Охотник за бабочками - Костин Сергей - Страница 19

Из распахнувшейся дверцы показалось лицо. Причем, замечу, вполне нормальное. Без всяких там крутых подбородков. Но с лысиной. Вполне стандартной земной лысиной образца прошлого века. Это было нечто новенькое. Ношение подобного украшения правительством Великой Галактики не приветствовалось. И если разрешалось, то только самым почетным гражданам, заслужившим эту честь годами беззаветной службы на благо ее величества Галактики.

— Залазь, — кивнула лысина, показывая, что садится нужно не на металлический пол, а в кар.

Они что, газет не читают? Посадить в личный транспорт урода, даже по провинциальным меркам считается полнейшим нарушением Закона. А здесь, на станции, вообще. Могут и в поселения сослать.

Но раз приглашает, значит, знает, что делает.

Сядем. Помашем на прощание ручкой ребятам с титановыми упавшими подбородками. И поздороваемся. А как же!

— Привет, лысина.

Наверно что-то не так брякнул. У меня всегда так. Сначала скажу, а потом уж соображаю, ведь не то совсем.

Лысина вздрогнула, по гладкой коже прошлись небольшие кожаные волны, и ее обладатель обернулся ко мне.

Я как раз пытался вскарабкаться обратно на сидение. Кожаные, черт, и скользкие.

— У тебя с головой все в порядке, урод? — спросила лысина.

— У меня в порядке, — улыбнулся я, нечаянно взглянув на лысину лысины.

— Господи! — протянул хозяин достопримечательности, — Родина требует героев, страна рожает дураков.

И отвернувшись, врубив тягу, рванул с места.

Я в это время как раз уже почти забрался на скользкое сиденье. Но инерция штука вредная. Я снова сполз и решил для себя, что лучше уж я постою, чем вот так позорится каждый раз на поворотах.

Минут через пятнадцать я вдруг сообразил, что мчимся мы в неизвестном направлении, мимо каких-то складов и ангаров. Почти в сплошной темноте. И даже один раз сбив членистоногого робота уборщика.

— А мы куда это?

Может лысина меня и не слышала. Рев в кабине страшный.

Я постучал по гладкой коже хозяина кара и повторил свой вопрос, но уже более громко и в минимальном расстоянии от уха.

Но ведь что странно. Обычно люди, до которых мне случалось ненароком дотрагивались, дергались словно от порядочной порции электричества, а этот, даже не вздрогнул. Но ответил. Наверно, я его достал.

— Отвали.

Вот теперь все понятно. А раньше нельзя было? По человечески.

Года два назад космический лайнер с полным выпуском земной сельхозакадемии совершал прогулочный круиз в этих местах. Заплутали, потерялись, но на счастье вырулили на погранзаставу. Может и на эту. Не знаю. При посадке корабля в приемное отделение умудрились сломать электрошвабру уборщика. Корабль, со всем содержимым, конфисковали. Команду и выпускников сельхозакадемии лишили всех гражданских прав. И отправили всей толпой в поселенцы. Осваивать совершенно безжизненную планету марсианского типа где-то в созвездии Пеликана. Померли все. Им забыли выдать скафандры, а там ни воздуха, ни ананасов.

К чему это я? Просто так. Не повезло. Может, и не стоило мне разбивать два патрульных перехватчика. Конечно не швабры, но вещи тоже ценные.

Кар затормозил на какой-то захолустной улице. Собственно, здесь везде захолустье.

Не успел стихнуть рев движка, как в распахнутые двери ломанулись пара накаченных ребят и, выкрутив руки, вытащили меня из машины. После чего прислонили к стене. Теплой и железной. Не шелохнуться.

При наборе на службу в приграничные станции ребятам специально наращивают мускулы до размеров совершенно неимоверных. Увеличивают костную массу. Искусственно поднимают зоркость, цепкость, хваткость. Но удалят половину мозга.

— Тащите его в комнату пристрастия, — изрекла лысина, вытирая лысину грязным платком.

Я попробовал возмутиться, затрепыхался, пытаясь восстановить свое гражданское право, но ребята приняли это все за шутку. Они засмеялись, перегнули меня пополам, больно, и поволокли в ту самую комнату с неприятным названием.

Комнату, обитую мягкими матрасами, с устрашающего вида дыбой, миниатюрной стеклянной газовой камерой и следами крови по всей площади помещения, включая и потолок.

— В кресло его, — лысина тут как тут.

Меня усадили в кресло. Почему-то металлическое. И почему-то с целыми снопьями проводов. Именно этими проводами меня и опутали, ко всему прикрепили на макушку обруч.

Напоминает виртуальную установку для расслабления. У меня дома такая же стоит. Ну, знаете… девчонки, скачки, гонки.

Накачанные ребята удалились. Лысина осталась. Она уселась на стул, мягкий естественно, и стала читать бумажки, чуть щурясь и шевеля губами.

— Ну что? — лысина опустила бумаги на колени, — Сам расскажешь, или с пристрастием.

И вздохнул.

Конечно, сам расскажу. Мне скрывать нечего. Только что рассказывать?

— Что рассказывать-то?

Лысина сказала:

— Угу. В игрушки играем. Ничего не знаю, ничего, никому не скажу. Совсем обнаглели.

Лысина тяжело вздохнула, смахнула капельки пота с теменной части головы и, привстав, ткнула мне в лицо одну из своих бумажек.

— А вот на это, что скажешь? Читать-то уроды умеют?

Уроды умеют не только читать, но и многое другое. Я, например, кроме прочих достоинств, умею вышивать крестиком. Одна корабельная нянька научила.

Но говорить об этом лысине, почему-то не хотелось.

Так что там нам предъявляют?

— Не свисти, урод, брюликов не будет, — остановил меня лысый.

Свисти, не свисти, а легче от этого не станет. Попал.

Такой-то, такой-то, далее моя морда в пол страницы, разыскивается родственниками. При обнаружении, доставить в целости и сохранности в земную колонию. Лично в руки. ПаПА, кому же еще! Потом особые приметы. Хотя, какие у урода приметы. Тем более особые. Он сам, как одна большая примета. Любой встречный пальцем покажет.

Значит, паПА пронюхал про мои проделки. Может быть и про заказ. И хочет видеть непутевого сына. Уши там надрать, или еще что пониже.

А может и наоборот. Разобрался, что к чему, и решил спасти сына от гибели неминучей в Дьявольских Дырах. Лучше живой, да неженатый, чем мертвый, но окольцованный. Все бы так рассуждали, как мой паПА, мир стал бы чище. К чему это я?

— Ну и что скажешь?

Лысина откровенно скучал. Одно дело арестовывать самых настоящих нарушителей границы. Монстров там разных. Чудовищ инопланетных. Со стрельбой и погонями, со сжиганием планет и небольших вселенных. А совсем другое дело схватить обычного рядового беглеца, к тому же и урода. Медалей за нас, за уродов, не вручают, в отпуск, за нас, за отверженных, на Большую Землю не отпускают.

Я молчал. Чего тут скажешь. И так все ясно. О! Кузьмич уже под мышками провода перекусывает. Дело делает. У него не зубы, а клещи. Ко мне как-то в оранжерею дикий кот прорвался. Недруги подослали. Так Кузьмич ему спинной хребет перегрыз. Титановый шарнир. Котяра от удивления еще часа два чадил микросхемами и орал благим матом от обиды.

— Ты что, издеваешься надо мной?

Это снова лысый. Дался я ему.

— Дался я вам, гражданин начальник. Клевета все это. На бумажке той. Отпустил бы ты меня, начальник. А?

Возвращаться не хотелось. Неизвестно, что еще там паПА придумал. Ему ж в голову взбредет, так он из Московского мегаполиса уродину цирковую выпишет и на ней жениться заставит. Всяко может быть. Да и два миллиона брюликов не на каждой космической трассе валяются. Поди, еще, поищи.

— Им не я нужен, — продолжал я. Лысина слушает внимательно и не перебивает, — А корабль мой. Вернее наш, фамильный.

— А в бумаге написано, что не корабль, а именно тебя доставить, — умный, гадина. Будем действовать по-другому.

Самое противное в моем положении, это играть человеческими слабостями. Но, никуда не денешься.

И вот что странно. Люди за время своего сосуществования в Великой Вселенной научились не только заменять практически все органы тела на искусственные. Не только изменять себя химически и физически. Но даже, о господи, добрались до святая святых. Мозга человеческого. Там отрежут, тут пришьют. Левое на правое, правое на левое.