Разрушь меня - Мафи Тахира - Страница 17

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая

Уорнер как раз выводил меня в дверь.

— Слушай, тебе просто необходимо больше есть, — деловито сказал он.

Я широко открыла глаза, рот — на секунду мне показалось, что мое тело испещрено сквозными дырами.

Странно, что сердце не вытекло кровью между ребер.

Глядя на себя, я не понимала, почему на платье нет крови, хотя жгучая боль в груди совершенно реальна.

— Ты убил его, — прошептала я. — Ты только что убил.

— Ты очень наблюдательна.

— Зачем ты убил его, для чего, как ты мог такое сделать?..

— Не закрывай глаза, Джульетта. Не время спать.

Я схватила Уорнера за рубашку и остановила на пороге, не давая войти. Порыв ветра хлестнул меня по лицу, и я словно очнулась. Я толкнула Уорнера так, что он отлетел к двери и ударился спиной.

— Ты мне отвратителен, — раздельно произнесла я, глядя прямо в его хрустально-холодные глаза. — Отвратителен!

Он развернул меня за плечо и прижал к двери, в которую только что впечатался. Приподняв мое лицо ладонями в перчатках, он вытер мне глаза — теми же руками, которыми только что убил человека.

Я в ловушке.

Зачарованная.

Слегка напуганная.

Большим пальцем он провел по моей щеке.

— Жизнь — штука суровая, — прошептал он. — Иногда надо уметь стрелять первым.

Уорнер проводил меня в мою комнату.

— Тебе, пожалуй, надо поспать, — сказал он. Первые слова после того, как мы ушли с крыши. — Я распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть и не беспокоили.

— Где Адам? С ним все в порядке? Он здоров? Что ты собираешься с ним сделать?

Уорнер вздрогнул, но сразу обрел прежнее спокойствие.

— А почему тебя это интересует?

— У него же задание не спускать с меня глаз. А его нет. Теперь ты и его убьешь? — Я чувствовала себя глупо и от этого осмелела. Слова падали изо рта без парашютов.

— Я убиваю, только когда приходится.

— Великодушно.

— Более чем.

Я грустно засмеялась. Он не улыбнулся.

— Остаток дня твой. Настоящая работа начнется завтра. Адам тебя приведет. — Он долго смотрел мне в глаза, пряча улыбку. — А пока постарайся никого не убить.

— Ты и я, — начала я, чувствуя, как гнев бурлит в моих жилах, — ты и я — не одно и то же.

— Ты сама в это не веришь.

— Как можно сравнивать мое… мою болезнь с твоей ненормальностью?

— Болезнь? — Уорнер рванулся вперед, вдруг охваченный волнением. Я едва не отпрянула. — У тебя дар! — заорал он. — Талант! Экстраординарная способность, которую тебе лень осознать! Твой потенциал…

— Нет у меня потенциала!

— Ошибаешься. — Он прожег меня взглядом. В этот момент Уорнер ненавидел меня — за то, что я ненавижу себя.

— Ну, ты убийца, тебе видней, — отозвалась я.

Его улыбка взрывоопасна, как динамит.

— Иди спать.

— Иди к дьяволу.

Поиграв желваками, Уорнер направился к дверям.

— Я над этим работаю.

Меня душит мрак.

Мои сны кровавы и кровоточащи, кровь заливает меня, не могу больше спать. Единственный сон, дававший мне покой, больше не снится, и я не знаю, как его вернуть. Я не знаю, как найти белую птицу. Я не знаю, пролетит ли она за окном хоть когда-нибудь. Сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вижу только смерти. Снова и снова пуля разносит Флетчеру голову, Дженкинс умирает на моих руках, Уорнер стреляет Адаму в лоб, за окном поет ветер, но его песня скорее напоминает высокий, фальшивый вой, а я не решаюсь велеть ему замолчать.

Я по-прежнему мерзну в своей одежде.

Матрац подо мной набит рваными тучами и свежевыпавшим снегом: слишком мягкий, слишком удобный. Слишком напоминает о ночи в комнате Уорнера, а мне невыносимо это воспоминание. Я боюсь спать под этим одеялом.

Не могу не думать, как там Адам, вернется ли он, намерен ли Уорнер наказывать Адама всякий раз, как я проявлю непослушание. Впрочем, мне действительно незачем так беспокоиться.

Строчка, написанная Адамом в моей записной книжке, может быть частью плана Уорнера, задумавшего свести меня с ума.

Сползаю на твердый пол и разжимаю кулак, проверяя, на месте ли мятый бумажный комок, который сжимаю уже два дня. Это единственная надежда, которая у меня осталась, а я даже не знаю, реальна ли она.

У меня не осталось возможностей.

— Что ты тут делаешь?

Я еле сдержала крик, наткнувшись, споткнувшись и едва не грохнувшись на Адама, лежавшего на полу рядом с кроватью. Я его не заметила.

— Джульетта. — Он не отодвинулся ни на дюйм, глядя на меня спокойными, невозмутимыми глазами — просто два ведра речной воды в полночь. Мне захотелось выплакаться в эти глаза.

Отчего-то я ответила правду:

— Я не могу спать на этой кровати.

Он не спросил почему. Поднялся, кашлем маскируя стон, — я сразу вспомнила, что его избили. Очень ли ему больно? Я не решилась спросить. Взяв с кровати подушку и одеяло, Адам положил подушку на пол.

— Ложись, — все, что он мне сказал. Теперь он говорит со мной очень тихо.

Весь день, каждый день, целую вечность я желала, чтобы он это сказал.

Всего одно слово, но я отчего-то залилась краской. Я легла, хотя в крови выли сирены, и положила голову на подушку. Он накрыл меня одеялом. Я смотрела, как сгибаются его руки, — лунный свет немного рассеивал ночной мрак, обрисовывая силуэт Адама тонким серебристым карандашом. Он лег на пол, оставив между нами лишь несколько футов. Ему не нужна подушка. Он обходится без одеяла. И спит без футболки. Мне сразу стало душно. Наверное, я никогда не смогу ровно дышать в его присутствии.

— Не кричи больше, — прошептал он.

Каждый вдох становится спасительным.

Стиснув спрятанный в ладони возможный союз с Адамом, засыпаю спокойно, как никогда в жизни.

Мои глаза — два окна, распахнувшиеся от вихря хаоса в этом мире.

От холодного ветерка кожа покрылась пупырышками. Я села, протирая глаза. Адама уже не было. Поморгав, я забралась на кровать, положив туда подушку и одеяло.

Я взглянула на дверь, гадая, что ждет меня за ней.

Я взглянула на окно, гадая, увижу ли когда-нибудь пролетающую птицу.

Я взглянула на часы на стене, вспоминая, как снова жить по часам. Интересно, который час по-настоящему, если в этом здании половина седьмого утра?

Я решила принять душ. Эта мысль наполнила меня ликованием, немного устыдившим меня.

Я открыла дверь в ванную и увидела в зеркале Адама. Проворными руками он натянул футболку прежде, чем я успела заметить детали, но я все же разглядела то, чего не видела в темноте.

Он весь покрыт синяками.

У меня подкосились ноги. Я не знала, как ему помочь. Я очень хотела ему помочь.

— Извини, — быстро сказал он. — Я не знал, что ты проснулась.

Он одернул футболку за край, будто она недостаточно длинная, чтобы я притворилась слепой.

Я кивнула неизвестно чему, рассматривая кафель под ногами. Я не знала, что сказать.

— Джульетта. — Голос Адама обнял все буквы моего имени так нежно, что я несколько раз умерла в ту секунду. На его лице отразилось душевное волнение. Он покачал головой. — Прости, — сказал он так тихо, что я решила — послышалось. — Это не… — Адам стиснул зубы и нервно провел рукой по волосам. — Все это не то чтобы…

Я поднесла ему раскрытую ладонь. Блокнот превратился в мятый ком возможностей.

— Я знаю.

Облегчение проступило в каждой его черте, глаза стали единственным заверением, какое мне было нужно. Адам меня не предавал. Я не знаю, ни почему, ни как, ни что, ничего, кроме того, что он по-прежнему мой друг.

Он стоит передо мной и не хочет моей смерти.

Я шагнула вперед и закрыла дверь.

Я открыла рот, чтобы заговорить.

— Нет!

Я замерла с открытым ртом.

— Подожди, — сказал он одними губами, сопроводив слова успокаивающим жестом. Действительно, при отсутствии камер в ванной могут быть микрофоны. Адам оглядывается, смотрит вверх, на стены.

• Предыдущая
• 17/50
• Следующая