От магов древности до иллюзионистов наших дней - Вадимов-Маркелов Александр Алексеевич "АЛЛИ-ВАД" - Страница 48

Переигрывать царя Собаку…»

Во всех случаях, когда в былинах описываются их выступления, подчеркивается:

«Припевки-то припевал из-за синя моря…»

Добрыня, переодевшись скоморохом, рассказывает про дальние страны, играя песни о своих похождениях.

Нет никакого сомнения в том, что во время дальних путешествий скоморохи обучали своим трюкам западных коллег, в свою очередь заимствуя фокусы у них.

Точно так же как западные ярмарочные иллюзионисты, русские скоморохи попутно занимались знахарством. Герой былины «О госте Терентьище» обращается к «веселым молодцам» — скоморохам с просьбой вылечить его жену:

«Вы много по земле ходоки,

Вы много всем скорбям знатоки,

Вы скорби ухаживаете

И недуги уговариваете…»

С гуслями, гудками и волынками, с учеными медведями и нехитрой иллюзионной аппаратурой русские скоморохи заходили далеко — не только в Германию, но даже и в Италию. Ариосто в «Неистовом Роланде» (начало XVI в.) сравнивает гордое презрение своего героя к обступившим его врагам с невозмутимостью «медведя, водимого русскими или литовскими поводырями, когда на него лают собачонки».

В свою очередь западным ярмарочным фокусникам случалось бывать в России.

«Потешник-немчин». Гравюра с картины К.Лебедева

В начале XIII века многочисленные бродячие музыканты, певцы, фигляры и фокусники были изгнаны из Франции указом короля Филиппа-Августа; они заполонили Германию и вместе со своими немецкими собратьями двинулись дальше на восток. Доходили до крупных центров древней русской культуры — Киева и Галича, на что указывают некоторые летописные намеки.

Таким образом, еще до татарского нашествия разноплеменные иллюзионисты сталкивались друг с другом. И былинные описания показывают, что при всем национальном своеобразии подачи фокусов трюковой репертуар иллюзионистов был в основном международным.

А установив этот факт, мы не можем не взглянуть по-новому на некоторые сюжетные мотивы народных сказок.

Исследователи давно обратили внимание на сходство персонажей и событий в волшебных сказках самых различных народов. И невольно напрашивается мысль: а не являются ли некоторые из этих волшебных сказочных мотивов поэтическим описанием фокусов, которые показывали в древности бродячие иллюзионисты? Ведь выяснилось же недавно, что прототипы плотоядных «огнедышащих» драконов, так часто упоминаемых в сказках, еще и сегодня доживают свой век на острове Комодо в Индонезии. Отражение действительных событий и явлений в сказках — факт, давно установленный наукой и ничуть не противоречащий гипотезе о происхождении первоосновы сказок из мифов и символических обрядов, свойственных всем народам в эпоху родового строя^[30].

Сказочные сады, выраставшие за одну минуту, заставляют нас вспомнить об индийском «манговом зернышке» «прорастающем» из земли на глазах у зрителей, о средневековом фокусе мгновенного «выращивания» травы и цветов из доски стола, о садах Цедекии и Альберта Больштедского, покрывавшихся листьями и цветами среди зимы. Живая и мертвая вода, с помощью которой в сказках часто оживляют убитых, приращивая отрубленные руки, ноги и даже головы, перекликается с фокусом «обезглавливание», факирскими трюками и чудодейственными эликсирами ярмарочных фокусников. Самоиграющие волшебные гусли, Купание в кипящей воде и всякого рода превращения также имеют свои аналогии в репертуаре фокусников средневековья. «Волшебное» полотенце (в сказках оно превращается в реку) — непременная принадлежность скомороха-фокусника: полотенцем прикрывали предмет, который затем исчезал или «превращался» в другой.

Объедало и Опивало, персонажи многих сказок, — также не были плодом вольной игры воображения. Трюк «объедалы» исполнял еще Джеди в Древнем Египте. «Он зараз съедает пять сотен хлебов, из мясной пищи — половину быка и выпивает сто кружек пива», — говорит о нем папирус Весткар. Итальянец Батталья во время своих лондонских гастролей 1641 года на каждом представлении «съедал по три четверти бушеля (около 27 литров) булыжника и гальки». Впечатлительные зрители даже утверждали, что слышат, как камни перекатываются у него в животе, когда Батталья подпрыгивал. Другой «единственный в мире пожиратель камней» выступал в 1788 году «в лавке мистера Хэтча на Стрэнде», в Лондоне. Огромное количество воды «выпивал» уроженец Мальты Блэз Манфред. Секрет его трюка был раскрыт в английской книге «Тайна великого водопийцы открыта» (1650). Не довольно ли примеров для доказательства того, что Объедало и Опивало — не что иное, как особый жанр иллюзионного искусства, почти исчезнувший в настоящее время?

Примечательно, что среди русских народных картинок, собранных и изданных Д. А. Ровинским, есть изображение обжоры; текст этого лубка XVIII века, носящий явные следы скоморошьего стиля, гласит: «…в один раз четверть вина выпиваю, пудовым хлебом заедаю. Быка почитаю за теленка, козла за ягненка; цыплят, кур, утят, гусей и поросят употребляю для потехи — грызу их, как орехи…» В песне, записанной В. Адриановой-Перетц в Новгородской губернии в 1894 году, тот же мотив: «Уж я съела молода семилетнего вола…» Не следует ли расценивать и такие документы как след, оставленный в народной памяти трюками скоморохов — «объедал» и «опивал»?

Трюк итальянского иллюзиониста конца XVI века, Иеронимуса Скотто, непосредственно перекликается с распространенным сказочным атрибутом — «волшебным» зеркалом. По просьбе вальдбургского архиепископа Гебгардта Труксуса, Скотто обещал вызвать в зеркале изображение самой прекрасной женщины в Кёльне. После пассов иллюзиониста и произнесенных им странных слов в зеркале появилось прекрасное лицо. Вскоре нашелся и оригинал «волшебного» портрета — герцогиня Агнесса фон Мансфельд. Исполнение этого трюка подтверждает запись в придворном журнале английской королевы Елизаветы I, перед которой Скотто выступал.

Фокус с «шапкой-невидимкой» проделывал в I веке упоминавшийся нами маг Аполлоний Тианский. Жито, придворный фокусник чешского короля и германского императора Вацлава IV (1361–1419), заставлял исчезать партнера, накрывая его своей шапкой и плащом так, что только сапоги оставались видны зрителям. Затем Жито приподнимал шапку и срывал плащ — партнера под ними не было, оставались только сапоги. Исчезновение ассистентов демонстрируется иллюзионистами в различных вариантах и по сей день.

Может быть, сходство иллюзионных эффектов с мотивами волшебных сказок объясняется не тем, что сказители описывали фокусы, а наоборот — тем, что сказка, имеющая более древнее происхождение, подсказывала фокусникам эффекты? Нам кажется возможным и то и другое. Сказки могли наталкивать иллюзионистов на мысль воспроизвести тот или иной эффект, имевших первоначально лишь символическое значение, а различные иллюзионные эффекты могли быть использованы сказителями. Эта проблема требует самостоятельного исследования. Если наше предположение верно, то русские былины и сказки дают полное представление о блестящем репертуаре скоморохов-иллюзионистов.

Они усвоили огромный запас трюков, накопившийся почти за четыреста столетий, предшествовавших возникновению скоморошества, и своим исполнением придали им своеобразный характер. Прямых свидетельств не сохранилось, но косвенные данные позволяют судить о важнейшей особенности исполнения фокусов скоморохами — о сатирической подаче.

Скоморошьи вирши из собрания Ф. И. Буслаева, записанные в XVIII веке, содержат традиционные шутки о «благородном обхождении» бояр — их умении «обмануть, своровать, выторговать». В заключительной части говорится: «Ныне больше обманою на свете живут люди». Скоморох, произносивший этот сатирический монолог, по-шутовски представляясь публике, объявлял себя смелым разоблачителем: