Спасатель. Серые волки - Воронин Андрей Николаевич - Страница 38

• Предыдущая
• 38/82
• Следующая

Это напоминало паритет между ядерными державами – по крайней мере, с точки зрения Винникова: как и в случае с ядерным оружием, компромат был нужен ему не для нападения, а как гарантия того, что ни один из старых друзей не рискнет нанести ему предательский удар в спину. Дать команду на запуск баллистических ракет несложно, но это равносильно самоубийству, и именно на этом держится мир – давно, с самого, мать его, сорок шестого года.

Войны компроматов внутри стаи никто из них не боялся, как ни один вменяемый президент ядерной державы всерьез не допускает, что его заокеанский коллега, тоже психически здоровый, вздумает решать спорные геополитические вопросы путем массовых боевых запусков. Но если их секреты станут известны комуто со стороны, им крышка – всем троим одновременно. На свете нет заборов, через которые нельзя перелезть, и охраны, которую невозможно перекупить; именно поэтому, а не потому, что был параноиком, Владимир Николаевич оглянулся, прежде чем заговорить.

Обрамленная величественной колоннадой вековых дубов, теряющаяся в зеленоватом сумраке лестница была пуста. Глаза могли подвести, но тренированное чутье не обманывало: за деревьями тоже никто не прятался.

– Рановато вы собрались праздновать, – сказал Владимир Николаевич. – Все далеко не так просто. Нерабочее настроение… Оно и видно! Ну, ладно, генерал – он генерал и есть, с него взятки гладки, – напрямую обратился он к Беглову. – Но тыто!..

– А что – генерал? – обиделся Макаров.

– А что такое? – одновременно с ним изумился Илья Григорьевич. – Я чтото упустил?

– Угу, – лаконично ответил Винников.

– Что?

Заместитель генерального прокурора молча вперил в народного избранника пустой, ничего не выражающий взгляд, явно предлагая поскорее поменять настроение, собрать мозги в кучку и самостоятельно сообразить, в чем заключается упомянутое упущение.

– Погоди, – вняв этому безмолвному совету, медленно проговорил Беглов. – Погодипогоди, я, кажется, начинаю врубаться… Ты говоришь, в палате нашли три трупа?

– Вот, – с мрачным удовлетворением произнес Винников.

– И чего? – вопросил его превосходительство.

– Помолчи, – едва ли не хором обратились к нему храбрый Портос и любезный Арамис, после чего Беглов спросил, адресуясь к Винникову: – Слушай, а откуда там взялась какаято баба?

– Вот, – повторил Владимир Николаевич. – Очень хороший вопрос! Отвечаю. Баба, некто Соколкина Елизавета Степановна, явилась в клинику проведать жениха, находящегося на излечении в палате номер триста два того же отделения. Не обнаружив суженого в палате – он, по его собственным словам, в это время курил на пожарной лестнице, – дамочка отправилась его искать…

– А почему в палате Француза? – мигом поймал нить оперативно настроившийся на рабочий лад Илья Григорьевич.

– Вот, – снова повторил Винников. – Этот вопрос еще лучше: почему? Опрос свидетелей показал, что ни в триста первую, ни в триста третью и так далее палаты она даже не заглянула, а направилась прямиком в триста седьмую. Охраны в коридоре к этому времени, конечно, уже не было, но она приходила туда не первый раз и, конечно же, знала, что вход в палату запрещен. Но направилась тем не менее именно туда. Почему? А потому, что уже успела усвоить: если ее сожителя нет на месте, значит, он именно в триста седьмой. По показаниям медперсонала, он наведывался туда регулярно на протяжении, самое меньшее, трех суток и подолгу там оставался. Сколько он платил постовым, неизвестно, сейчас городская прокуратура плотно работает с их сменщиками, пытаясь это выяснить, но из того, как поначалу упирались медички, следует, что потратился он неслабо.

– Дрянь дело, – под плеск волны и крики чаек озабоченно сказал Беглов.

Бедственность положения была настолько явной, что ее заметил и осознал даже его превосходительство ВасяКот.

– Опять двадцать пять за рыбу деньги, – изрек он. – А кто такой?

Владимир Николаевич помедлил с ответом. Выдерживая драматическую паузу, он подошел к самой кромке воды, так, что прозрачная, чуть зеленоватая озерная волна едва не касалась его подошв, и, неторопливо достав из специального чехольчика, закурил электронную сигарету.

– Некто Андрей Липский, – сказал наконец он, глядя поверх озерной глади на синеющий вдалеке сосновый бор. – Известный…

– Известная сволочь, – мрачно перебил Беглов.

– Точно, – подхватил Василий Андреевич. – Этот щелкопер – настоящая заноза в заднице. Хорошо, что у него тоже опухоль в башке. Всетаки Бог – не фраер. Так ему и надо!

Илья Григорьевич, который соображал чуточку быстрее, воздержался от комментариев по поводу состояния здоровья известного блогера Липского. Этот писака в разное время попортил немало крови всем присутствующим, поскольку имел крайне неприятную привычку совать любопытный нос во все без исключения щели, а потом красочно, с многословными комментариями расписывать в своем блоге то, что удалось в этих щелях увидеть и разнюхать. Своевременность его появления в клинике и частые, хорошо оплаченные визиты в палату Французова заставляли усомниться в случайном совпадении и прозрачно намекали, что хоронить господина Липского рано.

Цепочка вырисовывалась простая. По дороге из аэропорта, когда Французу стало дурно и его перегружали из оперативной машины ФСБ в «скорую», весь процесс заснял на свою камеру очень некстати очутившийся поблизости папарацци. Его спешно ликвидировали, но, судя по всему, сделано это было с некоторым опозданием. С этими журналюгами вечно так: они до того проворны, что поспеть за ними удается далеко не всегда, не говоря уже о том, чтобы их опередить.

Мелкая озерная волна с чуть слышным шорохом набегала на желтоватый, почти белый песчаный пляж; у причала, постукивая пластиковым бортом о дубовую сваю, покачивалась на привязи лодка. В синем небе описывали широкие круги, высматривая с высоты добычу, три или четыре чайки. Было жарко, ноги в черных кожаных туфлях буквально плавали в собственном поту, и хотелось многих вещей сразу: раздеться, искупаться, выпить ледяного пива и чтобы на свете вдруг, по щучьему веленью, не стало журналиста Липского.

– Рано радуешься, – вторя мыслям Беглова, сказал генералу Винников. – Он сбежал из больницы, так что слухи об его скорой кончине явно сильно преувеличены. Я так понимаю, что диагноз он себе купил, причем с единственной целью: пролезть в палату Француза и взять у него интервью.

– В чем, по всей видимости, и преуспел, – сказал Илья Григорьевич. Он всетаки разулся, закатал брючины почти до колен и в данный момент засовывал в правый ботинок свернутые в тугой влажный комок носки. – И нам остается только гадать, как много этот аргентинский отшельник успел ему выболтать.

– За три дня, я думаю, немало, – буркнул Винников.

– Вы чего? – забеспокоился его превосходительство. – Вы о чем, вообще, говорите? Да еще так спокойно, как ни в чем не бывало… Вы хотя бы соображаете, что это значит?!

– Слава богу, что ты сам наконец сообразил, – сказал ему Беглов.

– Хотя толку от тебя, как обычно, как от козла молока, – добавил Винников.

– А какой толк тебе от меня нужен? – рассердился Макаров. – Хочешь, чтобы я, армейский генерал, за тебя преступников ловил? Его искать надо, а я не ищейка!

– Знаем, знаем, – покивал головой Беглов, – ты не ищейка, ты – тыловая крыса, складская моль. Ишь, разжирел на шинельном сукне! Но найти его необходимо, – уже другим, озабоченным тоном добавил он, обращаясь к Винникову.

– Нашли, – сообщил тот. – Собственно, его и искатьто особенно не пришлось, потому что он ни от кого не прятался. Это я так сказал «сбежал». А на самом деле он просто собрал вещички и ушел. Домой ушел, по месту постоянной регистрации. Там его взяли, допросили, быстренько сделали МРТ в ведомственной клинике и, естественно, не обнаружили в мозгу никаких патологий…

– Хорошо бы Француза и всех остальных на него повесить, – мечтательно произнес Беглов.

– Именно над этим я в данный момент и работаю, – сказал Винников. – Только это, мужики, мартышкин труд. Улик против него никаких, алиби у него имеется, а за симуляцию у нас не сажают – времято не военное, да и он гражданский человек…

• Предыдущая
• 38/82
• Следующая