Версальский утопленник - Паро Жан-Франсуа - Страница 40
- Предыдущая
- 40/87
- Следующая
— Нет, не отправитесь. Вам предстоит гораздо более интересное занятие.
— Какое же?
— Опомнитесь, Николя! Эме ждет вас в своем экипаже.
Николя хлопнул себя по лбу.
— Ох, совсем забыл! Благодарю за напоминание. Да, иногда надо отдавать предпочтение Венере перед Меркурием.
И он торопливо, насколько позволяли его многочисленные ссадины, поспешил к выходу.
Эме немножко обиделась, что ей пришлось долго ждать; тем не менее она подробно рассказала Николя о своих вчерашних занятиях. После продолжительного сеанса у доктора Месмера она провела остаток дня на ярмарке Сен-Лоран. Ее подруги, как и она сама, сожалели о закрытии ярмарки Сент-Овид, где в прошлом году случился пожар. Ей не хватало царившего там веселого столпотворения, крытого променада вокруг площади Людовика XV, выстроившихся в круг палаток и представлений для простонародья. Вместе с ярмаркой Сент-Овид ушли монстры, диковинные животные из страны антиподов, пожиратели огня, акробаты и марионетки, вызывавшие восторги зрителей. На ярмарке Сен-Лоран атмосфера была спокойная, но не слишком радостная. Они обошли прилавки торговцев дешевыми побрякушками, модисток, парикмахеров, посмотрели комедию и пантомиму. Молодая женщина, мадемуазель Тюссо[42], обучавшая лепке Мадам Елизавету, представила их воспитавшему ее доктору Курциусу[43]: она называла его своим дядей. У доктора был свой кабинет восковых фигур. В этом году там можно было полюбоваться изображениями Вольтера, Жан-Жака и Бенджамина Франклина.
— И насколько верны эти изображения?
— Из оригиналов я встречала только Франклина. Издалека мне показалось, что изображение соответствует действительности. Однако вблизи оно немного грубовато, с застывшим выражением лица и в странной одежде.
В ресторации «Большой Олень» их встретил Гаспар, бывший лакей, прислуживавший Лаборду в Версале. Он усадил их за любимый столик Николя.
— Господин маркиз, сударыня уже изволили сделать заказ. Должен ли я представить вам меню?
— Прошу вас, — ответил Николя, внезапно почувствовав, как в нем пробуждается голод.
— Сначала мы подаем донца артишоков с устрицами, за которыми последует…
— Но, Гаспар, как приготовлены эти донца?
— Берем маленькие зеленые артишоки, очищаем, оставляя только наиболее съедобную часть. И никаких волокон! Потом опускаем в соленую воду, куда добавляем лимонный сок, дабы донца не почернели, и отвариваем до мягкости. Затем вскрываем устрицы и бланшируем их в воде, не доводя до кипения. Вынимаем устрицы из раковин и крупно рубим вместе с мясом тюрбо, добавляем масло, лук-шалот, петрушку, лук-севок и трюфели. Добавляем щепотку муки, стакан хереса и в достатке постного бульона. Фарш должен кипеть до тех пор, пока весь бульон не выкипит. Только тогда вы бросаете в него три желтка, разболтанные в сливках. Главное, когда вы вмешиваете желтки, снимите кастрюлю с огня! Потом вы заливаете донца, горячие донца, получившейся смесью и…
— И?.. — вопросительно повторил Николя, сверкая глазами.
— И пробуете, господин маркиз, пробуете!
— О, а я-то не догадался! Само собой разумеется. А какое чудо идет следом?
— Нечто совсем легкое, что пришлось по вкусу госпоже. Салат из мелко нарезанного мяса рябчиков. Блюдо очень простое и очень быстро готовится. Берете четыре жареных рябчика, отделяете четыре филе. Кладете в салатницу четыре мелко нарезанных филе, добавляете оливковое масло, уксус, эстрагон, соль, перец, грибы, петрушку, лук-шалот, мелко нарезанные корнишоны, маленькие обжаренные сухарики и тонкие ломтики мясного желе. Все легко и изящно перемешиваете, выкладываете на тарелку и украшаете нарезанными кружочками крутыми яйцами, филе анчоусов и стеблями латука и цикория.
— От одного только рассказа слюнки текут!
— А в такую жару сей салат еще и освежает! Уверена, друг мой, вам понравится.
— И для достойного завершения трапезы, в основу которой положена гармония и легкость, — засахаренная смородина.
— Засахаренная смородина?
— Превосходные гроздья смородины, собранные сегодня утром в Шарантоне. Мы намочили их в прохладной воде, предварительно добавив в нее два взбитых белка. Потом гроздья вынули, оставили на несколько минут, чтобы с них стекла вода, обваляли в сахарной пудре и подсушили на бумаге. Сахар кристаллизовался вокруг каждой ягодки. Выглядит такая смородина просто замечательно: посреди летней жары она напоминает нам о зиме! Да и кислый вкус ягод смягчается. А дополнением обеда послужит любимейший нектар госпожи — бутылка вина с виноградников Обанса.
— Гаспар, ваш ресторан не перестает удивлять меня.
Бывший версальский лакей казался растроганным.
— Он никогда не сможет дать вам того, чем он вам обязан, — тихо проговорил он.
Эме нахмурилась, вопросительно вскинув брови. В новом летнем хлопчатобумажном платье она была обворожительна. Приложив палец к губам, Николя улыбнулся. Эме сняла соломенную шляпку, подвязанную лентой цвета вишни. Когда период бурной страсти прошел, для влюбленных наступило сложное время ссор, размышлений и тревог. Каждый подталкивал другого сделать решительный шаг к разрыву, словно хотел проверить силу его привязанности. Когда же Эме вступила в возраст зрелости, Николя неожиданно почувствовал, что она нисколько не изменилась и в расцвете лет осталась такой же юной, какой он увидел ее впервые. Глубокое чувство, вспыхнувшее между ними в тот день, когда он нашел ее, промокшую и обессилевшую, в лесу Фос-Репоз, не угасло и в период колебаний и раздумий. При каждом воспоминании о той встрече сердце Николя начинало усиленно биться. Эме же поняла, что ей совершенно необходима уверенность в том, что, чего бы ни случилось, рядом всегда есть он, сильный, готовый мужественно встретить любую опасность и встать на ее защиту. Она поняла, что за суровым видом, приобретенным за долгие годы службы, скрывается душа хрупкого меланхоличного юноши, и она одна умеет понимать его настроения и исцелять его печали. И безграничная благодарность к человеку, подарившему ей уверенность в жизни, слилась с несравненным чувством восторга. У влюбленных начался период, когда, поняв, что их объединяет, они успокоились, и пламя их страсти разгорелось заново.
Трапеза действительно заслуживала внимания, и они отдали ей должное.
— О, Господи, мне вспомнился случай из моего прошлого, — проговорил Николя. — Когда я прибыл из своей провинции в дом на улицу Блан-Манто, Катрина, бывшая тогда кухаркой у комиссара Лардена, готовила суп-потаж из каплуна с устрицами. Я до сих пор его помню. В те времена я ел устриц только сырыми, то есть живыми, и мысль о том, что их можно варить, потрясла меня и показалась поистине варварской. Изумление повлекло за собой презрение, но, к счастью, я его не выказал, решив, что имею дело с невеждой, ничего не понимающей в устрицах.
— То, с чем нам приходится сталкиваться впервые, часто кажется нам либо таинственным, либо ошибочным.
— Кстати, ваш визит к этому доктору. Как его имя? Я забыл, хотя видел его в отчетах полиции, да и вы мне его называли.
— Месмер. Доктор Антон Месмер.
— И что же? — спросил он, собирая донцем артишока размазавшийся по тарелке соус. — Быть может, вы посвятите меня в ваши магнетические эскапады?
— Нас с трудом провели через толпу страждущих, где можно было увидеть людей всех сословий и званий.
— А вы прошли все вместе, словно крейсерский корабль?
— Право слово, вы опять смеетесь! Мы заранее договорились о визите, и нас ждали. К тому же мы приехали в придворной карете.
— Превосходно, очень интересно! Молчу и обещаю больше не прерывать вас.
— И хорошо сделаете, — произнесла Эме, с трудом сдерживая смех. — Слуга провел нас в комнату, где в центре высился чан. Как бы вам его описать? Он был похож одновременно и на бочку для вина, и на бочку для засолки сельди, и на бочонок пороха. А издалека напоминал большой армейский барабан с металлическими стержнями и веревкой.
42
Мари Тюссо (1761–1850) — создательница Музея восковых фигур в Лондоне, открытого в 1835 году на Бейкер-стрит.
43
Филипп Курциус (1741–1794) содержал в Париже кабинет восковых фигур, коллекцию которого завещал Мари Тюссо.
- Предыдущая
- 40/87
- Следующая