Гостеприимный край кошмаров - Орлов Антон - Страница 16

Год назад родители снова перебрались на орбиту, забрав с собой младшую сестренку, а Лерка, выяснив, что в орбитальном городе подходящей работы для нее не найдется, решила осесть в Новотагане. Для нее купили «молодежную» квартирку в одном из огромных облупленных домов, похожих на виноградные грозди, их полным-полно понастроили в позапрошлом веке, и сначала там было неплохо, до последнего времени было неплохо, а потом пришли судебные приставы и наглухо замуровали внутренний дверной проем в квартире на восемнадцатом этаже в другом крыле этой громадины.

Внутри находилась пожилая супружеская пара. Наверное, они и сейчас там находятся. Или уже не они, а то, что от них осталось?

Тяжба между рассобачившимися родственниками, владевшими жильем на долевой основе. Дверь на лестничную площадку одна-единственная. По решению суда квартиру разделили на две несообщающиеся части, и счастливчик, выигравший процесс, остался с дверью, а проигравшая сторона – в керамолитовом мешке без выхода наружу.

Бравые парни в форме приставов понимали, что творят не то, однако распоряжение начальства выполнили – куда б они делись? У тех, кого замуровали, имелся некоторый запас продуктов, но рано или поздно он должен был закончиться. Вообще-то, соседи сверху время от времени спускали им на веревке пакеты с лапшой быстрого приготовления и дешевыми плавлеными сырками. Судья, женщина с незапоминающимся усталым лицом, в сетевом интервью объяснила: все по закону, спорную жилплощадь следовало поделить между тяжущимися, у них ведь была возможность где-нибудь каким-нибудь образом сделать себе другую дверь… Ну и что, места не нашлось (не на улицу ведь, на высоте восемнадцатого этажа!), ну и что, денег тоже не нашлось, деньги следовало где-то изыскать, главное – время для этого им было ранее предоставлено, так что все по закону.

А Лерке было страшно. Заживо замурованы. Средневековая казнь. Или не казнь, а жертвоприношение? Кому или чему их принесли в жертву? И понимала ли судья, что делает, или что-то управляло ее волей, дергая за ниточки, а она только говорила хорошо поставленным голосом (категоричным, но немного усталым, работы невпроворот)? И что же творится с городом Новотаганом, если там происходят такие вещи? Вслух ни о каком жертвоприношении речи не шло, судья просто выполнила свою работу, и приставы добросовестно выполнили свою работу – словно мозаику из кусочков сложили, и в результате что-то зыбкое, таящееся от людских взглядов, слякотно-бесформенное получило пищу и слопало, не подавившись.

Когда подвернулась возможность удрать в параллельное измерение, Лерка раздумывала недолго. Пусть даже она окажется подвидом А. Черное, как безлунная ночь, сказочное зло Долгой Земли показалось ей предпочтительнее того невидимого, безымянного, рассеянного в пространстве, которое исподтишка заглатывает жертвы в ее родном цивилизованном мире. Ага, тут летающие медузы-упыри, прорва прочей мелкой и крупной зловреди, опасные автохтоны, похожие то ли на орков, то ли на обросших шерстью эльфов, и недобитый Темный Властитель в придачу, но хотя бы людей в их собственных квартирах не замуровывают.

– Есть креативные идеи? – натужно бодрым голосом осведомился Берт.

– О чем?

– Как заинтересовать покупателя вашей сантехникой. Пораскинь до завтра, договорились?

Кому что, а торчку доза. Он скрылся в чердачном люке, оставив разочарованную Лерку в желтом электрическом коконе посреди бескрайних сумерек. Кто польстится на побитую даму с фингалом, не способную придумать, как бы покреативней всучить покупателю унитаз… Налетевшие из-за береговой стены медузники уплыли в ту сторону, где фонарей поменьше. Нет бы, гады такие, поближе подобрались, чтобы их хорошенько рассмотреть.

Лерка недолго печалилась в одиночестве. Из люка показалась сначала темно-синяя бейсболка, искрящаяся в свете подвешенных в беседке лампочек, а потом и вся Лидия.

– Можно посидеть с тобой?

– Ага. Твой брат только что от меня сбежал.

Девочка устроилась рядом на все еще теплой после Берта скамейке. Тоненькая и прямая, словно позировала фотографу, уже через несколько секунд она слегка ссутулилась.

– Значит, ты помнишь свою прошлую жизнь?

Спросив, Лерка тут же подумала, что зря спросила. Законченная дура-туристка, падкая до местной экзотики, – из тех, что радостно лезут в Гиблую зону и норовят плеснуть пива в котел с кормежкой для зверопоезда.

– Да, я же говорила, – Лидия восприняла ее интерес нормально, как продолжение дневного разговора. – Только я не очень хорошо помню, у меня вторая степень, а всего их четыре.

– Самая крутая – четвертая?

Она кивнула, тень от козырька бейсболки на мгновение целиком спрятала мелкое бледное личико с острым подбородком.

– Тогда человек вообще массу вещей помнит, словно это было вчера или на прошлой неделе. Как Сабари – тот, который судится за кастрюлю с кредитками.

Процесс Сабари. Лерка о нем что-то краем уха слышала.

– У меня еще реальное перепутано с галлюцинациями или снами, потому что мне вспоминаются очень странные места, которых на самом деле нигде нет. Злата точно сказала, что нет. Зато я помню, что было в промежутке между жизнями, пока я была духом и снова не родилась. Это не у всех остается. Злата считает, что именно из-за этого с моей прошлой памятью перемешались те ложные пейзажи, у нее как раз была диссертация на эту тему. Не обо мне, мы тогда еще не познакомились, но она говорит, мой случай подтверждает ее гипотезу.

Последним фактом девочка, похоже, немножко гордилась.

– А что ты помнишь про тот свет? – Лерку опять охватило неистовое любопытство, которое никуда не запихнешь и не уймешь, пока оно не получит свое.

– Про настоящий тот свет – ничего, я там, кажется, не была. Я все это время жила… ну, в смысле, не жила, а просто находилась около того человека, про которого я тебе говорила, который живет в разрушенном доме. Как будто меня там что-то держало. Наверное, я тогда была вроде призрака.

«Вот это да!»

К чести Лерки, вслух она это не ляпнула. Не совсем «туристка», не безнадежная. Зато любопытство ее так и распирало: словно стоишь перед дверью, за которой находится что-то запретное, недоступное и в то же время страшно важное, и дверь эту лучше бы не открывать, но вдруг появилась возможность заглянуть в замочную скважину – разве можно удержаться?

– Как там было?

– Оттуда все казалось размытым и словно водянистым, и ничего цветного, будто смотришь черно-белое кино. У меня же тогда не было глаз со всеми колбочками, хрусталиками и сетчатками. И не знаю, тот дом на самом деле такой громадный или мне казалось, потому что масштабы я тоже воспринимала сдвинуто.

– Ты не пыталась пообщаться с живыми? Ну, как привидение?

– Не получалось, – Лидия мотнула головой резко, словно до сих пор испытывала досаду по этому поводу, и тощий русый хвостик метнулся туда-сюда. – Вначале мы с ним были заперты в доме вдвоем, а что случилось перед этим и почему я умерла – совсем не помню. Там все было поломанное, разбитое, обвалившееся. Он лежал в одной из комнат на полу, больной и парализованный, не мог пошевелиться. То терял сознание, то приходил в себя, но поговорить мы не могли, даже когда он бредил.

Лерка было удивилась – все навыворот… Правильно, навыворот и должно быть: это других живых человек видит и слышит, находясь в здравой памяти, а для беседы с духом сон или бред – состояние в самый раз.

– Его что-то намертво опутывало, какие-то щупальца. Представляешь, одни щупальца, без всего остального, и их очень много – сотни, тысячи отростков. И ему было жутко больно, как будто каждая клеточка наполнена вязкой темной жижей, только на самом деле это не жидкость, а боль. Я все видела, но помочь никак не могла. Это была не обыкновенная болезнь, что-то магическое. Потом пришла та колдунья. Такое впечатление, что мы с ней в прошлой жизни совершенно точно были знакомы, хотя ни лица, ни имени… И в том разрушенном доме мне ее рассмотреть не удавалось, как будто не человек, а сгусток тумана, в котором иногда мелькает женский силуэт, очертания плеча или руки… Наверное, она от кого-то пряталась и для этого пользовалась чарами, но если бы я была живая, может, нормально бы ее увидела. Главное, что она сумела его вылечить. Не полностью, но паралич прошел и боль стала выносимой. Сначала она высадила дверь. Эта комната, где он лежал, снаружи была капитально заперта, я-то просачивалась сквозь стены, а колдунье пришлось туда ломиться. Кажется, с дверью она возилась очень долго, а когда наконец смогла войти, даже я увидела, как яростно у нее загорелись глаза, словно у кошки в потемках, хоть она и была закутана в свой туманный морок, который гуще всего был перед лицом.