Запах страха. Коллекция ужаса - Джонс Стивен - Страница 23

Он уже был близок к тому, чтобы сорвать охватившее его разочарование на ни в чем не повинной трубке и расколотить ее о равнодушный дисплей, но тут вспомнил, что звонки в службу спасения бесплатные. Издав торжествующий крик (чего он от себя никак не ожидал), он три раза нажал на девятку и, стиснув кулаки, сумел подавить желание сделать это еще раз.

В трубке раздался один гудок, прерванный едва слышным щелчком, и Мичер уже открыл рот, чтобы поздороваться в ожидающую тишину, когда раздался крик.

Это был детский голос, истошный, захлебывающийся от ужаса. Слова мольбы звучали без паузы одним сплошным потоком, который, казалось, никогда не закончится. «Нетпапанетпапанетпожалуйстаненадопожалуйстаперестаньпапанетпожалуйстанет…» Мичер обрушил трубку на рычажок и безвольно сполз по стене на пол. Обхватив голову руками, он начал выть.

Детский голос произвел на него сокрушительное воздействие, не только потому, что от такого крика разрывалось сердце, но еще и потому, что он всколыхнул что-то в его душе, похожее на воспоминание, которое он не мог уловить. Он зналэтого ребенка, в этом не было сомнений, но ни имени его, ни лица вспомнить не мог. Сжав кулаки, он начал бить себя по голове, словно в наказание мозгу за то, что тот отказывается открывать свои тайны. С каждым ударом он все больше злился на себя и на свое положение, до тех пор пока раздражение не достигло такой степени, что он поднялся, распахнул дверь будки и, оскалив зубы, решительным шагом направился к памятнику.

Постамент статуи представлял собой прямоугольный каменный блок шести футов в высоту со встроенными панелями, каждая из которых была украшена выпуклым изображением переплетающихся виноградных лоз. На них Мичер и бросился; сдирая кожу на руках, он начал взбираться по всаднику. Статуя была несколько больше натуральной величины, и закрытая мешком голова всадника теперь находилась футах в восьми-десяти над ним. Когда Мичер поставил левую ступню на согнутую переднюю лошадиную ногу и ухватился за каменные поводья, чтобы подняться поближе к мешку и, повинуясь маниакальному желанию, сорвать его с головы всадника, он услышал дребезжащий звук открывающейся двери, донесшийся с противоположной стороны площади.

Взволновавшись, испугавшись и даже немного устыдившись того, что его застанут за таким двусмысленным занятием, Мичер вытянул шею, чтобы увидеть, какая из множества дверей открылась и кто ее открыл. Но он поднялся еще недостаточно высоко, чтобы заглянуть за застывшую гриву, из-за чего ему пришлось спуститься со своего насеста и посмотреть в просвет между неподвижными лошадиными ногами, при этом чувствуя себя играющим в прятки ребенком.

То, что он увидел, привело его в замешательство лишь на секунду, а потом холодный пронзительный страх сжал его горло, стек по внутренностям и осколками стекла впился в желудок. На противоположной стороне площади открылась дверь одного из пабов, «Флер-де-лис», и из него вышли четверо. В джинсах, рубашках и ботинках они выглядели вполне обычно, за исключением одного. Подобно манекенам в магазинах одежды и каменному всаднику, голова каждого из них была накрыта похожим на мешок капюшоном.

Две мысли, пронесшиеся в мозгу Мичера, больше всего были похожи на мгновенные яркие вспышки отчаяния. Первая мысль была непроизвольной, Мичер нашел бы ее забавной, если бы у него было на это время. Он подумал, что если бы сейчас снял мешок с головы статуи и натянул на свою, то ему ничто бы не угрожало. Вторая мысль была, возможно, такой же занимательной, но более существенной: он совершенно точно знал, что ему нужно убраться отсюда, пока эти люди не заметили его.

Спрыгнув с постамента статуи, он попытался использовать каменную глыбу, чтобы скрыть отступление, но сразу понял, что это ему не удастся. Люди не издали ни звука, но даже сквозь их самодельные капюшоны было видно, что они заметили его присутствие. С беспощадной и устрашающей решимостью они пошли в его сторону, и, когда он побежал, чувствуя, что ноги от ужаса как будто наливаются свинцом, преследование стало еще более решительным.

Последовавшая погоня по пустынным улицам незнакомого города была причудливее и ужаснее любого ночного кошмара. Страх Мичера заставлял его спотыкаться, шататься и поскальзываться. В считанные секунды все его тело покрылось потом, пот стекал по лбу и слепил глаза. Сердце готово было выскочить из груди, легкие разрывались, а дыхание превратилось в колючую проволоку, которую он все никак не мог вытащить из горла. Каждый раз, когда Мичер оборачивался, преследователи находились на одном и том же расстоянии от него, что могло бы ободрить его, если бы не тот факт, что они скорее не бежали, а шли, двигаясь без какого бы то ни было напряжения, как машины, решительно и безжалостно.

Они играли с ним, догадался Мичер. Они его загоняли, ждали, пока он выдохнется, чтобы окружить и убить. Мичеру хотелось увидеть их лица, но одновременно он страшился узреть то, что скрывалось за грубой тканью капюшонов. На самом деле это пугало его гораздо больше, чем что бы то ни было.

Улицы становились все уже и темнее. Рано или поздно он забежит в какой-нибудь тупик, и на этом погоня закончится. Если он не может бежать быстрее, ему придется найти какой-нибудь другой способ отделаться от преследователей. Единственным более-менее действенным вариантом казалось оторваться от них достаточно надолго, чтобы найти, куда спрятаться. Это станет временным решением проблемы или хотя бы даст шанс собраться с мыслями и обдумать следующий шаг.

Он завернул за угол, схватившись рукой за стенку, когда менял направление движения, и там, справа от себя, как будто материализовав свои мысли, увидел щель между двумя домами, настолько узкую, что ее и переулком нельзя было назвать. Он нырнул в нее и очутился в столь холодной темноте, что почувствовал себя так, будто погрузился под воду. Здания по обеим сторонам этого крысиного хода как будто наклонились друг к другу крышами. По крайней мере, создавалось впечатление, что разделяющее их пространство наверху, где бледнела полоска неба, было еще уже, чем внизу. От этого в щели было так темно, что Мичер со своего места даже не мог рассмотреть ее противоположного конца.

Впрочем, менять план было уже поздно. Если сейчас выйти из щели, преследователи в два счета его схватят. Он побежал вперед, стараясь ступать как можно тише, в надежде, что люди в капюшонах пробегут мимо, не обратив внимания на щель. Что они вообще могут рассмотреть через эти капюшоны? Что слышат? Что могут определить по запаху?

Последняя мысль явилась непрошеной и встревожила его больше всего. Он подумал о служебных собаках-нюхачах, которых тренируют улавливать запах не пищи или наркотиков, а страха. Он ускорил шаги. Щель сужается, или ему показалось? Наверняка, если сейчас расставить руки, подобно ребенку, изображающему полет, можно будет прикоснуться к стенам домов с обеих сторон.

Пробегая, он почти не смотрел на заведения, находившиеся в серых каменных громадинах. На подсознательном уровне он отметил, что каждое из них было маленьким магазинчиком, состоящим из двери с узкой витриной и вывеской над ними. Однако все они были покрыты таким толстым слоем пыли и грязи, что невозможно было определить ни названия, ни чем магазин торговал. Это, а также темнота, которая сгущалась вокруг него так, будто сумерки сжимали его в своем кулаке, не позволило ему заметить, что одна из дверей была открыта, пока та, скрипнув, не отворилась еще шире.

Все чувства Мичера были настроены на восприятие опасности, поэтому он в ту же секунду балетным прыжком отскочил влево. Однако приземление его было не таким грациозным. На изрытом ямами бетоне нога его подвернулась, и он врезался плечом в дверь напротив открывшейся. Пытаясь выровняться и прийти в себя, он заметил закутанную в серое фигуру, которая материализовалась из мрака в открывшемся дверном проеме и протянула к нему руку. Лицо фигуры было скрыто треугольником тени настолько темной, что она казалась непроницаемой, но слова прозвучали отчетливо: