Версальский утопленник - Паро Жан-Франсуа - Страница 43

• Предыдущая
• 43/87
• Следующая

— Как поживают ваши дочери, господин Ретиф? А их мамаши?

— О чем это вы?

— Всего лишь вопрос вежливости. Вы прекрасно знаете, какие ходят слухи и как часто они подтверждаются вашими собственными похвалами пороку. Представьте себе, если вас поймают на слове, начнут собирать сведения, расспрашивать.

В глубине души Николя упрекал себя за недозволенные приемы. Но он был достойным учеником Сартина, а тот искренне считал, что в случае необходимости королевское правосудие вправе идти окольными путями и нарушать все заповеди морали и порядочности. В некоторых случаях результат оправдывал средства, а потому, утешал он себя, не лучше ли провести допрос иезуитский, нежели чрезвычайный, результаты коего никогда не бывали убедительны, ибо слова, вырванные под пыткой, под действием боли, вряд ли могли являться словами истины. Перед ним, слава богу, подобного выбора не стояло!

— Не уверен, господин дворянин, что вам ваши нынешние занятия по вкусу, — проницательно заметил Ретиф.

— Сейчас не время задавать вопросы. Отвечайте. Что вы знаете о Пиданса?

— Я же автор, а потому и знаком с ним как автор. Чтобы сводить концы с концами, нам приходится публиковать и продавать наши сочинения. А чтобы книги продавались, необходимо иметь разрешение властей или, по крайней мере, уверенность, что власть закроет на них глаза.

— Хорошо. А дальше?

— Пиданса принадлежит к ближнему окружению герцога Шартрского: он один из его секретарей.

— Благодарю вас, только это всем известно. Я часто заглядываю в «Королевский альманах». Это моя настольная книга.

— Тогда чего еще вы хотите узнать?

— То, что мог заметить только Асмодей.

— Увы, я не умею поднимать крыши. Ну, он также является вдохновителем…

— …весьма своеобразных памфлетов. Ретиф, нам это тоже известно. Не советую вам испытывать мое терпение.

И тут Филин дал волю чувствам:

— А что я еще могу сказать? Говорят, он запутался в делах, в долгах. Долги его дурно пахнут, но он ухитряется отделываться долговыми расписками. Ходит слух, что он выступает подставным лицом в интересах высокопоставленных особ. Ибо особы эти не хотят компрометировать себя. А коли вам надо вывернуть меня наизнанку, слушайте, что лично я о нем думаю: по-моему, это наглый мошенник, субъект низменный, а главное, очень злой, источающий желчь, что заставляет его творить зло ради зла и рвать свою жертву до тех пор, пока не раздерет ее на клочки.

— Н-да, похоже, что вы знакомы с ним очень долго. Какое злопамятство! Но мне нужны имена, Ретиф, имена.

Ретиф вертел в пальцах пустой стаканчик.

— Вы меня мучаете. Ведь я могу только повторить слухи, которые распространяют в Версале и в городе. Из уст в уста, на всех углах. Все.

— Все? Черт! Интересно, тогда почему я ничего не слышал? Однако…

— Ну, если и не все, то, по крайней мере, сведущие, осведомленные и осмотрительные люди. Скорее всего, Пиданса каким-то образом причастен к финансовым аферам в пользу графа Прованского, брата короля, на сегодняшний день признанного наследником трона после Его Величества. А ежели быть совсем точным, то, говорят, он содействовал разорению свихнувшегося на благочестии придворного, некоего маркиза де Брюнуа.

— Того, кто недавно истратил пятьсот тысяч ливров на один только крестный ход?

— Того самого. А потом устроил ужин, превратившийся в попойку. Разорение маркиза готовилось давно, а когда тот наконец стал банкротом, принц за бесценок скупил владения маркиза, разумеется, покупку сделали на подставное лицо.

— Вот уже нечто конкретное, дающее пищу для размышлений. Так зачем заставлять меня прибегать к недозволенным методам, в то время как можно просто поговорить со старым другом?

Посеревшее лицо Ретифа скривилось в гримасе, видимо, означавшей улыбку. Желая положить конец встрече, он поднялся, но Николя знаком велел ему сесть.

— Подождите, я вас надолго не задержу. Когда вы по моей просьбе следили за Ренаром, вы проводили инспектора до его квартиры на улице Пан, не так ли? Скажите, его экипаж постоянно оставался в поле вашего зрения?

Услышав вопрос, Ретиф вздохнул с облегчением.

— А зачем? Я же знал адрес. Так как в тот час улицы Парижа пусты и я был уверен, что не заплутаюсь, я дважды срезал углы, чтобы он меня не заметил.

— Перейдем на язык протокола: вы своими глазами видели, как он с попутчиком из Воксхолла высаживался из кареты возле своего дома?

— Ах, вот вы о чем! Нет, не видел. У дома есть ворота. Так как я не хотел, чтобы меня заметили, я обосновался довольно далеко от дома. Экипаж въехал в ворота, а потом выехал, пустой. В этом я уверен, ибо своими глазами видел пустой кузов.

— Отлично, — произнес Николя, записав показания Филина в свою рабочую записную книжку. — Ретиф, я на тебя рассчитываю.

Сев в фиакр и приказав везти его на улицу Нев-Сент-Огюстен, Николя попытался привести в порядок теснившиеся в голове мысли. Они скакали, словно на скачках с препятствиями, устраивали кучу-малу и никак не хотели вставать в строй. Впрочем, со дна этой неразберихи неожиданно всплыли два факта, нашедшие подтверждение в словах Ретифа. Личность Пиданса де Меробера вызывала у Николя живейший интерес. Сей борзописец, пользовавшийся репутацией ушлого типа, обладал удивительной способностью служить и нашим, и вашим, и власти предержащей, и тем, кто своими скандальными подпольными сочинениями постоянно бросал этой власти вызов. Кроме того, он участвовал или даже являлся организатором финансовых махинаций, а также, будучи приближенным к Шартру, выступал подставным лицом графа Прованского. Оба принца по разным причинам — один в открытую, а другой коварно и втайне — поддерживали оппозицию, подрывавшую авторитет королевской власти. К сожалению, Николя имел все основания сомневаться в достоверности доклада Ретифа. Ренар, скорее всего, добрался до своего жилища, однако Филин не мог за это поручиться. Николя был готов согласиться с тем, что, будучи опытным полицейским, инспектор мог заметить слежку. А потому, даже если он и добрался до дома на улице Пан, ничто не доказывает, что он остался у себя, тем более что Ретиф быстро покинул наблюдательный пост. Отъезд из Воксхолла в сопровождении маленького дрозда мог оказаться уловкой, предназначенной отвести глаза тому, кто столь неосмотрительно взялся за ним следить. Следовательно, чтобы восстановить истинные события той ночи, требуется как можно скорее отыскать дрозда. От его признаний, добровольных или вынужденных, сейчас зависит многое. И, наконец, надо посетить доктора Месмера.

Войдя в управлении полиции, Николя увидел Ленуара: в белом фраке из легкого тика, тот шел ему навстречу, утирая губкой струившийся по лицу пот. Несмотря на распахнутые настежь окна, в кабинет начальника полиции не долетало ни единого ветерка, а дотянувшиеся до фасада особняка ветви деревьев застыли, словно окаменевшие. Ленуар внимательно выслушал Николя.

— То, что вы мне сообщили, дорогой Николя, приводит меня в смятение, — проговорил генерал-лейтенант, — и мне понадобится не один час, чтобы разложить все по полочкам. Однако сколько клочков бумаги! Если вам удастся сложить их вместе, возможно, вы получите нужный узор, который поможет нам понять подоплеку этого дела. Но по порядку. Во-первых, мы не должны упускать из виду Ренара и в то же время не давать ему повода поднять тревогу. Во-вторых, вы должны найти травести из Воксхолла. Что же касается чана, тут я не вижу никакой связи.

Николя напомнил про Пиданса и пересказал разговор с Ретифом. Ленуар задумался.

— Черт возьми, — внезапно воскликнул он, — ваш Гораций не идет у меня из головы. О ком вы думаете, когда слышите это имя? Не отвечайте. Бесспорно, о персонаже Корнеля или о латинском авторе. А кто, сударь, по-вашему, являлся истовым поклонником этого римлянина? У кого всегда в кармане томик его стихов, кто без устали их цитирует и приводит в качестве образца? Кто, кто, кто?

— Я жду, сударь, когда вы мне его назовете.

— Это Прованс, друг мой, Прованс! Брат короля. Наденьте очки и в свете этого открытия проанализируйте все, что вам удалось узнать.

• Предыдущая
• 43/87
• Следующая