Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна - Страница 69
- Предыдущая
- 69/134
- Следующая
Князья перешептывались. Прикрепив с помощью оруженосца меч к поясу, Цицишвили сухо проговорил:
– Мы о «богоравном» не хуже тебя помним. А ты не хитри с нами. Сколько у тебя здесь дружинников?
– А тебе не все равно, князь?
– Да, нам, князьям Картли, не все равно. Мы защищаем замок Фирана Амилахвари, так тобою опозоренного. И знай, после твоего отъезда всех тайно здесь тобою оставленных мы уничтожим, как воров.
– Не хватит сил, дорогие! Я оставлю здесь семьсот арагвинцев! Удивлены? Неужели вы полагали, что владетель Арагвский не знает, с какой свитой навещать врага?
– К врагу совсем незачем ехать!
– О-о!.. Князь Палавандишвили, не тебя ли я видел у Георгия Саакадзе! И вы все, доблестные, разве не подымали чаши за скатертью Великого Моурави? За стенами Схвилос-цихе я оставил еще пятьсот всадников. Когда разъедемся, замок, по праву победителя, будет принадлежать мне!
– Да, князь Зураб, вовремя о главном нашем противнике вспомнил. Правда, не раз пировали князья у Георгия Саакадзе. И хотя он знал: наше перемирие с ним временное, – но никогда не поддавался соблазну покончить с нами ни у себя в замке, ни в Метехи. А вражда его открытая, честная! – с достоинством проговорил Микеладзе, обеими руками опираясь о меч. – Пусть мы против него, но уважать Великого Моурави всегда будем! За ним Сурами и Марткоби! Да, ты, Зураб, кажется, интересовался, куда скрылся Фиран? Когда я лежал под столом, напоенный тобою, я слышал разговор Фирана с Квели. Им вдруг показалась подозрительной твоя необычная веселость. Потом я уловил отдаленный топот коней. Могу с уверенностью сказать, – Микеладзе изысканно поклонился, – Фиран скачет к Мухран-батони просить подкрепления против тебя. Кстати, там гостит Саакадзе. Думаю, «барс» не упустит случая повидаться со своим отважным шурином. А храбрый Квели Церетели поскакал к Липариту, который никогда не отказывает в помощи пострадавшим.
– Я ничего не боюсь. Пусть попробуют взять Схвилос-цихе! Крепость славится неприступностью, под моим знаменем она недосягаема, как луна.
– Ты, Зураб, забыл, что Фиран проведет защитников тем же путем, которым сам воспользовался. Путь надежный. Даже твои головорезы профазанили завидную добычу. Потом еще запомни: замок Арша неприкосновенен! Мы, княжеское сословие, берем под свою защиту вдову Андукапара, княгиню Гульшари.
– Цицишвили прав, но еще такое запомни, – Палавандишвили вперил суровый взгляд в Зураба: – если ты не выполнишь наше решение, как решение княжеского сословия, то мы тебя исключим из среды благородных! И никогда больше нами ты не будешь величаться князем! Думаю, к нашему решению присоединятся все князья Верхней, Средней и Нижней Картли!
– Так вот, Зураб Эристави, твердо запомни, что здесь сказано, – добавил Джавахишвили. – Мы не хотим портить тебе встречу с прекрасной Дареджан и не удерживаем тебя. Выезжай отсюда без промедления! И прихвати дружинников, пусть все до одного сопутствуют завоевателю! Спеши! Или… мы тебя совсем не выпустим!
Зураб долго безмолвствовал, потом хмуро изрек:
– Я против княжеского сословия никогда не шел. Но голова Симона моя! Я ее добыл!..
Через полчаса Зураб Эристави покинул Схвилос-цихе. За ним скакали все арагвинцы.
Очевидно, тбилисцам суждено было каждый день чему-нибудь удивляться. А сегодня? Влахернская божья матерь! Много ли в твоей суме осталось зерен милосердия, не высыпанных еще на голову амкаров? Что? Что кричит глашатай?
– Люди! Люди! Разукрасьте балконы коврами и радующими глаза тканями! Женщины, время надеть лучшие одежды и золотые украшения! Готовьтесь к большому празднику! Светлый царь Теймураз изволит жаловать в свой богом данный удел!
– Вай ме! – взвизгнула на плоской крыше женщина, обронив прялку. – Какой царь Теймураз? А Симон где?
– Какой Симон, чем слушаешь? Теймураз!
– Какой Теймураз? Симон!
– С ума сошли! Откуда Симон, когда светлый Теймураз?
– Сама ослепла, если забыла, как Симон в пятницу в мечеть торопился.
– А Теймураз сегодня в церковь торопится.
– Вай ме! Женщины! Клянусь жизнью, глашатай спутал! Симон! Царь Симон!
– Говорю: Теймураз! Царь!
– Женщины! Где ваша совесть? Почему о нарядах забыли?
– Правда, царь Симон или царь Теймураз… потом удивимся…
Подхватив подносы с отборным рисом, прялки, табахи, женщины рассыпались по домам.
Взметнулись ткани, падали на плоские крыши ковры и мутаки. Вынырнув из узкой улички, зурначи оглашали майдан веселыми звуками. И еще ничего не понявшие, но уже разодетые женщины закружились в танце под удары дайры. Со всех крыш неслись веселый смех, говор. Внезапно ударил колокол Сионского собора, торжественно предупреждающий. И тотчас заторопились тбилисские церкви – захлебываясь, обгоняя друг друга, зазвенели, загудели колокола, сливаясь в общий перезвон.
Обнявшись и горланя победные песни, на площадь майдана ввалились дружинники Зураба, вороты расстегнуты, щеки покраснели от вина и солнца, на поясах по два, по три кинжала.
– Спрячься, мальчик, – вскрикнул Вардан, втолкнув Арчила-"верный глаз" в свою лавку, – сиди, пока не приду!
Громкое ржание сгрудившихся коней и веселая горская песня арагвинцев, казалось, захлестнули майдан.
Впереди, на разукрашенном скакуне, сверкая богатой кольчугой и драгоценным ожерельем на шее, гарцевал князь Зураб. За ним знаменосец высоко вздымал яркое знамя Эристави Арагвских. Чуть отступя, рослый арагвинец важно держал шест, на котором качалась страшная голова в тюрбане.
– Вай ме! Царь Симон!
Визг, крики, вопли неслись отовсюду. Не любим был этот царь, вассал персидского шаха, но его гибель была уж слишком проста – будто орех смахнули с ветки. Оборвался говор, замер смех. Потрясенные тбилисцы, онемев, смотрели на арагвинцев, несущихся в пляске перед конем Зураба и орущих, как одержимые.
– Не кажется ли тебе, дорогой, что Зураб не совсем обрадовал тбилисцев? – шепнул Джавахишвили, поравнявшись с Цицишвили.
– Ничего, привыкнут!
Палавандишвили заботливо оглядел поезд картлийских князей – увы, далеко не полный. Хоть и были все владетели оповещены Зурабом о въезде царя Теймураза в стольный город Картли, но прибыли не все. Особенно заметно отсутствие фамилии Мухран-батони.
Духовенство с крестами и хоругвями держалось отдельной группой. Феодосий в богатой рясе и с алмазным крестом на груди восседая на золотистом жеребце.
Внезапно Зураб натянул поводья. Воздух наполнился изумленным гулом. Широко распахнулись Авлабарские ворота.
– Вай ме! Царь Теймураз!
Резкие выкрики, возгласы, истерический хохот – и властное:
– Ваша! Ваша светлому царю!
– Ваша победителю Исмаил-хана!
– Ваша! Ваша! Ваша-а-а!
– Победа! Победа князю Зурабу Эристави, освободителю трона Багратиони! – надрывался Квели Церетели, подталкивая Магаладзе.
– Ваша! – заорал Магаладзе, подталкивая Гурамишвили.
Толпы беспокойными валами перекатывались через площадь. Ошеломленные горожане будто потеряли себя, – они наталкивались друг на друга, охали, кого-то проклинали.
Царь Теймураз, окруженный кахетинским духовенством, своей свитой, князьями, телохранителями, едва был виден. За пышном кавалькадой тянулись две тысячи арагвинцев – тех самых, которые сопровождали из Тбилиси в Кахети Хосро-мирзу и Иса-хана.
- Предыдущая
- 69/134
- Следующая
