Моря Африки - Ердег Элизабетта - Страница 12
- Предыдущая
- 12/60
- Следующая
— Нет. Я, нет. Я хотела сбежать. Но одна моя подруга… Как это сказать по-итальянски, которая участвует в сражениях…
— Солдат?
— Да нет. Солдаты были эфиопы. Мы были…
— Партизаны?
— Да, правильно. Она была партизанка. Её зовут Зеуди, она живёт рядом. Если хочешь я отведу тебя к ней.
— Хорошо… когда?
— Сейчас, если у тебя есть время. Сейчас пять часов, мы застанем её дома.
Сразу, как только Абеба заканчивает свой чай, мы вливаемся в движение озябшего проспекта. Она поворачивает направо, потом налево и мы входим в старые ворота. И вот мы пьём кофе, едим лепёшки, сидя на тюфяке в этой тёплой уютной кухне.
— Вот моя подруга партизанка — начинает Абеба, представляя одну из девушек в брюках.
Она очень красива, только лоб прочерчивают мелкие морщины.
— Мы с Зеуди знакомы с детства. С самого рождения мы только и слышали разговоры о войне. Эфиопские солдаты постоянно ходили по городу. Иногда они забирали какую-нибудь девушку, и больше о ней никто ничего не слышал, либо она возвращалась избитая и изнасилованная. Родители от страха не выпускали нас на улицу. Многие были рады, когда их дети уходили к партизанам. Лучше рисковать жизнью на войне, чем подвергаться насилию эфиопов.
— Жить в Асмаре, особенно молодым девушкам было ужасно. В восемнадцать лет мы решили сбежать. Украли свадебные золотые серьги своих матерей и пошли продавать их ювелирам, которые держат лавки возле рынка. Мы хотели уехать подальше и направились на север в сторону Судана. — Ты знаешь Судан, была там? — спрашивает Абеба.
Когда месяц назад я прибыла в Эритрею, как раз из Судана, первое ощущение было — освобождение от чувства подавленности которое витало там. Здесь та же бедность, но воспринимаемая, как нечто случайное, временное, как нечто, что завтра станет меньше а послезавтра ещё меньше. Как прекрасен оптимизм и гордость эритрейцев в сравнении с немой покорностью суданцев. Какая активность и человеческое тепло на разрушенных улочках Массавы в сравнении с тотальной инерцией и убожеством Порт Судана и Суакина.
В Массава есть разрушенное почтовое отделение со следами пуль на фасаде, но оттуда я звонила домой Маргарите, и оператор давала мне информацию на итальянском. Во всём Порт Судане не было ни одного телефона.
Но Абеба и Зеуди представляли себе Судан, одно из самых бедных и заброшенных мест какие я только видела, землёй обетованной в сравнении с Асмарой и с Эритреей, где они родились и где война всегда была у дверей дома.
Зеуди и Абеба убежали из дома и почти сумели добраться до границы когда наткнулись на колонну партизан. Их приняли за шпионов и взяли в плен. Но Абеба заболела. Партизаны её подлечили и оставили у миссионеров в ближней деревне. Зеуди же заставили вступить в отряд и она осталась. В одном только она была уверена, что никогда не хотела бы вернуться в Асмару.
Так две подруги расстались и больше пяти лет ничего не слышали друг о друге.
Зеуди говорит только на тигрино и в разговоре её переводит Абеба. Эту историю они рассказывали вместе уже тысячу раз и Абеба рассказывает наизусть приключения подруги, та только изредка вставляет некоторые детали.
Партизаны большей частью были молодые люди, ровесники Зеуди, многие из них девушки.
Жизнь была тяжёлая. Перемещались чаще всего ночью, чтобы не быть замеченными неприятельским патрулем. В горах и скалах не существовало троп. Днём прятались живя под землёй, в траншеях и землянках, которые партизаны нарыли за тридцать лет войны. Под землёй были госпитали, обучались врачи, медсёстры, планировались диверсии, помощь, координировались действия различных групп FLE (Фронт Освобождения Еритреи).
Зеуди научилась пользоваться оружием. Её научили наводить, прицеливаться, твёрдо держать автомат, чтобы не вскидывало при выстреле. Она научилась оказывать помощь раненым и подготавливать боеприпасы. Казалось это не очень сложно. И, наконец, она приняла участие в своей первой операции.
Эфиопские солдаты провели рейд в деревне, где они думали скрываются эритрейские повстанцы, и убили пять человек. Группа Зеуди отправилась по следу патруля и преследовала их шесть дней и шесть ночей, перестреливаясь на расстоянии. Достать эритрейцев в их непроходимых горах было невозможно. В конце концов эфиопские солдаты попали в засаду. Зеуди должна была перезаряжать автоматы и сидела укрывшись за скалами, когда увидела неприятельского солдата и навела на него калашников.
— Я нажала на курок…Помню до сих пор выражение ужаса и боли на лице солдата, слышу его крик, вижу тёмные пятна, выступающие на одежде, поднимающуюся пыль. Потом у меня всё закружилось, я провалилась в темноту и ничего больше не видела. Когда пришла в себя, девушка, которая была со мной, сказала что это от того, что в первый раз. Со временем станет легче и проще.
Девочка спавшая на краю тюфяка посасывая палец, проснулась. Она очень маленькая, примерно двух лет. Поднялась и устроилась на животе Зеуди. Распахнула кофту, пошарила под рубашкой, достала грудь и принялась её сосать. Зеуди продолжает свой рассказ, лишь обняла одной рукой девочку и помогла расстегнуть рубашку. Совсем не изменилось выражение её правильного лица, не смягчился взгляд немного грустных глаз. Она продолжает рассказывать через Абебу о пяти годах проведённых с партизанами: о ночных переходах, боях, о раненых, которым нужно было оказывать помощь, о убитых эфиопских солдатах, о пленных, о обмене их на партизан, о Текле.
— Вначале я боялась партизан, но вскоре они стали моей новой семьёй. Сражаться было необходимо для нашей земли, для нашего народа, чтобы не было больше детей таких как я, рождённых и выросших в войну. Сначала я не понимала всего, что говорят о Фронте освобождения, о необходимости международной помощи, чтобы вернуть Эритрею её народу, но чувствовала, что они делают правое дело. Люди в деревнях обожали партизан. Старики и дети проделывали километры дороги, чтобы передать нам пакет муки, козу или немного молока.
Пока Зеуди рассказывает о мёртвых, раненых, о крови, девочка сосёт грудь, счастливая, далёкая от всего этого, иногда оглядываясь вокруг угольно чёрными глазами, словно чтобы убедиться, что всё по прежнему на своих местах.
В комнате находятся мама, Зеуди со своей дочкой, две сестры, Абеба и я — все женщины.
Здесь женская компания это не выбор. Это традиция, а теперь и грустная неизбежность. Отец девочек умер уже давно, их единственный брат не вернулся с войны, как и Текле — отец малышки.
Он был старше Зеуди. Он научил её многому, а она лечила его после ранения. Они полюбили друг друга и были вместе пять лет. Текле объяснил Зеуди истинное значение борьбы за освобождение. Как важно для достижения независимости своей страны, чтобы эритрейский народ оставался единым. Зеуди едва умела читать и писать. Она была старшей дочерью и начала рано работать, чтобы помогать родителям и братьям. Текле стал для неё учителем. Он доставал книги и помогал ей их прочитать и понять и потом доставал новые.
Когда Зеуди заметила, что ждёт ребёнка, все были счастливы: она, Текле, их товарищи.
Даже посреди войны ребёнок это всегда плод любви, обещание будущего. Может ему доведётся жить в независимой стране и в мире.
Но прежде чем закончилась война, эфиопская пуля настигла Текле, попав ему в голову. Это случилось днём. Вместе с другими он отправился на разведку окрестностей лагеря и они наткнулись на вражеский патруль. Текле погиб первым. Два других его товарища были серьёзно ранены и только третий сумел вернуться и принести известие.
Зеуди тоже хотела умереть. Она не ела, не разговаривала, не хотела не вставать не двигаться.
Прошло несколько месяцев, когда пришло известие. Известие, которого они ожидали тридцать лет: Еритрея свободна. В Эфиопии было свергнуто правительство, диктатор Менгисту в изгнании, Эфиопия освобождённая от диктатуры освободила также Эритрею от гнёта завоевания и возвратила ей независимость.
— Невозможно описать радость которая охватила страну при этом известии Люди на улицах пели плясали, обезумев от радости.
- Предыдущая
- 12/60
- Следующая
