Контрольное вторжение - Медведев Михаил - Страница 68

Бросая осторожные взгляды на окружающих меня кохонов, я начал мысленный отсчет времени. Если через тридцать минут уехать не удастся, то нужно будет оперативно «делать ноги», ибо человек, одиноко стоящий на остановке, заваленной трупами, однозначно вызовет подозрение. Автобуса не было. Прошло двадцать пять минут. Я предпочел не рисковать и, постаравшись не привлекать к себе внимания, удалился в сторонку.

Время шло. Ситуация не менялась. Целую вечность я уговаривал себя не паниковать и доказывал самому себе, что полчаса — это не аксиома, а некий абстрактный показатель, усредненный с большой погрешностью. Спустя еще несколько минут, я стал замечать некую, пока еще неявную, трансформацию на лице одной из женщин. У нее слегка поменялся цвет кожи. Будто дизайнер применил слабенький красный фильтр в графическом редакторе. На щеках появился нездоровый румянец, через пару мгновений превратившийся в уродливые разлапистые пятна, быстро увеличившиеся в размерах и расползшиеся по всей голове и верхней части груди. Женщина почувствовала на себе испуганный взгляд стоящего рядом старичка и машинально поправила прическу. Ее красивые кудрявые волосы плавно осыпались на землю. Сразу все.

Кто-то вскрикнул, кто-то вскинул вверх руки и узрел свои изрытые язвами ладони. Через пять секунд на остановке дарила паника. Люди разбегались. Несколько человек выскочили на проезжую часть. Мчащиеся по шоссе антигравы тормозили, подпрыгивали вверх, уворачиваясь от столкновений, но какой-то мужчина все-таки сумел врезаться в бампер и, взлетев высоко над капотом, упал на обочину. Я отвернулся. Мои зубы сжались, а рот наполнился слюной с солоноватым железистым привкусом. В ушах застучала кровь, заглушая крики гибнущих кохонов. «Очень уж быстро они умирают, — с досадой подумал я, давя в себе сложное чувство протеста, жалости и ненависти. — Если так будет продолжаться, то эпидемия быстро затухнет. Нужно действовать активнее».

На дороге образовался затор. Водители останавливали машины и пытались оказать первую помощь пострадавшим. Нормальное поведение обитателей нормального мира. Странно даже думать о том, что отцы, братья и сыновья этих добрейших людей бомбят детские сады в моем мире. Некоторые антигравы начали подниматься во второй эшелон и торопливо покидать место трагедии.

Они быстро уносились прочь, прихватив с собой свежие экземпляры смертельного вируса. Мне тоже оставаться здесь было нельзя, и я быстро облюбовал себе средство передвижения. Нечто красное, ужасно старомодное с круглым рулем и четырьмя декоративными колесами. Я плюхнулся на водительское место и наорал на дородного мужчину в строгом костюме, который загораживал мне путь. Похоже, этот мужчина был владельцем захваченного мною аппарата и совсем не собирался расставаться со своим имуществом. Пришлось на минутку выйти из кабины и разбить ему лицо. Досадуя на задержку, я наконец-то тронулся с места. Управлять машиной оказалось совсем несложно. Почти как леттером в плоскостном режиме. Если бы еще удалось найти рычаг смены высоты, то было бы совсем хорошо.

Скоро дорога приятно расширилась, попутных машин прибавилось. Еще через пару десятков километров автострада стала двухэтажной, и нижнее полотно ушло под землю. Скорость возросла, антигравы двигались уже в несколько слоев, и мне стало трудно держаться в потоке. Появилась мысль о том, чтобы где-нибудь припарковаться. Дождавшись разрыва в потоке машин, я крутанул руль. Сзади раздалось обиженное гудение, но ожидаемого скрежета я не услышал, бортовые компьютеры предотвратили столкновение. Светящаяся стрелка с надписью латиницей «Домодедов-слив» гостеприимно указывала направо. Слив так слив. Я довольно точно вписался в поворот. Дорога резко взмыла вверх. Уши заложило от перепада давления. За ветровым стеклом на мгновение мелькнуло голубое небо, и, спустя секунду, машина снова провалилась в тоннель. Вокруг замелькали надоевшие разноцветные корпуса летящих сломя голову антигравов и серые, подсвеченные тусклыми фонарями стены. Впереди заискрилась россыпь красных огоньков. Машины начали тормозить. По старой памяти я отдал мысленный приказ снизить скорость и, только когда антиграв не послушался, переместил ногу с правой педали на левую. Движение замедлилось. Потом мне пришлось остановиться совсем. Затор. Бездарная потеря времени. Я выключил двигатель и начал отсчитывать тридцать смертельных минут.

Первые признаки надвигающегося кошмара появились уже на двадцать четвертой минуте. Из зависшей в верхнем эшелоне машины выпал человек. Он распластался на капоте моей машины. Мне было прекрасно видно его бледное перекошенное страданием лицо.

Мужчина плакал. Кожа на его лице трескалась и дымилась. В глубине глаз светилось зловещее багровое зарево сжигаемого вирусом мозга. Отовсюду слышались крики. Один из водителей попробовал вырваться на свободу на своем антиграве. Его смелый бросок в просвет между эшелонами завершился встречей со вторым таким же умником. Отброшенные в разные стороны машины послужили затравкой цепной реакции. Спустя десять секунд в тоннеле образовалась гигантская груда искореженного и обильно политого кровью металла.

Я хладнокровно дождался, пока стихнет какофония смерти. Под последние стоны умирающих я опустил стекло на левой двери и выбрался на крышу своей колымаги.

Мертвецы были повсюду. На их искаженные лики падали мерцающие отблески аварийных сигналов. В замысловатой игре световых вспышек они, казалось, оживали и начинали неотрывно следить немигающими глазами за каждым моим движением. Интересно, как мои деяния будут отражены в файлах исторических учебников? Кем я буду? Спасителем нашего Человечества или палачом иного Человечества? Скорей всего, люди предпочтут забыть о том, что обязаны своим будущим именно этой чудовищной бойне, и запомнят меня как кровавого убийцу.

Я зашагал вперед, перепрыгивая с крыши на крышу.

Голову приходилось втягивать, потому что сверху вяло колыхались грязные днища антигравов второго эшелона. В очередной раз я превратился в палача. Но кто-то же должен брать на себя сей неблагодарный труд. Мне не повезло, что жребий опять пал именно на меня, но эту работу все равно нужно было сделать. Не мне, так кому-нибудь другому пришлось бы убить ту семейную пару в маленькой серебристой машине, или вон того мускулистого мужчину с дурацкими бантиками на лысине, или старика, который умер, склонив голову на руль грузовика. Я мотнул головой. Не о том думаю! Все мысли должны быть только о деле. Я приказал себе забыть про сомнения и вспомнить о долге. Война — это всегда грязь и смерть. А эту войну начали не мы. Вот о чем нужно помнить постоянно.

Тоннель кончился, но проезжую часть справа и слева ограничивали две отвесные и совершенно непреодолимые стены. «Какой остолоп строил эту трассу? — мысленно возмутился я. Должны же быть лестницы для экстренной эвакуации! Где они? Стоп! Вот одна. Она даже отмечена несколькими красными фонарями. Странно, что я ее сразу не заметил. Старею». Я рванулся вперед и споткнулся о чью-то лодыжку. Всегда нужно смотреть, куда ступаешь, особенно когда каждый мертвец норовит поставить тебе подножку. Сгруппировавшись, я довольно удачно упал в щель между машинами.

Немного поцарапался и испачкался. Ерунда! Только вот когда выбирался обратно на крышу, случайно встретился взглядом с мертвыми глазами ребенка. Я так и не понял, мальчик это был или девочка. Удивительно другое, детская кожа почему-то не пострадала от стигматизации, и мне на мгновение показалось, что ребенок все еще жив. Я уже поднимался по лестнице, а его глаза все еще смотрели на меня. И я тогда подумал, как было бы хорошо, если бы меня звали совсем не Петр Васнецов, а как-нибудь по-другому. Чтобы мной был не я, а кто-то совсем мне незнакомый. И чтобы самого меня не было бы. Совсем не было. Не было нигде и никогда.

Лестница привела меня в небольшой уютный скверик, главным украшением которого был бродяга в драном зеленом пальто. Он возлежал на газоне рядом с перевернутой урной. Проверять, жив ли он, мне не хотелось. Тем более что пах он так, будто умер неделю назад.