Спасатель. Серые волки - Воронин Андрей Николаевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/82
- Следующая
– Охрана обычная, – сказал Владимир Николаевич, – четыре постовых милиционера… то есть я хотел сказать полицейских.
– Еще бы констеблями назвали, – проворчал Беглов, убирая записку в карман. – Как были ментами позорными, так ими и остались. Можно подумать, если «Оку» назвать «порше», она от этого быстрее поедет.
«Чья бы корова мычала», – хотел сказать Владимир Николаевич, но предпочел воздержаться от комментариев: Беглов не любил, когда ему напоминали о прошлом, а сейчас от этого остепенившегося быка слишком многое зависело, чтобы попусту его злить.
– Многовато – четыре, – озабоченно сказал Илья Григорьевич. Он имел практический склад ума и явно уже прикидывал, как ценой наименьших потерь и риска решить непростую задачу. – Насчет обычной охраны ты, Вован, загнул.
– Сделаю, что смогу, – без видимого энтузиазма пообещал Винников. – Нажму на кого следует… Да, думается, и жатьто особенно не придется. Это они просто в себя прийти не могут: поймали крупную рыбину, а она чуть коньки не отбросила на глазах у пораженной публики. Побега или покушения они не опасаются, журналисты не в курсе… Короче, деньдругой, пыль уляжется, начальство успокоится, осознает, что старуху с косой даже всем личным составом московского ОМОНа не отпугнешь, и количество охранников сократят до двух. А может, и до одного.
– А совсем их убрать нельзя? – спросил Беглов.
– Угу, – язвительно промолвил Винников. – И попросить, чтобы перед уходом потратили на Француза патрончикдругой, чтоб самим не пачкаться. Такто проблемы решать и я умею!
– Умеешь, умеешь, – покивал головой Беглов. – Если припомнить, так ты их подругому сроду не решал. Ладно, как говорится, напьемся – разберемся. Ты помещика нашего, его высокопревосходительство господина генералполковника, проинформировал?
– Еще чего, – фыркнул Владимир Николаевич. – Пускай его армейская разведка информирует, а мне и без его истерик забот хватает. Был бы от него хоть какойто прок, проинформировал бы непременно. А так – ну, чего попусту воздух сотрясать?
– И то правда, – согласился Беглов. – Пусть пока забавляется. А когда сделаем дело, мы с него, кабана в погонах, компенсацию стребуем.
– Стребуешь с него, – с нескрываемым сомнением проворчал Винников.
– Стребуем, стребуем. Про топорто ты давеча правильно сказал. Топорик у него был, а отдуваться кому – нам, что ли? Мыто отдуемся, не привыкать, а вот ему придется раскошелиться – разумеется, в широком смысле слова.
– В самом широком, – уточнил заместитель генерального прокурора Винников и улыбнулся, на какоето мгновение приобретя неуловимое, но несомненное сходство с грозой морей и океанов – большой белой акулой.
2
– Липский! Андрюха!
Голос показался Андрею знакомым и почемуто вызвал не самые приятные ассоциации. Желание проигнорировать оклик, сделав вид, что не услышал, пришло почти одновременно с пониманием бесполезности этой меры пассивной обороны: человек, не стесняющийся драть глотку в набитом людьми кафетерии телецентра, все равно не отстанет – так и будет надрываться, стараясь привлечь к себе внимание, пока не добьется желаемого результата.
Андрей остановился и огляделся, держа на весу поднос.
– Да вот он я! – во всю глотку воскликнул тот же голос. – Сюда давай!
Несколько человек обернулись, и, проследив за направлением их взглядов, Андрей увидел в дальнем углу зала машущую руку. Ниже руки обнаружилась яркокрасная бейсбольная кепка с похожим на утиный клюв длинным козырьком и броской белой надписью поанглийски: «Поцелуй меня в зад», а под кепкой – широкая рыхлая физиономия, самыми примечательными деталями которой являлись большие солнцезащитные очки и рыжеватые, любовно ухоженные бакенбарды.
– Чтоб тебя, – пробормотал Андрей, беря курс на эти заметные издалека ориентиры.
Интуиция его не подвела: действительно, человек за дальним угловым столиком был ему неприятен, и, действительно, отделаться от него было не такто просто. Тот, с кем решил пообщаться обладатель красной кепки с неприличной надписью, солнцезащитных очков аля Элвис Пресли и рыжеватых бакенбард, мог избежать этого, лишь применив предельно грубые, неприемлемые в цивилизованном обществе приемы наподобие удара по лицу или пинка в промежность. Причем последний был предпочтительнее, поскольку временно ограничивал способность любителя поцелуев в зад к передвижению без посторонней помощи, давая его несостоявшейся жертве возможность затеряться в толпе.
Человек, к которому, мысленно проклиная несчастливую звезду, что привела его сюда именно в это время, направлялся Андрей, подписывал свои фотографии звучным псевдонимом Александр СоколовНикольский. Его настоящее имя было не столь благозвучным: по паспорту он был Федор Скопцов. В прошлом фотокорреспондент захудалой газетенки из какогото забытого Богом и людьми провинциального райцентра, лет пять или шесть назад он перебрался в столицу и здесь благодаря врожденной пронырливости и непрошибаемой наглости довольно быстро снискал сомнительную славу матерого папарацци – охотника за знаменитостями. Благодаря этим же качествам в определенных кругах он был известен под кличкой Глист, ибо как никто умел пролезать без мыла в любую щель и, подобно упомянутому паразиту, жирел на том, что у приличных людей не вызывает ничего, кроме рвотного рефлекса.
Несмотря на то что в кафетерии было довольно людно, Глист восседал за столиком в гордом одиночестве. Без сомнения, это не было случайностью: свободный фотохудожник, как он себя называл, Федор Скопцов относился к той породе людей, которых окружающие сторонятся инстинктивно, на подсознательном уровне. Столик был заставлен многочисленными тарелками; в центре возвышался пузатый графинчик, на дне которого еще плескалось граммов пятьдесят некой прозрачной жидкости – надо полагать, отнюдь не воды. Видя, что его призыв услышан, свободный фотохудожник быстренько слил ее в рюмку, торопливо выпил и только после этого, обезопасив ценный продукт от посягательств со стороны Липского, принялся сдвигать тарелки, освобождая место. Места было мало, и, чтобы обеспечить подносу Андрея благополучное приземление, ему пришлось повесить на шею лежавший наготове на углу стола фотоаппарат с мощным телескопическим объективом.
Поставив поднос, Андрей был вынужден пожать протянутую Глистом руку. Ладонь у фотографа была мягкая, холодная и липкая от пота – словом, такая же отвратительная, как он сам и то, чем он занимался.
– Привет оплоту свободной журналистики, – напористо поздоровался Скопцов. – Каким ветром тебя занесло в этот вертеп? Только не говори, что случайно проходил мимо, – все равно не поверю.
– Что ни капельки меня не расстроит, – усевшись и нацеливаясь вилкой в салат, в тон ему произнес Андрей. – Этому ты способен поверить?
– Этому – да, способен, – демонстрируя завидное умение пропускать мимо ушей обидные для него высказывания и не замечать пренебрежительных интонаций, сообщил Скопцов. – Ты ж у нас весь из себя независимый, тебя на кривой козе не объедешь. На мнение общественности тебе начхать с высокого дерева… Кстати, попытка неплохая. Я бы сказал, зачетная.
– Какая еще попытка? – быстро жуя, спросил Андрей.
Он не любил есть второпях, но в данном случае приходилось выбирать между тщательным пережевыванием пищи и продолжительным нахождением в обществе Глиста.
– Уклониться от ответа, – ковыряя в зубах, ответил Скопцов. – Так каким ветром, Андрюха?
Андрей не любил панибратства, особенно со стороны малознакомых и несимпатичных ему людей.
– Знаешь, Федос, – мстя за «Андрюху», сказал он, – ты угадал: я случайно проходил мимо и решил перекусить. И должен заметить, что, мешая мне тщательно пережевывать пищу, ты наносишь существенный вред моему хрупкому организму.
– Ха, – сказал непробиваемый Глист, – смотрите, какой нежный! Да тебя ломом не убьешь.
– Согласен принять это в качестве комплимента, – сдержанно произнес Андрей. – Хотя это спорное утверждение, проверять которое я не испытываю ни малейшего желания.
- Предыдущая
- 10/82
- Следующая