Сигнал бедствия - Марвич Соломон Маркович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая

Мерике-Люш думал долго, вспоминал, анализируя факты. Для Прусских выгоднее всего заниматься рейдами, опираясь на те маленькие острова, что расположены возле входа в Выборгский залив. Какие же суда будут проводить рейды? Что-то вроде морского танка?..

Сумеют ли русские справиться с этим? Работа на заводах замерла. Да, замерла, но блок-станциями все-таки обзаводятся. Теперь Мерике-Люш понимал, что здесь могут быть неожиданности, очень острые.

«Что-то вроде морского танка…»

Ему вспомнился эпизод из прошлой мировой войны. Немцами были получены первые, не очень ясные сведения об английской боевой машине без колес, которую потом все, кроме Германии, назвали танком. Женщина, начальник группы немецких разведчиков, прозванная за жестокость Валькирией, приказала инженеру, прикомандированному к ней, изучить добытые материалы. Инженер пришел к выводу, что раньше, чем через год, англичане не смогут выпустить такую машину. А спустя месяц произошел знаменитый танковый прорыв на Сомме. В день, когда германские солдаты панически бежали из окопов. Валькирия молча протянула провинившемуся инженеру заряженный браунинг.

Так было с сухопутным танком. Не станет ли неожиданностью подобие морского танка? Если Мерике-Люш принесет точные сведения об этом корабле, его возвращение из осажденного города будет оправдано. Тогда никто не скажет, что он дезертировал.

— Я не могу долго ждать!

Мерике-Люш опять отошел в тень — так, чтобы больной не разглядел его.

— Вам нечего ждать, — ответил Снесарев. — У меня нет сил прогнать крысу, нет сил разделаться с вами. И все-таки вы ничего не добьетесь!

— Когда надо, Снесарев, мы умеем не слышать оскорблений. Это просто отлетает от нас… Ваше упорство ни к чему не приведет. Вернемся к вашему кораблю. Я знаю, в чем особенность его конструкции. Здесь он не понадобится, не успеет вступить в борьбу. К весне ваших сил на Балтике не останется. Но на Западе он еще может нам понадобиться. Потому-то я и пришел к вам.

За окном снова послышался шорох.

— Кто вас спасет? Сердобольная девушка? Зачем вы осложняете мою задачу? Ведь я могу позаботиться о том, чтобы эта девушка больше не пришла сюда. Она выйдет из дома и не дойдет. Еще одна бесполезная смерть, не считая вашей. Вы в ответе за нее…

Незнакомец говорил спокойно, почти монотонно.

«Что надо сделать? Что сделать?» — мучительно думал Снесарев.

Ему представилось, что за Надей крадутся по темной лестнице. Выстрел, удар кинжалом — и Надя лежит на ступеньках. В доме почти никого нет.

— Все это бесцельный героизм, такой бесцельный, что я не могу даже посочувствовать вам. А задали ли вы себе один вопрос, Снесарев?

— Какой вопрос? — У Снесарева мелькнула мысль, что надо затянуть разговор.

Может быть, удастся что-нибудь предпринять? Он соберет силы и бросит в окно котелок, разобьет стекло. На улице, возможно, обратят внимание. Но Снесарев чувствовал, что незнакомец следит за каждым его движением.

— Вопрос не очень простой. Вы ценный инженер, у вас оригинальные мысли, вам поручали важные конструкции. Так почему же они допустили, чтобы вы оказались в столь беспомощном положении? Равнодушие к вам?

— Мне тяжело, как и всем…

— Но вы не такой, как все. Если вы так нужны, то имело бы смысл убить двадцать человек, чтобы сохранить жизнь господина Снесарева.

— Я не ослышался?.. — Даже теперь эти слова показались Снесареву какими-то невероятными. — Убить двадцать человек? За что?

— Уточню. Не за что? их убить, а для чего — так поставим вопрос. — В голосе незнакомца зазвучало самодовольство. Вероятно, он повторял мысли, которые считал своими собственными. — Да, убить двадцать человек и сохранить вас. Отнять у них жалкие пайки и отдать вам. Мало ли в городе ненужных людей? Настоящий властитель, Снесарев, не глядит на второстепенное! Пусть по сторонам падают люди, он не видит этого.

— Да, — вспомнил вслух Снесарев, — когда челюскинцы попали в беду, нацистские газеты писали, что челюскинцы должны выделить сильного вождя. Он выведет других сильных, а об ослабевших не стоит думать.

— Я вижу, что эти мысли слишком новы для вас. Вы должны пройти нашу школу, чтобы привыкнуть к ним. Но, я надеюсь, вы пройдете такую школу.

— Пройти вашу школу? Мне?

— Вы возражаете мне, дерзите! Может быть, вы хотите подольше поговорить? В вас пока больше осталось жизни, чем я думал. Придется ее убавить. Я лишаю вас пищи, скудной пищи, даров этой доброй девушки.

Мерике-Люш опорожнил котелок, выложил кашу в газету, сунул пакет в свой мешок, взял хлеб, луковицу, кусок сахара. Он взял со стола пузырек с растительным маслом и покачал головой:

— Я видел, как девушка это масло выменяла на папиросы. На базаре. Там продавали сладкую сажу. Это остатки сахара, который сгорел на складе от нашей бомбы. Я покажу эту сладкую сажу у нас, когда вернусь, — след отличной работы наших бомбардировщиков.

— Нет, не придется вам показать ее там…

— Вы, вероятно, запомнили этот день?

Да, Снесарев надолго запомнил этот зловещий день — один из первых дней осады. Вражеские бомбардировщики точно вышли на цель. А целью были продовольственные склады на Обводном канале. Тотчас со всех ближних заводов устремились на помощь. Помнит Снесарев, как возле горящих складов старый мастер Сергеев мочил в бочке с водой мешки и раздавал их комсомольцам. Накрывшись мокрыми мешками, эти парни вбегали в дым, в огонь. Обожженные, они выносили ящики, кули. И помнится, что прямо из ворот, окутанных едким дымом, выехал грузовик с этими ящиками. На носилках выносили обожженных.

Пожар продолжался до ночи. Горела сухая тара. Далеко был освещен город. Снесарев возвращался домой на трамвае. Он вышел на переднюю площадку. Вагон шел по сплошной светлой полосе. Вожатый угрюмо молчал. Раздались звуки сирены. На освещенный пожаром город летели «Юнкерсы» с фугасами.

— Если в городе продают сажу, то ему нет спасения, и человек, которого называют шпионом, может как хозяин распоряжаться у вас в комнате, Снесарев.

— Вы не уйдете из города. Сюда вы могли пробраться. Но отсюда…

— Я вам больше не отвечаю. Я мог бы выпустить тепло из печки, но это вас убьет за ночь. А мне нужно, чтобы ночь эту вы прожили. Мне нужно, чтобы вы спали до утра. Не пытайтесь сопротивляться…

Незнакомец вынул из кармана маленькую никелированную коробочку, открыл ее и подошел к постели. В руках у него был шприц.

На голову Снесарева легла подушка, и тотчас он почувствовал острую боль от укола. Прошло несколько мгновений. Снесарев сбросил подушку. В комнате было темно. Хлопнула наружная дверь.

Снесарев схватился за угол стола. Там лежали спички. Он обшарил весь стол, но не нашел коробка.

«Морфий?» — подумал Снесарев.

Еще минута-две, и мягкое оцепенение, которое уже начинает туманить голову, распластает его на кровати в глубоком беспомощном сне. Незнакомец не рылся в бумагах — он спешил. Что-то сорвало его с места. Но к утру он может вернуться. Сон к этому времени не пройдет. Шпион будет рыться в бумагах. Правда, это только эскизы, но и они не должны попасть ему в руки. И Надя… Надя… что с ней будет?

Снесарева лихорадило. Еще минута, и он потеряет сознание. Кровь пульсировала в висках. Снесарев заскрипел зубами от ярости. И ярость помогла ему. Он рванулся с кровати. Он задыхался от неимоверного усилия. В полной тьме нашел книжную полку. Чуть виднелось окно. Снесарев бросился к окну, распахнул форточку, схватился за конец оборванного провода.

«Скорей! Скорей! Ну же!» — шепотом приказывал он себе.

Он натыкался на углы, оттолкнул стол, застонал. Ветер ворвался в комнату. Как сквозь сон, он услышал, что форточка захлопнулась со стуком.

У него еще хватило силы отойти от окна. По сторонам будто вспыхивали ослепительные огни, но он не видел даже стен своей комнаты.

• Предыдущая
• 12/43
• Следующая