могу. Это важный вопрос, но сейчас он не к месту — я больше не хочу об этом говорить. Как мы можем вести себя как ни в чем не бывало, когда Джулиус только неделю назад объявил нам, что умирает? Это моя вина: я не должна была поднимать эту тему — все это чепуха. Все чепуха по сравнению… — Наступило молчание. Все опустили глаза, а Бонни продолжила: — Все, беру свои слова назад. Мне нужно было начать не с этого, а со сна, который я видела неделю назад. Мне кажется, Джулиус, это касается тебя.

— Слушаю тебя, — сказал Джулиус.

— Была ночь. Я стояла на темной платформе… Джулиус прервал ее:

— В настоящем времени, Бонни.

— Да, пора бы мне уже привыкнуть. В общем, ночь, я стою на темной платформе и хочу сесть в поезд, который уже тронулся. Я иду быстрее, чтобы успеть, вижу — мимо проезжает вагон-ресторан, а в нем хорошо одетые люди, они едят и пьют вино. Я не знаю, как мне сесть. Поезд движется быстрее, и вагоны становятся все хуже и хуже, окна у них заколочены досками. Последний служебный вагон — просто голый каркас, который чуть не разваливается на части, и я вижу, как он уносится от меня, и слышу, что поезд дает гудок, такой громкий, что я просыпаюсь — четыре часа утра, сердце колотится со страшной силой, я обливаюсь потом. Больше я так и не заснула.

— Ты до сих пор видишь перед собой этот поезд? — спросил Джулиус.

— До мельчайших подробностей. Как он мчится по рельсам. Мне до сих пор так страшно. Просто мороз по коже.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Тони. — Я думаю, что поезд — это наша группа и из-за болезни Джулиуса она скоро развалится.

— Точно, — заметил Стюарт. — Поезд — это группа, она увозит тебя куда-то и дает тебе пищу — те люди в вагоне-ресторане.

— Да, но ты так и не села в него. Ты бежала? — спросила Ребекка.

— Нет, я как будто знала, что не смогу сесть.

— Странно. Ты хотела и в то же время не хотела сесть в поезд? — сказала Ребекка.

— Я даже не пыталась.

— Может, ты боялась? — предположил Гилл.

— Я когда-нибудь признавался вам, что влюблен? — неожиданно спросил Джулиус.

Наступила полная тишина. Джулиус лукаво взглянул на вытянувшиеся от удивления лица.

— Да, влюблен. В эту группу — особенно когда она работает как сегодня. Отлично. Просто молодцы. Вы великолепно справились со сном Бонни. Я тоже хочу внести свое предположение. Мне кажется, Бонни, что поезд означает и меня. От него несет ужасом и темнотой. И, как точно заметил Стюарт, он дает пищу. Так вот, я думаю так… Ты боишься его — как, должно быть, ты боишься меня или того, что ждет меня впереди. А этот последний служебный вагон, от которого остался один каркас, разве он не означает того, что скоро должно со мной случиться?

• Предыдущая
• 33/88
• Следующая