Дорогой ценой - Рой Кристина - Страница 71

— Однако его сейчас не так просто устранить. Об этом надо было думать раньше, ваше священство. Орловский и Коримский ему многим обязаны. Говорят, что он позаботился и ухаживал за пани Райнер до приезда его милости. И с тех пор, как он здесь, в аптеке образцовый порядок. Доктор Раушер говорит, что Коримский никогда больше не найдёт такого провизора, что он очень надёжный работник. Но вот что я придумал: сегодня вечером я тоже пойду на собрание и посмотрю, будет ли ктонибудь там из наших католиков. Если нет, то оставим это дело пока в покое; пусть евангелические думают, как быть дальше.

— Хорошо, пан каплан, посмотрите и придите потом ко мне, даже если я уже лягу. — Я ведь любопытный.

Любопытство пана декана было удовлетворено, но как?! Каплан Ланг около половины десятого вернулся, разгорячённый от быстрой ходьбы.

— Дайте мне всё сказать, ваше священство, — ответил он на вопрос своего начальника. — Вхожу в аптеку. Слышится пение, прямо-таки специальное для того, чтобы ввести души в искушение. Открываю дверь большого помещения, освещённого большими чудными светильниками. На окнах — длинные бордовые шторы, а на разрисованных стенах сияют разные изречения из Библии, написанные золотыми буквами. Впереди — небольшой стол, накрытый тяжёлой скатертью. На нём лежит книга, а перед столом стоит стул. Вдоль стен — в три ряда стулья, почти все занятые. В углу стоит гармония, за которой сидит девушка. И что вы думаете, ваше священство, сколько я видел там наших людей?

— Разве из наших там тоже кто-то был?

— Да, я насчитал тринадцать, и кто знает, сколько там ещё было, кого я не узнал!

— Ах, ах! И что же вы сделали?

— Я сел поближе к двери и начал слушать. Сначала они спели песню, а потом к столу подошёл Урзин, помолился и почитал из Евангелия. Затем они ещё раз пели, и он снова читал и объяснял прочитанное. Ваше священство, этих людей дольше терпеть здесь нельзя! Вы бы слышали, как он говорил. Не затрагивая наше учение ни единым словом, он его подрывал со всех сторон. Он отрицал, что после смерти будет проявлена милость, и утверждал, что человек уже на земле должен получить спасение. Притом он это говорил так просто и убедительно, что и я чуть не поверил ему.

Затем он некоторых призвал помолиться. Я не мог дольше терпеть и поспешил к вам.

Будет действительно хорошо сразу завтра утром поехать в Раковиан. Одно произнесённое им предложение я хорошо запомнил: «Друзья, не обманывайте души свои! Ни дела, ни церемонии, ни церковь или исповедание, ни священник, даже ни чтение Слова Божия не могут дать спасения. Но сейчас, в, этот момент, это может и хочет сделать Иисус Христос, Сын Божий. О, придите к Нему!».

До глубокой ночи пан Юрецкий и каплан Ланг сидели вместе и советовались, как бы лучше защитить «своё стадо от этого волка в овечьей шкуре», от этого «авантюриста и его лжеучения».

Почти в это же время «мечтатель» сидел у постели своего помощника Генриха Г., у которого болела голова. Урзин делал ему холодные компрессы.

— О, пан Урзин, я и сказать не могу, как я счастлив, что Иисус Христос принял меня и дал мне познать Истину. Сегодня я разговаривал со своей матерью. Сперва она испугалась, но, когда мы немного побеседовали, она согласилась с моим выходом из католической церкви. О, как я благодарен Господу, я вам и сказать не могу. Посоветуйте мне, когда и как мне это сделать.

— Ты подожди ещё, Генрих, — сказал Урзин, проведя рукой по голове юноши.

— Вы думаете, что я пожалею об этом? Нет! Я хочу свободы. Я хочу открыто, перед всем миром свидетельствовать об Истине.

— Я тебе верю, и всё же я прошу тебя подождать. Твой выход из церкви причинил бы мне много неприятностей, которые я с радостью переносил бы, но у нас ещё много слабых, с которыми приходится считаться. Продолжай со мной трудиться, свидетельствуй о Господе, приглашай ребят, как ты делал это до сих пор. Но как только ты открыто оторвёшься от католической церкви, начнутся преследование и вражда. Тебе они не повредят, а укрепят тебя, потому что ты уже стоишь на скале, а другим они помешают.

Сердце юноши сжалось. Он прямо-таки желал страданий ради Христа. Однако мысль о том, что эти страдания прежде всего поразили бы любимого провизора, его сдерживала.

— Я всё сделаю, как вы сказали, — обещал он кротко.

Пан провизор ещё раз сменил компресс, помолился с ним и ушёл. В своей комнате он открыл окно и, подняв взор к небу, тихо помолился: «О Господи! Дело Твоё растёт и развивается. Слава и благодарность Тебе за это! Сохрани это небольшое стадо и дай ему хорошего пастыря. Ты знаешь, что я уже недолго смогу здесь оставаться». По его лицу было видно, как он желал, чтобы эта молитва дошла до Господа.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЁРТАЯ

В ельнике, под открытым небом, слушая, как шумит ветер в верхушках деревьев, лежал на кушетке Николай Коримский. Он был один. В руке он держал измятое письмо, которое снова и снова прижимал к своей груди. Оно принесло ему много радости.

Отец писал ему следующее:

«Я надеюсь, что вернувшись, ты будешь доволен: зал оборудован и собрания теперь проходят у нас. Посетителей, говорят, стало гораздо больше, чем раньше. На днях привезут фисгармонию.

Пани Прибовская сказала, что в воскресенье вечером каплан Ланг посетил собрание. Кто знает, что ему нужно было! Вчера я получил письмо от пастора из Раковиан. Он настаивает, чтобы я уволил Урзина. Однако я должен сначала подыскать ему замену, что вряд ли удастся. Так как Урзин мне необходим, я хочу оставить его у себя надолго. Мы все многим ему обязаны. За то, что он сделал для нас, отблагодарить невозможно, и мы обязаны позаботиться о том, чтобы он у нас работал не даром. Он попросил меня назначить Генриха помощником. Под его руководством этот молодой человек делает успехи. Я намереваюсь устроить всё так, чтобы в скором будущем предложить Урзину принять аптеку.

Сам я, по моему обету, никогда больше не буду работать в ней.

Тебя я там тоже не могу и не хочу видеть. Так что предоставим аптеку ему. Он же, я думаю, сможет её выкупить, выплачивая сумму частями. Разумеется, мы запросим за неё недорого и, таким образом, хоть немного отплатим ему за его любовь. Теперь я рядом с залом строю более просторную квартиру для него, чтобы он в будущем мог и жениться. Я думаю, что сын мой всем этим будет доволен».

О, ещё как! На крыльях Николай улетел бы сейчас к отцу.

«Какой он добрый и благородный! Мирослав теперь будет обеспечен. Скорее бы мне поправиться, — думал Николай, — чтобы я мог помочь тебе, мой друг! Я не обещал больше не работать в аптеке. Я ещё часто буду тебе помогать в ней, чтобы у тебя было больше свободного времени для служения Господу. Но поскольку Генрих делает такие успехи, мне хотелось бы, чтобы ты, дорогой, побыл хоть несколько дней у нас, пока отец дома».

Юноша открыл глаза и увидел приближающуюся Маргиту.

Его поразило, как она была похожа на их дорогую матушку. Он схватился рукой за сердце, чтобы подавить боль.

— Привет тебе, Маргита! — воскликнул он.

Увидев его, она подбежала к нему и села на старый пень возле его кушетки.

— Здравствуй, Никуша! Я тебя сегодня ещё и не видела. Дела были, всё некогда, — извинилась она. — Ну, как ты себя чувствуешь?

— Отлично, Маргита!

Она посмотрела на него не то сомневаясь, не то радуясь.

— Я тебе расскажу о причине моей радости, но сперва ты скажешь, отчего ты была так задумчива?

Она прильнула головой к его плечу.

— Ах, Никуша, мне предстоит сделать очень-серьёзный шаг

— Какой, Маргита?

Он обнял её.

— Я сегодня, наконец, решилась отдать дедушке и Адаму письма от декана Юрецкого. Я не знаю их содержания, но догадываюсь. На прошлой неделе я получила письмо от декана Юрецкого, в котором он мне напомнил о фирмации, которая состоится в июле. В ответ на это письмо я послала ему мою тетрадь «Почему я не могу быть членом католической церкви». После этого я получила письмо от каплана Ланга. Вот оно у меня здесь, можешь прочитать. У дедушки позавчера болела голова, вчера он был в Подолине, а Адам вернётся только сегодня. Поэтому я пришла к тебе, чтобы сперва вместе помолиться перед тем, как я отдам эти письма.