Рекламный трюк - Антонов Антон Станиславович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая

Гена и прежде устраивал на своей даче студенческие пирушки, так что соседей сие событие нисколько не удивило. Правда, на этот раз в бутылке была вода, но Гена актерствовал очень натурально.

Когда в сторону города проходила восьмичасовая электричка, оба похитителя появились на платформе, где назойливо и шумно изображали отъезд. На самом деле они никуда не уехали, однако все, кто их видел в эти минуты, были убеждены в обратном. Хитрость состояла в том, что активничали они не на самой платформе, а внизу, у лестницы, и когда все ломанулись к дверям и перестали обращать внимание да что-либо, кроме свободных мест в вагоне. Крокодил и Казанова тихо отошли в тень, за кусты.

После этого они шатались по лесу до тех пор, пока не ушла следующая электричка. С ее уходом на новых дачах обычно почти никого не остается, потому что эта электричка — последняя из тех, что идут к городу.

Дальше действовать следовало быстро — до момента акции осталось всего полтора часа.

Похитители вышли из леса прямо к даче — еще одно удобство, подсказавшее Крокодилу идею использовать именно это место. Его участок находился на отшибе, практически врезаясь в лес, а от соседних дач был отделен полосой высокого кустарника.

Проверив в последний раз готовность к операции, они взяли рюкзаки и снова углубились в лес, ориентируясь по компасу и светя себе фонариком. Дорога была знакомая, хоженная не раз, и до платформы добрались без приключений.

Теперь операцию можно было отменить только в чрезвычайных обстоятельствах и с большим риском для себя. Даже если поблизости окажется случайный свидетель, лучше обезвредить его, чем свернуть всю акцию.

Гена взял хлороформ, спирт и шприц, сунул за пояс пистолет, натянул на лицо маску и отправился делать обход. Казанова остался караулить рюкзаки. Через четверть часа Крокодил вернулся, никого поблизости не встретив.

Платформа была освещена скудно — еще один плюс для похитителей. Но они все же не торопились Расставлять реквизит — вдруг пойдет товарняк, и Машинист в свете заметит их манипуляции и кому-нибудь о них сообщит.

Гена поминутно смотрел на часы, а Казанова по мере приближения часа «Ч» становился все спокойнее. Наконец главарь сказал: «Поехали», и соответственно махнул рукой. Повинуясь его указаниям, Казакова принялся расставлять по платформе бутылки с бензином и разливать горючее из канистр в виде лужиц и связующих полос.

Гена, понимающий кое-что в пиротехнике, заверил, что гореть будет недолго, но эффектно. И специально для Казановы добавил, что от этого никто из пассажиров электрички пострадать не должен — хотя сам отнюдь не был в этом уверен.

Когда эта работа была закончена, до подхода электрички осталось всего несколько минут.

Похитители укрылись под лестницей, ведущей на платформу. Отсюда можно было внезапно и мгновенно выскочить наверх и оказаться как раз напротив заднего тамбура второго вагона.

Казанова передернул затвор автомата и взял в руку гранату. Гена проверил оба пистолета и тоже потянулся за лимонкой.

А электричка запаздывала, и Казанова заметил, что Крокодил все сильнее мандражирует, и этот мандраж постепенно перетекает в возбуждение, совершенно излишнее в боевой обстановке.

Казанова окинул взглядом темную платформу, и внезапно вся эта операция показалась ему чистой воды авантюрой. Но думать об этом было уже некогда. Вдали показались огни приближающегося поезда.

— Ты совершенно не умеешь целоваться, — шенула Яна на ухо Уклюжему. — Учись, пока мне язык не отрезали.

И Яна стала учить соседа по заточению целоваться, активно используя для этого упомянутый орган чрезвычайно полезный во всяких эротических делах

К этому времени Яна уже дозрела до такого состояния, когда наступает что-то вроде раздвоения личности, и одна ее половина по-прежнему боится боли смерти, но другая уже смирилась с этим и смотрит как бы со стороны, как будто это кино или сон и готова шутить и смеяться над своим положением.

— А трахаться мы будем по-собачьи, — предложила она, позванивая цепью. — Ты будешь Барбос, а я — Альма. Гав! Гав!

— Это почему это я Барбос? — весело возмутился Уклюжий.

За последние дни к нему отчасти вернулась способность понимать шутки и отвечать на них адекватно. Эротические стимулы тоже больше не оставляли его равнодушным, однако был он еще слаб и немощен, так что Яна старалась за двоих.

— Хорошо, ты будешь лорд Бэрримор Шестнадцатый. С лордом это даже приятнее, чем с каким-то Барбосом. Мы будем оч-чень породистые собаки.

Она принялась совершенно по-собачьи облизывать лицо Шурика, а он вяло уклонялся, бормоча:

— Ну не надо, я так не играю. Давай по-человечески.

Яна послушно стала целовать его по-человечески, а потом предложила для поцелуя свою грудь, сообщив при этом:

— Говорят, если поить слабого, больного человека женским молоком, то он быстро становится здоровым и сильным.

— У тебя нет женского молока, — резонно возразил Уклюжий, но это не помешало ему поцеловать грудь, и даже неоднократно.

Потом они долго любили друг друга по-собачьи, по-человечески, по-французски и иными способами — благо им никто не мешал. Крокодил и Казакова ушли на дело, и дом стоял пустой. Правда пленники об этом не знали — да и какая им разница. Главное, чтобы в «темнице» не было посторонних.

После каждого раза Уклюжий, казалось, слабел окончательно и навсегда, но искушенная «суперзвезда» находила способы, чтобы снова его возбудить.

— Если выберусь отсюда, брошу петь и стану валютной проституткой, — сказала она в одной из пауз. — Безопаснее, интереснее и денег больше.

Ах, поработать бы ей полгодика в достославном городе Амстердаме на улице Красных фонарей. Может, и ей тогда смертельная доза героина показалась бы лучшим выходом из всех затруднений!

Но Яна всего лишь сидела в подвале, в плену у бандитов, которые собирались сначала отрезать ей язык, а потом и вообще убить совсем. Наверное, это обстоятельство слегка нарушило ее душевное здоровье, раз Яна стала видеть в своем положении предмет для шуток.

— К тому же я просто не смогу петь, — продолжала она. — Ведь у меня не будет языка.

А потом, показав партнеру очередной приемчик из своего богатого сексуально репертуара, Яна сказала ему:

— Учись, пока я жива.

И вдруг, словно под действием этой фразы, улыбка сбежала с ее лица. Яна побледнела, а глаза ее наполнились слезами.

— Как ты думаешь, они действительно меня убьют? — спросила она, и голос ее дрогнул.

Яна вспомнила вдруг свой альбом «Кинематограф» и песню «Молчание ягнят» — о девушке, оказавшейся во власти безумца. Но и в песне, и в фильме, и в книге девушку вовремя спасают. А как оно будет в жизни, которая имеет привычку отличаться от голливудских фантазий в худшую сторону?

И Яна заплакала, безудержно и безутешно, опустив голову на грудь Шурика, который молчал и только ласково гладил ее по волосам — как маленькую девочку, которую обидели злые мальчишки.

Каменев остался один на один с рацией и электронными часами. Часы показывали, что электричка с командой Сереброва уже начала свой путь. Рация молчала — оперативники договорились не пользоваться связью до начала активных действий. Вдруг у похитителей есть наблюдатели в поезде?

Из всех людей «Львиного сердца», приехавших в город, с Серебровым не отправились только пятеро, не считая самого Каменева. Двое из них поехали на «стрелку» с таинственным шантажистом, который «все знает и всем расскажет». Встреча с ним, как назло, была назначена на эту же ночь, и Каменев уже подумывал — а не подстава ли это со стороны похитителей, чтобы отвлечь внимание и силы от основной операции? Но ниточка есть ниточка, и Каменев не мог ее проигнорировать.

Еще трое сотрудников сидели в соседнем номере. Каменев отослал их, чтобы они не мешали ему думать. Думать предполагалось о деле Яны Ружевич, но мысли как-то сами собой ушли от этой темы и переключились на дело Боярова.

• Предыдущая
• 25/54
• Следующая