Версальский утопленник - Паро Жан-Франсуа - Страница 22

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая

— О чем, бишь, шла речь? Да, в тот раз я невольно оказался нескромным и выслушал часть вашего разговора. А так как вы упомянули имя Горация, я решил, что вы говорили о театре, из чего и сделал вывод, что вы заядлый театрал. Ведь вы, без сомнения, обсуждали пьесы Корнеля? Или новую оперу? Собственно, поэтому я и задал вам вопрос.

— О да, — выдавил из себя Ренар и закашлялся. — У каждого есть свои пристрастия. Вы знаете, теперь в моде скачки, как в Англии.

— Да, я слышал об этом. И что?

— У герцога много лошадей. Жокеи, которые их объезжают, в случае победы получают солидные вознаграждения. Иногда соперники подкупают их, чтобы они придержали лошадей. Известны также случаи отравления. Приходится все проверять: сено, овес, теплое вино.

— Пшеницу, гречку, сассапарель.

— Что вы сказали?

— Ничего, просто мысли вслух.

— В общем, никаких тайн. От имени своего господина Ламор иногда обращался ко мне за советом.

— Что за советы и какова их цель?

Николя показалось, что Ренар с трудом удерживает себя в руках и в любую минуту готов взорваться.

— Точнее, он обращался ко мне за помощью, просил одолжить ему наших людей, чтобы последить за конюхами и прочей прислугой, что вертится вокруг horse race.

Тут он расхохотался и, словно что-то забыл, хлопнул себя по лбу.

— Однако неплохая получилась реприза! Horse race — скачки. Тайна раскрыта, ваш Horace, ваш Гораций найден!

— Вот как, скачки? Я об этом не подумал! Мода на них пришла к нам из Англии и быстро стала повальным увлечением. Надо бы и мне посетить их, я большой любитель зрелищ. Куда вы мне посоветуете пойти?

Почувствовав, что наконец ступил на знакомую почву, Ренар с облегчением выпрямился.

— На равнину Саблон. Там вы сможете увидеть самых знаменитых наездников и поставить на них столько, сколько вам будет угодно.

— Непременно поставлю. Однако вернемся к тому, что заставило нас собраться здесь в столь поздний час. Начальник полиции желает, чтобы вы подробно изложили мне ход расследования, касающегося гнусного памфлета, чьи пропитанные ложью строки оскорбляют репутацию величеств.

Внезапно Николя ощутил, что инспектор со страхом ожидал совсем иного вопроса, упоминание же о клеветническом памфлете, напротив, придало ему уверенности.

— Конечно, конечно. Начальнику полиции известно, что мне удалось раздобыть копию экземпляра, которая может стать поводом для переговоров. Полагаю, такая практика для вас не секрет, ведь главное — не арестовать тираж, а помешать делать все новые и новые допечатки и распространять их.

— А можно узнать, каким образом вам удалось заполучить вашу копию?

— Черт побери, самым обычным, иначе говоря, наиболее извилистым. Несколько дней назад посыльный принес мне билет в театр Французской комедии. Отправившись туда не столько из любопытства, сколько по долгу службы — вы же знаете, мы не можем ничем пренебрегать, — я занял угловую ложу рядом со сценой. Экземпляр, свернутый на манер письма, ожидал меня на стуле.

— А если бы вы не пришли? — поинтересовался Бурдо.

— Ложа была зарезервирована. Так что корреспондент мой, полагаю, унес бы памфлет обратно.

— Мне кажется, было бы разумнее не забирать письмо, а проследить за тем, кто его заберет, — заметил Бурдо.

— И откуда вы узнали, что сей листок является предложением к переговорам? — добавил Николя.

— Завтра посыльный явится за ответом. Полагаю, он сумеет меня найти.

— И вы уверены, что все пойдет так, как вы сказали?

— Почему нет? Что я еще могу сделать?

— А посыльный точно придет?

— Я обещал ему ответить положительно, подразумевая под этим, что мы готовы начать переговоры.

— Но, разумеется, вы приказали проследить за ним?

— А разве вы бы поступили иначе? Однако вам известно, какие это продувные бестии. Он довел мою ищейку до заставы Сен-Поль, по мосту Граммон перебрался на Волчий остров и исчез в тамошних зарослях. Это настоящий лабиринт, служащий пристанищем ворам и убийцам! Его давно пора сжечь.

— Досадно, — проговорил Николя. — Итак, вы все еще ждете вестей от посыльного?

— Да, приходится запасаться терпением.

— А что касается кражи, вы тоже уповаете на терпение?

Продолжая раскачиваться на стуле, Ренар усиленно разглядывал балки под потолком.

— Кража? Какая кража?

— Та сама, о которой вы знаете; расследовать ее поручено именно вам. И она случилась не вчера, а несколько месяцев назад. Есть ли надежда найти след?

Инспектор принялся яростно грызть перепачканную засохшими чернилами подушечку большого пальца. Казалось, еще немного, и он отхватит от пальца кусочек плоти.

— Да, кажется, дайте вспомнить.

Для Николя настало время затянуть петлю.

— Полно, дорогой, неужели вы настолько забывчивы, что не помните, как вам поручили расследовать дело о краже ключа-отмычки королевы? Ведь ключ пропал у Ее Величества в Версале, не так ли?

— Сударь, не пытайтесь загнать меня в тупик. По причинам, знать кои вам не дано, дело это совершенно секретное, и вы не относитесь к числу тех, кого я могу посвящать в его подробности.

— Именно поэтому, — сухо прервал его Николя, опасавшийся, как бы покрасневший от ярости Бурдо не опередил его, — те, кто обязан решать, поручили мне осуществлять контроль над расследованием, ибо результаты его затрагивают честь и интересы трона.

— Сударь, вы суете нос на мою территорию, а туда нет хода никому.

— Разумеется, сударь, когда речь не идет о службе королю, о поисках личной, старательно сберегаемой вещи королевы. Вы забываетесь и начинаете действовать мне на нервы. Прошу вас, опомнитесь и придите в себя.

— И немедленно посвятите господина комиссара в ход вашего расследования, — сладко-угрожающим тоном проговорил Бурдо.

— Собственно, мне нечего сказать, — бесцветным голосом ответил Ренар. — Королева приехала в Париж, на бал в Оперу. Вернулась она очень поздно. Ее свита не представляет, в какой момент могли украсть драгоценность. Это могли сделать как вечером, так и ночью.

— А сопровождавшие королеву слуги?

— Кто из тех, кому повезло попасть на службу к Ее Величеству, рискнет совершить такое преступление?

— А что говорит по этому поводу госпожа Ренар?

— Ничего. Все то же самое. То же, что и остальные.

— Совсем ничего? — поинтересовался Бурдо.

— Согласитесь, не слишком удобно расследовать дело, которое нельзя разглашать, жертву которого нельзя упоминать и даже украденный предмет — и тот нельзя называть! Если вам удастся раскрыть это преступление, что ж, значит, я не справляюсь со своей работой.

— Остается лишь узнать, почему вас, всегда занимавшегося надзором за книгопродавцами, неожиданно назначили вести расследование, столь далекое от ваших повседневных занятий?

— Задайте этот вопрос тому, кто вправе на него ответить. Я же только могу сказать, что мое присутствие в покоях королевы не требует оправданий, ибо моя жена работает у Ее Величества.

— И тем не менее нам придется сунуться в ваш огород и попытаться понять, остались ли там следы. И сравним наши результаты. Это поможет делу. Факты, люди, время — все придется выяснять заново, заново сравнивать и анализировать. А вы будьте столь любезны и предоставьте в наше распоряжение ваши отчеты и записки, составленные вами в ходе следствия.

Инспектор со снисходительной усмешкой взглянул на Николя.

— Как вы это себе представляете? Принимая во внимание характер расследования, я отчитывался напрямую — Ленуару и королеве.

Бурдо раздраженно закашлялся.

— Вас послушать, так ни обстоятельств дела, ни возможных подозреваемых не существует вовсе. Вы хотите сказать, что не произвели даже простейших обысков у ювелиров, ростовщиков и скупщиков краденого, способных приобрести пропавший предмет и распродать его по частям? Ведь это стандартная процедура, когда речь идет о краже бриллиантов!

— Разумеется, вы настоящий златоуст. Однако все те же причины воспрепятствовали проведению рутинных процедур.

• Предыдущая
• 22/87
• Следующая