Застава - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/65
- Следующая
– Сложный вопрос, – сказал Скрипач. – Это спорная территория, за нее идет юридическая тяжба между Клондалом и паровозниками. Уже двадцать с лишним лет идет. Поэтому сюда никто не суется. Я давно это местечко присмотрел, на случай если придется прятаться.
– Как вы меня вытащили? – я попытался встать. Меня пошатывало, но Скрипач подал руку, и я удержался на ногах.
– Да очень просто. Все полегли. Включая тебя, ты какого-то хрена обернулся и вдохнул газа.
– Я не вдыхал. Эта дрянь через глаза всосалась.
– Ни фига себе! – восхитился Скрипач. – Чья же технология, интересно… Когда мы увидели, что все лежат, то минутку выждали и вернулись. Газ уже рассеялся. Ну, подхватили тебя, чуток карманы воякам почистили… И дали ходу.
Я вспомнил, что у одного из выходов из парка нас ждал кэб, оплаченный на весь день.
– А кэбмен… – я посмотрел на Скрипача и осторожно закончил: – не выдаст?
– Он заболел и попросил нас покататься самим, – сказал Скрипач. – Да не ссы, гуманист! Жив он. Только голова, наверное, болит не меньше, чем у тебя.
– Как-то все нескладно получилось, – вздохнул я. – Спасибо, Ашот. Хмель! Спасибо!
Хмель махнул мне рукой и продолжил стоять на страже.
– Ты бы поступил так же, – просто сказал Ашот. – Что будем делать, Ударник?
– Зови меня Иваном, – ответил я. – Я ведь на самом деле Иван. Ну их, эти клички…
– Как скажешь, – кивнул Ашот. – Ну так что, каков план?
– А почему ты спрашиваешь меня?
Саркисян на миг задумался.
– Не знаю. Но как-то складывается. Я, в общем-то, по натуре не лидер. Мне проще, если кто-то другой решает.
– А я лидер? – возмутился я. – Ударники лидерами не бывают, у лидеров в руках гитара или микрофон… У нас один лидер, его и надо спасать.
– Старик, – кивнул Ашот. – На, выпей таблетку, на тебя смотреть страшно…
Он протянул мне картонную коробочку с белыми таблетками.
– Парацетамол? – глотая сразу пару, спросил я. – Или местная экзотика?
– Обижаешь. Честный анальгин. Водички нет, извини.
Я, давясь, проглотил горькие таблетки. Потом сказал:
– А насчет лидера ты не совсем прав. Бобриков, конечно, наш командир. Это верно. Только лидер у нас другой.
Ашот подумал мгновение и кивнул:
– Да, наверное, ты прав. Только Баринова тебе в лицо рассмеется, если ты ее лидером назовешь.
– Ведьма, что с нее взять, – я рискнул сделать несколько шагов. Далось это неожиданно легко, да и головная боль стала стихать. Таблетки подействовать никак бы не успели, пришлось признать, что неведомый газ не только мгновенно сбивал с ног, но и прекращал действовать быстро. Да, спецслужбы на Земле отвалили бы за такой немалые деньги! А не связанные бюрократическими отчетностями бандиты – еще больше. – Ашот, а ты, случайно, не в курсе, клан Тай-Клёус сейчас не в Антарии?
– Это тот, где подруга… твоя… заправляет? – прищурился Ашот.
– Можно сказать и так, – кивнул я.
Эйжел умоляюще протянула ко мне руки.
– Ньет! Ньет, Удьарник! Нье бросай мьеня!
– Эйжел, – я присел на кровать. Взял девушку за руку. – Давай поговорим серьезно.
– Сьерезно? – удивилась Эйжел. В ее глазах вдруг мелькнул подлинный испуг. – Давай. Ты на меня обиделся, Ударник?
Даже акцент у нее куда-то делся. Я и раньше подозревал, что она коверкает слова нарочно, то ли считая это эротичным, то ли создавая какой-то образ.
– Эйжел, мне кажется, наши отношения зашли в тупик, – произнес я ту фразу, после которой мужчина рискует получить плюху по морде. Только в случае с Эйжел я рисковал больше – она могла и убить невзначай.
– Почему, Ударник?
– Эйжел… ты прекрасная девушка. Ты очень красивая.
– Но? – с интересом спросила Эйжел.
– Никаких «но». Ты очень страстная…
– Слишком страстная, – с горечью сказала девушка. Сбросила мою руку. – Тебе не нравятся… игры?
– Не очень, – признался я. – Вначале было забавно… но я не склонен к садо-мазо.
– Садо-мазо? – удивилась Эйжел.
– У нас это так называют, – пояснил я, не вдаваясь в подробности. – Наручники, плетки, стеки и все остальное.
– Я тебя не била пльёткой! – обиделась Эйжел. – Я тебя просила мьеня побить ремешком. Будто я плохая дьевочка, не учу уроки, а ты строгий учьитель…
– Неважно, – поморщился я. – Я, наверное, старомодный человек.
Эйжел отвернулась.
Она красивая. Она умная. Она, в общем-то, добрая. Но ее сексуальные вкусы все-таки меня напрягали. Мы встречались почти два года, иногда у нас, на заставе, но обычно здесь, в небольшой квартирке в съемных апартаментах, где Эйжел проводила время между поездками со своей командой. Все здесь было знакомо, мило и уютно… и, кстати, ничуть не выдавало пристрастия девушки.
– Давай я не буду делать тебе больно, – сказала она тихо. – И ругать тебя не буду. Ты будешь мой господин и повелитель. А я буду твоя верная рабыня. Но непослушная. И ты меня будешь наказывать… да?
– Эйжел… – я погладил ее по спине, задержал руку между лопатками, слегка сжал пальцы. – Пойми, дело не в том, что ты причиняешь боль мне. Дело в том, что я вообще не хочу боли… в этих отношениях.
– В отношениях мужчины и женщины всегда есть боль, – резко сказала Эйжел. – Только она иногда в душе, а иногда в теле. Лучше в теле.
– Лучше вообще без боли.
– Так не бывает, – тихо сказала она. Посмотрела на меня через плечо, вздохнула, тряхнула головой. – Я знала, что так будет, Ударник. Ты третий мужчина, которого я полюбила. И два раза уже все кончалось так.
– Эйжел, наверняка ты встретишь того, кто…
– А мне не нравятся те мужчины, которые хотят, чтобы я ими командовала и била! – с искренней болью сказала Эйжел. – А те, кто хотят меня бить и мной командовать, совсем не нравятся! Я одного такого даже убила, испугалась!
Она всхлипнула и извиняющимся тоном добавила:
– Но он был совсем плохой, маньяк. Я потом узнала, он несколько девушек убил до смерти.
Да, ситуация. Угораздило меня завести роман с девушкой садо-мазо наклонностей… А теперь как в анекдоте: «Помучь меня, помучь! Нет, не буду…»
– Мне очень жаль, Эйжел, – повторил я беспомощно.
– Но вначале тебе нравилось, – мрачно сказала она. – Когда я просто царапалась и кусалась.
– В принципе нравилось, – согласился я не очень уверенно.
– Надо было мне сразу тебе объяснить, как я люблю делать секс, – Эйжел вздохнула. – И не было бы боли… в душе.
Она очень красиво смотрелась на кровати, застеленной черным сатиновым бельем. В ее народе не принято загорать, и, несмотря на все свои поездки, кожа у Эйжел была очень белая – только ладони и лицо загорелые. Будто глухая маска и грубые перчатки, надетые на нежную и невинную девушку. В общем-то, в каком-то смысле так оно и было.
– Я тебя отпущу, – решила Эйжел. – И мы не поссоримся. Хорошо? Мы останемся друзья. И, может быть, любовники… иногда? Если ты захочешь.
– Да, Эйжел, – пробормотал я, чувствуя себя сволочью.
– Но я отпущу тебя завтра утром, – торжественно сказала Эйжел. – А сейчас ты должен будешь меня наказать, потому что я плохая, плохая, плохая девчонка. Очень скверная. Я заставила тебя грустить, и я хочу быть грубой в постели, и ты не должен прощать такое поведение… сразу не должен!
Грациозным движением она вытянулась на кровати и посмотрела на меня – совершенно другими, испуганными глазами. Одной рукой она прикрывала груди, другой лобок – хоть рисуй с нее картину «Смущенная невинность».
– Удьарник, не наказывай мьеня сильно…
Что ж, если женщина просит…
– Ты очень нехорошая девчонка, – сказал я сурово. – Ты меня ужасно расстроила и придется тебя наказать…
Железная дорога в Центруме – это государство в государстве. Точнее – государство среди территорий, которые пытаются государствами стать, но пока этот путь не прошли. Когда весь Центрум накрыла «пластиковая чума», только железнодорожники оказались, во-первых, достаточно сплоченными и организованными, во-вторых – всем позарез необходимыми, в-третьих – ценными лишь в том случае, если останутся единой организацией, в-четвертых – у них, запасливых, оказалось достаточно старых паровозов, в которых пластмассы отродясь не было. Ну и, конечно, сыграл свою роль фактор руководства – оно оказалось и в меру популистским, его поддерживали все, начиная от рядовых обходчиков и кончая директорами депо и станций, и в меру жестким – чтобы отстоять свою позицию перед внешним миром.
- Предыдущая
- 21/65
- Следующая
