Рекламный трюк - Антонов Антон Станиславович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/54
- Следующая
Девочка по имени Оксана немедленно вставила кассету в магнитофон и аж подскочила, услышав струящийся из динамиков шепот:
— Как поживаешь, Горыныч? Скучно, наверно, без Яны. Она классная девчонка, и мне очень не хочется делать ей больно. Готовь деньги побыстрее, и она тебя отблагодарит на все сто. И не пытайся с нами играть, давай обойдемся без последовательных номеров, радиометок и тому подобных штук. Не меньше ста тысяч баксов должно быть мелкими купюрами, остальные можно сотенками. Когда все будет готово, не забудь сказать об этом по ящику на местном канале в вечерних новостях. Ждем с нетерпением…
Речь оборвалась, и с середины слова зазвучала песня в исполнении Яны Ружевич — русский вариант зонта из фильма «Эммануэль».
Каждый из нас ищет любовь
В свете ночей, в музыке снов.
С розы росу пьет соловей — Это твой сон,
А девочка Оксана, надо сказать, была большой поклонницей Яны Ружевич и ее похищение восприняла, как личную трагедию. Поняв, что за кассета попала к ней в руки, Оксана вскочила в величайшем возбуждении и стремительно выбежала из дому с находкой в руках. Направлялась она то ли в милицию, то ли на телевидение, но очутилась почему-то у своей лучшей подруги Наташи Кудриной. Ни слова не говоря — она вообще находилась в том состоянии, когда слова не очень-то хотят выстраиваться в членораздельные фразы, — Оксана затолкала кассету в Наташин музыкальный центр, и послание на этот раз прозвучало в стереозвуке.
— Где ты это взяла?! — спросила Наташа, когда к ней вернулась способность говорить.
Оксана восстанавливала дыхание еще некоторое время, прежде чем смогла, наконец, произнести:
— Мать… нашла… в парке.
Наташа соображала быстро. Она схватила чистую кассету, вставила ее в свободный «карман» аппарата, переписала послание и только после этого стала переодеваться, сказав решительно:
— Пошли к ментам.
— Думаешь, к ментам? — переспросила Оксана. — А может, лучше еще куда-нибудь? В газету, например. Или на телевидение.
— Ага! А если на кассете отпечатки? Или еще что-нибудь. Мы с тобой и так все заляпали, а если еще пара сотен человек подержит ее в руках — тогда что?
— Ладно, не выступай. Куда скажешь, туда и пойдем.
В ГУВД их сначала попытались не пустить, приняв за обыкновенных фанов из толпы, осадившей здание. Но девчонки, потрясая кассетой, прорвались внутрь и сбивчиво, но, в общем, понятно объяснили сержанту у дверей, как она к ним попала. После этого сержант потребовал отдать кассету ему, но девочки отказались наотрез. Возникли сложности, так как все сколько-нибудь ответственные лица были в это время на Западном шоссе у взорвавшейся «Волги». В конце концов девчонок провели к дежурному по городу, который встретил их довольно неприязненно — у него и без того проблем было выше головы. Но как только, прослушал запись, его отношение сразу переменилось, и он спешно сообщил о находке Короленко и Ростовцеву.
Те примчались тотчас же. Хотя послание не содержало почти никакой новой информации, сама находка представляла значительный интерес. Она могла дать следствию хоть какую-нибудь зацепку.
Поэтому Оксану и Наташу подробно расспросили, а уяснив, что сами девочки имеют к этой находке весьма косвенное отношение, послали за матерью Оксаны.
Та приехала в управление весьма недовольная, дочерью, которая понесла кассету в милицию, не посоветовавшись с матерью. По мнению Галины Григорьевны, лучше было выкинуть ее в первую попавшуюся канаву, чем связываться с милицией. И про обстоятельства находки она поначалу говорить не хотела, опасаясь, что это ей боком выйдет. Ростовцеву пришлось объяснить, что боком ей выйдет, если она не перестанет валять дурака и не начнет рассказывать все, как было. Резкий тон подействовал, и Галина Григорьевна стала отвечать на вопросы по-человечески. Ростовцев тут же отправился вместе со свидетельницей в парк, но после беглого осмотра места находки отправил Галину Григорьевну к следователю прокуратуры Туманову, где ей пришлось рассказывать все по новой и с дополнительными подробностями. Это привело свидетельницу в состояние аффекта, то бишь сильного душевного волнения, и следователь, который не обладал такой силой убеждения, как Ростовцев, оказался погребен под лавиной слов, не имеющих отношения к делу и сказанных бедной женщиной сгоряча. На прощание Галина Григорьевна пообещала Туманову, что у ее собственной дочери Оксаны «вся жопа будет в синяках», и следователю так и не удалось убедить свидетельницу, что девочка поступила совершенно правильно, доставив находку в милицию и все честно рассказав.
Большого труда стоило Туманову уговорить вздорную бабу подписать протокол. Ей почему-то казалось, что стоит ей подписать официальную бумагу, и ее тотчас же посадят в тюрьму навсегда. А может быть, у нее были столкновения с милицией в прошлом. Пришлось пригрозить ей судом за отказ от дачи показаний — только после этого Галина Григорьевна согласилась расписаться, да и то постаралась сделать это как можно неразборчивей.
Когда Галина Григорьевна наконец ушла, следователь с облегчением перекрестился, хотя в Бога не верил и с религией вплотную сталкивался только один раз, во время расследования разбойного нападения на местный кафедральный собор.
Но вздохнуть с облегчением Туманов не успел. Поступило сообщение, что где-то на полпути между городом и Москвой остановлен «мерседес» Горенского, а в нем — охранник из фирмы «Львиное сердце» Павел Шибаев в гордом одиночестве и с собственноручным письменным приказом Коваля доставить машину в московскую резиденцию фирмы «Вершина» и сдать ее под расписку заместителю Горенского Денисову.
Туманову пришлось звонить в Москву, на Петровку, 38, с просьбой допросить Денисова, а затем самому по телефону снимать предварительные показания Шибаева, потому что ехать на пост, где его задержали, было слишком далеко, а сведения требовались немедленно.
Шибаев оказался первым, кто смог четко и доступно описать происшествие на шоссе. Он затруднился только в одном вопросе — откуда взялись дым и слезоточивый газ, но зато уверенно сообщил, что в сгоревшей «Волге» был Коваль с коллегами по «Львиному сердцу», а Горенский с телохранителями доехал до 77-го километра, где пересел в «вольво» и скрылся в неизвестном направлении.
Туманов счел нужным сообщить эти сведения Ростовцеву и решил не звонить, а сам прогуляться в парк.
На выходе из прокуратуры его подловили репортеры. Туманов отвязался от них, сделав короткое сообщение: «Горенского преследовали и пытались убить, но ему удалось спастись и скрыться. Погибли несколько охранников. Ведется следствие».
После этого следователь сел в машину и укатил в парк.
Увидев его, Ростовцев развел руками и сказал:
— Ноль.
— Что, совсем ничего?
— Да тут с утра стадо слонов пробежало. Если что и было… — инспектор не закончил фразу и безнадежно махнул рукой.
— Интересно, почему он не позвонил? — сказал Туманов, очевидно, имея в виду похитителя.
— Не факт. Горенский мог нам не сказать, а на «прослушку» его не поставили. Он грозился устроить международный скандал, и наши поджали хвост.
— Или Горенского уже не было в номере, когда ему звонили.
— Тогда они бы сообщили кому-нибудь еще. Кстати, один конкретный факт. Они не следят за своими посланиями.
— Почему?
— Потому что иначе они не дали бы уборщице подобрать пакет.
— Действительно. Хорошо, девчонки сознательные попались.
— Между прочим, они тут. Наблюдают. Я не стал прогонять.
— Правильно сделал.
Следователь и розыскник сели в одну машину и отправились в ГУВД подводить итоги.
15
Девчонки наблюдали за действиями розыскников не в одиночестве, а вместе с друзьями и старшими товарищами. Среди последних выделялся Женька Безбородов, носивший бороду и известный тем, что одно время лежал в психбольнице и вынес оттуда диагноз «шизофрения» вкупе с «белым билетом». Помимо этого он прославился фразой: «Кто не хочет трахнуть Янку Ружевич, тот сумасшедший либо импотент». Себя он сумасшедшим не считал и импотентом тем более, несмотря на пагубное действие лекарств, которыми его пичкали на «дурке». Впрочем, вот уже полтора года Женька не посещал психиатров, а его шизофрения текла вяло, проявляясь преимущественно в рукописных научных трудах — да и то некоторые особо въезжающие люди считали эти труды не сумасшедшими, а гениальными.
- Предыдущая
- 8/54
- Следующая