Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Соколов Борис Вадимович - Страница 8

Гитлер мечтал, что после военной победы над своими противниками Германия сможет одержать над ними не менее важную культурную победу, возведя здания, мосты и арки, создав симфонии и оперы, способные потрясти мир.

А свое архитектурное кредо Гитлер сформулировал в книге «Моя борьба»: «То, что в античности находило свое выражение в Акрополе или Пантеоне, в Средневековье облачилось в формы готического собора. Эти монументальные сооружения возвышались подобно гигантам над мешаниной фахверковых (одно- и двухэтажных домов, сделанных из деревянных брусчатых каркасов, заполненных камнем, кирпичом или глиной. — Б. С.), деревянных и кирпичных домов средневекового города и становились символами, которые и сегодня, когда с ними вровень встают многоэтажные дома, определяют характер и облик городов. Соборы, ратуши и крытые рынки, равно как и оборонительные крепостные башни, — это видимые признаки концепции, которая по своей сути является античной. Насколько же жалким стало сегодня соотношение между государственными и частными постройками. Если Берлину выпадет судьба Рима, то потомки с удивлением узнают, что самыми грандиозными творениями нашего времени и самым характерным выражением культуры наших дней были магазины нескольких евреев и отели нескольких компаний».

Гитлер мечтал об огромных общественных зданиях — зримом воплощении мощи Германского государства. В юности его раздражали высокие здания в Вене — это были особняки или частные магазины, нередко принадлежащие евреям и своим великолепием конкурирующие с государственными учреждениями. Уже тогда будущий фюрер воспринимал евреев как народ антигосударственный, начисто лишенный германского духа, размывающий национальную идентичность немцев, а потому служащий препятствием к реализации идеи Великогерманского Рейха. В состав Рейха должны были войти все немцы, все германские народы, тогда как прочие — превратиться в зависимые от Рейха нации. Монументальный Народный дом в виде гигантского купола на украшенном гигантскими колоннами бетонном параллелепипеде, призванный украсить Берлин после победы, почти десятикратно превосходил по своим размерам рейхстаг. Гигантомания, свойственная архитектурным замыслам Гитлера, соответствовала его гипертрофированным представлениям о собственном величии и величии германского народа, грандиозные свершения которого могли быть достойно увековечены только в гигантских зданиях и сооружениях, превосходящих все прежде существовавшее на земле, в том числе и пирамиду Хеопса, которую прежде всего и должен был затмить Народный дом. На его возведение должны были пойти богатства и рабочие руки побежденных народов. Это здание, вмещавшее по проекту от 150 до 180 тысяч человек, должно быть выше, шире и объемнее любой другой постройки в мире. Победители могли бы проследить, чтобы никто в мире не попытался бы даже повторить это восьмое чудо света. Диаметр Народного дома должен был составить 250 метров, высота — 220 метров (из них 122 метра приходилось на купол). В куполе было предусмотрено отверстие для света диаметром 46 метров. Фюрер мыслил начать строить это здание после победы, как он думал в начале войны — не позднее 1943 года, а завершить к 1950 году. Гитлеру и в страшном сне не снилось, что уже в 1945 году в Берлине благодаря англо-американским бомбардировкам и работе советской артиллерии расчистится гигантская строительная площадка для доброго десятка Народных домов, а целых зданий почти не останется.

Кстати, построивший модель Народного дома главный архитектор Рейха, а потом министр вооружений Альберт Шпеер утверждал, уже выйдя из тюрьмы Шпандау в 1966 году: «Я не могу исключить, что Гитлер... был бы заметной фигурой в ряду других архитекторов. У него ведь был талант». Интересно, что идея Гитлера по перекрытию купольных сооружений с помощью стальных и железобетонных конструкций оказалась плодотворной и была позднее освоена конструкторами мостов.

Свое пристрастие к гигантским архитектурным формам Гитлер объяснял Шпееру уже после прихода к власти следующим образом: «Почему всегда самое большое? Я делаю это затем, чтобы вернуть каждому отдельному немцу чувство собственного достоинства. Чтобы в сотне различных областей сказать каждому: мы ни в чем не уступаем другим народам, напротив, мы равны любому из них». 9 сентября 1937 года фюрер заложил первый камень Нюрнбергского стадиона на 400 тысяч мест, предназначенного для партийных форумов. Этому проекту, стоимость которого оценивалась в четверть миллиарда марок, как и другим великим стройкам Третьего Рейха, положила конец Вторая мировая война.

24 мая 1913 года Гитлер покинул Вену и переехал в Мюнхен, где поселился в квартире портного и торговца Йозефа Поппа на Шляйсхаймерштрассе. На жизнь он зарабатывал по-прежнему коммерческой живописью. В столице Баварии его в конце концов по наводке мюнхенской полиции разыскали австрийские военные власти. До этого же он жил в баварской столице вполне безбедно, даже лучше, чем в Вене. Да и контакт с австрийским военным ведомством, как оказалось, никаких неприятностей Гитлеру не принес. Вообще жизнь в Мюнхене накануне Первой мировой войны он впоследствии называл счастливым временем.

19 января 1914 года полицейские доставили Гитлера в австрийское консульство. В связи с этим он направил письмо с налоговой декларацией в магистрат Линца, который требовал его явки для отбытия воинской повинности. Гитлер писал: «Я зарабатываю как свободный художник только для того, чтобы обеспечить себе дальнейшее образование, так как совершенно лишен средств (мой отец был государственным служащим). Добыванию средств к существованию я могу посвятить только часть времени, так как все еще продолжаю свое архитектурное образование. Поэтому мои доходы очень скромны, их хватает только на то, чтобы прожить. В качестве доказательства прилагаю свою налоговую декларацию и прошу вновь возвратить ее мне. Сумма моего дохода указана здесь в размере 1200 марок, причем она скорее завышена, чем занижена (интересно было бы поглядеть на человека, который завышает свои доходы в налоговой декларации. — Б. С.), и не надо полагать, что на каждый месяц приходится ровно по 100 марок».

Гитлер явно прибеднялся, стремясь разжалобить чиновников родного города: авось посочувствуют и решат, что бедного художника можно и не забирать в армию. И своей цели Адольф добился. В сообщении консульства о визите Гитлера, посланном в Вену и Линц, говорилось: «По наблюдениям полиции и по личным впечатлениям, изложенные в прилагаемом оправдательном заявлении данные полностью соответствуют истине. Он также якобы страдает заболеванием, которое делает его непригодным к военной службе... Поскольку Гитлер произвел благоприятное впечатление, мы пока отказались от его принудительной доставки и порекомендовали ему непременно явиться 5 февраля в Линц на призывную комиссию... Таким образом, Гитлер выедет в Линц, если магистрат не сочтет нужным учесть изложенные обстоятельства дела и его бедность и не даст согласие на проведение призывной комиссии в Зальцбурге».

На самом деле 100 марок, с учетом реального масштаба цен, было больше, чем месячный заработок Гитлера в Вене, составлявший 60–65 крон. Ведь цены в Мюнхене были существенно ниже венских. Кстати, начинающий банковский служащий в Мюнхене в то время зарабатывал всего 70 марок в месяц.

В Вене, для того чтобы каждый день обедать в ресторане, требовалось 25 крон в месяц, а в Мюнхене — 18–25 марок. Самая плохонькая комната в Вене стоила 10–15 крон, а за хорошую меблированную комнату с отдельным входом в Мюнхене Гитлер платил всего 20 марок. За вычетом расходов на завтраки и ужины у него оставалось в месяц не менее 30 марок на другие нужды, тогда как в Вене свободных денег у него практически не оставалось. А поскольку Гитлер был неприхотлив, у него даже, судя по всему, накопились кое-какие сбережения. В 1944 году он признался своему личному фотографу Генриху Хоффману, что в 1913–1914 годах в Мюнхене ему было нужно не более 80 марок в месяц.