Запах страха. Коллекция ужаса - Джонс Стивен - Страница 26

— А ты вообще встречалась с ней когда-нибудь? — поинтересовался он.

— Да, один раз, — ответила ему София. Когда точно, она не помнила, но была тогда совсем молодой.

И случилось это на каком-то семейном собрании, возможно, на похоронах. — Она напугала меня.

Нет, это неправда. Ее мать не сомневалась, что София и тетя Роза никогда не встречались. «Не могу представить, при каких обстоятельствах такоемогло случиться», — сказала она Кевину с ядовитым смехом.

София пожала плечами.

— Она врет. Тетя Роза научила меня танцевать один необычный танец, что-то вроде джиги, но потом мать запретила мне его танцевать, когда узнала, у кого я ему научилась. Тогда я начала выплясывать его в своей комнате тайком. — Это все, что она помнила. А теперь, когда страшная тетя Роза умерла, Софии пришлось заняться ответственными взрослыми вещами, которые не могла сделать мать. «Я съезжу. Я осмотрю дом».Жуткая сумасшедшая тетя Роза в завещании оставила эту рухлядь племяннице.

Мать Софии была против.

«Дорогая, тебе не обязательно этим заниматься. Сиди дома, а я найду людей, которые все сделают. Съездят, оценят, продадут, а деньги переведут прямо на твой счет».

Но чем сильнее давила мать, тем тверже становилось желание Софии самой со всем разобраться. Кевин предпочел молчать и не вмешиваться.

Двери по обеим сторонам от них, ведущие из прихожей, были закрыты.

— Давай сюда, — сказала София и потянула за ручку дверь справа от себя. Кевин испытал секундное беспокойство, когда она шагнула в комнату и ее поглотила темнота. — О боже!

Зажегся тусклый свет, и он прошел следом за ней в кухню, где его встретил сильнейший тошнотворный запах протухшей еды.

— Ты только посмотри, — сказала София, и он посмотрел. Все три окна, одно над раковиной и два выходящих на фасад дома, были закрыты картоном, прилепленным черной клейкой лентой.

Остальная часть помещения была непримечательна: обычная старая посуда, грубая деревянная мебель. На полу перед открытой дверью неработавшего холодильника с перегоревшей лампочкой лежали какие-то непонятного вида пакеты (возможно, упаковки мяса). Из некоторых вытекали тонкие ручейки темной жидкости. На столешнице серели заросшие плесенью кучи, вероятно, сгнившие фрукты и овощи.

— Я видала кухни, в которых была почтитакая же антисанитария, — сказала София, но никто не улыбнулся.

Ему захотелось сказать ей, чтобы она остановилась, не ходила в другие комнаты. Но она бы посмеялась над ним или рассердилась. «Тут и так муторно, а ты еще меня пугаешь».

— Хватит, — сказала она и, зажимая рот, вышла из кухни и закрыла дверь. — Хоть это и неприятно говорить, но мать, наверное, была права.

Дошла очередь до следующей двери. Снова темнота. Но на этот раз он был готов. За секунду до того, как София нашла выключатель, он услышал, как ее пальцы царапнули стену. Звук этот напомнил ему что-то высохшее и неживое.

— Так, — сказала София. — Что тут у нас?

— Вот это да! — ошеломленно выдохнул он.

Даже если бы до этого они не увидели грязную кухню, вид гостиной, которая была буквально забита разными вещами и мебелью, стал бы для них потрясением. Восточные ковры покрывали каждый дюйм стен, включая, возможно, и окна. Все знания Кевина о старинной мебели были почерпнуты во время случайных прогулок мимо антикварного магазина в Сиэтле, когда он лениво размышлял о том, что может заставить человека выбрасывать сотни долларов на какую-нибудь старую рекламную продукцию «Кока-колы». Но даже его неопытному глазу было видно, что в этом нагромождении предметов разных эпох и культур может находиться что-то ценное. К одной из стен прислонился лакированный китайский шкаф, рядом расположились два массивных резных кресла и аккуратный торшер в стиле ар-деко. Более-менее свободный проход вел сквозь этот хаос к противоположной двери, но, чтобы пройти по нему, все равно нужно было протискиваться и втягивать живот.

Софи уже пробралась мимо письменного стола с убирающейся крышкой и теперь оттаскивала непримечательного вида журнальный столик, который загораживал следующую дверь. У него внезапно возникло иррациональное желание попросить ее не делать этого, но было поздно. Сверхъестественное солнечное сияние озарило ее.

— Спальня тети, — сообщила она, пройдя через дверь, и он поспешил присоединиться к ней, борясь с растущим волнением, которым наполнили его две предыдущие комнаты, и со странным ощущением потерянности, как будто его похоронили заживо.

Распахнутое окно помогло ему вздохнуть спокойнее.

— Слушай, ты бы не ходила первой, — сказал он.

Спальня тети оказалась аккуратной и строгой, как келья монашки. Простая железная кровать, белые подушки, белое, туго натянутое одеяло. Деревянная тумбочка рядом, пустая, если не считать переполненной пепельницы и смятой сигаретной пачки. На краях сигарет краснели следы яркой губной помады. Их вид напомнил Кевину, как сильно ему хочется курить. Он полез в карман за зажигалкой, но вспомнил, что оставил ее и сигареты в машине. Подойдя к окну, он сказал:

— Не вижу нашей машины.

— Естественно. Ты же смотришь с другой стороны дома.

Он знал, что должен был видеть подъездную дорожку и передний двор, но перед ним была только полоса голой земли, дальше начинался лес. Ему вдруг показалось, что деревья пошевелились, как вздрагивают занавеси, когда что-то двигается с другой стороны.

— Смотри, — сказала София. Она подняла из-за кровати коробку из-под обуви, поставила ее на тумбочку, а потом вдруг дернулась и отскочила назад, задев рукой пепельницу. Та полетела на пол и разбилась.

— Черт! — вскрикнула София.

— Ты чего?

— Мне показалось, из коробки вылез паук. Вот дура!

Он обошел кровать и увидел капельки крови у нее на ногах, проступившие там, где осколки пепельницы оцарапали кожу.

— У меня все нормально, — сказала она. — Просто испугалась. В ванной, наверно, есть бинт.

София протолкнулась мимо него и открыла последнюю дверь. Кевин заметил тяжелый фарфоровый умывальник и ванну на ножках, но тут София воскликнула: «фу!», и он вошел следом. Из крана, шипя и разбрасывая брызги, текла коричневая вода.

— Это из-за того, что вода долго не стекала, — сказал он. — Через пару минут пойдет чистая.

— Бинта здесь нет, — сообщила София. — Похоже, тетя Роза даже мылом не пользовалась. Ну и черт с ним. Порезы все равно неглубокие. — Работа на кухне сделала ее невосприимчивой к легким ранам и ожогам. — Давай посмотрим, что в коробке.

«Не надо», — захотелось сказать ему, но вместо этого он произнес:

— Назови три фильма, в которых была голова в коробке.

— Боже, обязательно нужно про такие страсти говорить? «Семь». — Она подняла крышку.

— Это первый, — сказал он, чтобы не закричать что-нибудь глупое и истерическое, наподобие: «Не заглядывай в коробку!»

— Тут полно фотографий, — сообщила она. — «Принесите мне голову Альфредо Гарсиа».

— Там голова была в мешке, а не в коробке, — в отчаянии процедил он.

— Какие мы разборчивые! — сказала она и изменившимся голосом добавила: — Хм, странно.

— Что?

— Не знаю, откуда это у нее. Это мои фотографии.

«Так что там случилось между твоей матерью и тетей Розой?»— спрашивал он.

«Мама считала ее ведьмой».

«Ведьмой… Как в викканстве? Религия нового века, „будьте благословенны“, белая магия и все такое прочее? Как Тереса?»— Тереса была их соседкой в Сиэтле.

«Нет, просто старая злая ведьма. Да, не верится, правда? Это единственное, что может мою насквозь рациональную маму заставить стать суеверной».

Потом она сказала:

«И еще кое-что о моем отце».

«Об отце…»— София никогда не рассказывала о своем отце.

«В молодости они… Не знаю, не поделили его, что ли. Он бы парнем Розы, а мама увела его, кажется. Я его совсем не помню».

Произнесла она это так четко, так спокойно, как будто не пыталась скрыть боль.