Контрольное вторжение - Медведев Михаил - Страница 24

Толстяк, аки лев, метался из угла в угол, и если бы у него, как у льва, был хвост, то он, наверное, исхлестал бы себе бока в кровь. Чем-то он напоминал старого обанкротившегося короля, все королевство которого не стоит и пары приличных коней, а ему срочно нужно устроить роскошный бал-маскарад с устрицами, икрой и массовым стриптизом. Кроме борзых, «короля», Брыгсина и меня, в комнате находились еще трое парней в рабочих комбинезонах. У дверей я заметил бойца из отряда по подавлению мятежей, но из-за скрытого непрозрачным щитком лица воспринял его не как личность, а как часть интерьера, вроде пустых рыцарских доспехов, что стояли в углу напротив.

Заметив меня, толстяк прекратил свое броуновское движение, внимательно посмотрел мне в глаза и швырнул в меня прямоугольной коробкой, которую я автоматически поймал. Ко мне сразу же подскочил Брыгсин.

Он вырвал из моих рук коробку, достал из нее какой-то прибор и начал нажимать на нем кнопки. При этом он притопывал ногой от возбуждения и злобно поглядывал на толстяка. Тот в ответ лишь прикрывал глаза и делал вид, что полностью отстранился от действительности.

Закончив манипуляции с прибором, Брыгсин сунул его обратно мне и радостно оскалился.

— Готово! — провозгласил он.

— Скорее! Поехали! — неестественно бодро поддакнул толстяк. — Он уже вернулся домой.

Что готово? Куда поехали? Кто вернулся домой? Парни в рабочих комбинезонах синхронно исчезли, будто кто-то отключил стереотрансляцию. Я даже икнул от неожиданности. Брыгсин потрепал меня по плечу и сам нажал нужную кнопку на моем приборе. Окружающая обстановка мгновенно сменилась. Будто я очутился внутри компьютерной программы по подбору домашней обстановки. Вот только в компьютерных программах уши не закладывает от перемены давления и воздух всегда один и тот же.

Все стены новой комнаты скрывались за мятыми мягкими экранами. На них не было видно ничего вразумительного. Ползли какие-то цифры, и время от времени проскакивали помехи. Пол был усеян толстым слоем перепутанных проводов, кабелей и шлангов. Некоторые из них шевелились и подергивались, словно принадлежали недобитым морским моллюскам. В комнате было очень тесно. Слишком много людей работало на слишком маленькой площади. Наверное, имелся некий смысл в том, чтобы в столь микроскопический объем втиснуть столько умной электроники вперемешку с мыслящей органикой.

У электрического щитка колдовала миловидная девушка с большой надписью «ЛЕНЭНЕРГО» на спине. Ее синий комбинезон потемнел от пота, на лице выступили большие капли влаги, которые она время от времени стряхивала тыльной стороной ладони. Девушка непрерывно что-то бормотала себе под нос. Из щитка сыпались искры. Удушающе воняло сгоревшей изоляцией.

Четверо широкоплечих дядек, стоя на стремянках, прилаживали к потолку пучки кабелей, которые не поместились на полу. Крепежные крючья вываливались из перекрытий вместе с кусками штукатурки. Дядьки махали руками и матерились, рискуя свалиться на головы программистам, которые зависли на портативных антигравах над серыми от перегрузки системными блоками.

Программисты пытались что-то наладить. Их стеклянные глаза говорили о том, что они полностью ушли в виртуальную реальность и в ближайшее время возвращаться оттуда не собираются. Еще три инженера возились с непонятным агрегатом, занимавшим почти половину комнаты. Округлая плоскость размером с двуспальную кровать с множеством ремешков и зажимов покачивалась в гравизахватах в тридцати сантиметрах от пола. Инженеры тщательно выравнивали ее с помощью лазерных уровней, корабельных гироскопов и модулей системы глобального позиционирования. Они непрестанно с кем-то консультировались по мобильной связи и так же непрестанно ругались между собой.

— Кого вы привезли?! — заорал кто-то за моей спиной. — Я спрашиваю, кого вы привезли? Это саботаж! Вы под суд пойдете!

— А в чем дело, товарищ Данилюк? — возмутился внезапно появившийся из воздуха Брыгсин. В его голосе сквозили истерически-скандальные нотки, таким тоном обычно произносится фраза: «Гражданин, вас здесь не стояло». — Что вас не устраивает? Это точная генетическая копия объекта.

— Да хоть трижды копия хоть четырех объектов! Он же килограмм на десять тяжелее оригинала! — Высокий усач подскочил ко мне. — Посмотрите на эти бицепсы! — он бесцеремонно схватил меня за руки. — Вы хоть представляете, что мы получим на выходе? Кровавый брикет из человечины! С него же срежет пару сантиметров мяса по всему телу. А это что? — он сжал мне щеки пальцами. — Взгляните на его зубы!

Ужас как не люблю, когда кто-то трогает мое лицо. Залезая ко мне в рот, усач рисковал расстаться с парочкой своих собственных зубов. Я едва сдержался.

— Отличные зубы. — Брыгсин тактично оттер усатого. — Этими зубами можно гвозди грызть.

— Вот именно! Вы слышали, что сказал этот человек? Отличные зубы! — заверещал Данилюк. — А у тамошнего козла во рту одни гнилушки да пара железных протезов. Аналоги можно увидеть исключительно в музее стоматологии. В том разделе, куда беременных женщин не пускают.

— Даю связь! — громко сказал кто-то, и мониторы на стенах ожили.

На всех экранах началась трансляция изображения одного и того же унылого помещения. Все присутствующие, кроме программистов, с большим интересом воззрились на убогую грязноватую комнату с обвисшими обоями на стенах, на старую потертую мебель, стол, заваленный немытой посудой и мятыми упаковками из-под еды. Слегка оживлял безрадостную картину немолодой усталый мужчина с небритым лицом, который меланхолично помешивал ложечкой в чашке с дымящимся кофе и глубокомысленно пялился в окно. Один из инженеров слегка отдернул экран в углу, и я неожиданно обнаружил, что в загроможденной аппаратурой и людьми комнате тоже есть окно и расположено оно точно так же, как то окно, куда смотрел мужчина. Похоже, что не только мое тело должно было точно соответствовать телу моего двойника из иного мира, но и географическое положение, и высота над уровнем моря, и многое-многое другое. Чтобы исключить любые случайности и ошибки, проще всего найти в двух мирах идентичные квартиры, что и было сделано.

Я выглянул на улицу и был приятно удивлен, что снова оказался в Ленинграде. Цилиндрическое Здание Управления Морского Транспорта невозможно не узнать даже после бомбежки. Здесь проходила практику одна хорошая знакомая Светозара Ломакина, и мне, а точнее ему, приходилось несколько раз посещать это солидное учреждение. В руинах соседнего жилого дома вяло ковырялись спасатели. В ином мире точно такой же дом был цел и невредим, в нем светились окна, и текла, судя по всему, обыденная жизнь. Там улица была чистой и пустой. Здесь — суета, грязь, смерть и разрушение.

Там — покой. Здесь — вечный покой. Только белая ночь и здесь и там одинаково укрывала город тихим покровом. Вот только здесь он больше напоминал мертвенно-свинцовый саван, а там романтическую голубую пелену.

— Старый квартал. Построен еще до точки бифуркации, — как бы про себя отметил Брыгсин. — Поэтому дома одинаковые, и у нас не было проблем с определением координат. Повезло.

— Вы знаете про точку бифуркации? — вполголоса удивился я. — Кто вам рассказал?

— Не важно. Этот человек уже умер.

— Вы уверены, что он действительно умер?

— Я видел его мертвым, — уклончиво ответил старик и, не желая продолжать излишне откровенный обмен репликами, сменил тему. — Квартиру мы выбрали точно, но двойник никуда не годится. Данилюк ведет себя как истеричная баба, но в его словах много правды. Вы совсем не похожи. — Брыгсин жадно облизал губы.

Вдруг до меня дошло, что человек на мониторах — это я. Точнее не совсем я, конечно. Мое подлинное тело сейчас гниет в забытой всеми могиле. В ином измерении обитало нечто, напоминающее Светозара Ломакина.

Нечто якобы тождественное мне теперешнему. Сходство, насколько я мог судить, было весьма отдаленным. То есть настолько отдаленным, что, встретившись с ним на улице, я бы никак не выделил его из толпы. Думаю, что и мои знакомые тоже не приняли бы нас даже за родственников, а между тем человек, который меланхолично прихлебывал на экранах кофе, был больше чем мой брат-близнец. Он был больше чем моя точнейшая генетическая копия. Он был моим отражением в другом мире, то есть, попросту говоря, мною.