Варяго-Русский вопрос в историографии - Сахаров Василий - Страница 129

К тем же «научным» выводам, что и «Славянская Скандинавия», неизбежно ведут и «Великая Швеция», и «Скандославия», и «Восточно-Европейская Нормандия». Так, расписывает Скрынников, словно видя эту картину воочию, во второй половине IX - начале X в. на территории Руси «утвердились десятки конунгов» («викингов-предводителей», «норманских вождей»), основавших недолговечные норманские каганаты, возникли «норманское Киевское княжество» и «норманское Полоцкое княжество», «норманские княжества в Причерноморье» (например, будущее Тмутараканское княжество) и «ранние норманские княжества» в Прикаспии, рассказывает о неудачной попытке норманнов «основать норманское герцогство в устье Куры», об обширных опорных пунктах, создаваемых ими на близком расстоянии от границ Византии. Для него несомненно, что «важнейшей особенностью истории Руси X в. было то, что киевским князьям приходилось действовать в условиях непрерывно возобновлявшихся вторжений из Скандинавии», что в ее пределах находилось «множество норманских отрядов», что Новгород являлся «основной базой норманнов в Восточной Европе», что походы на Империю представляли собой «совместные предприятия викингов», а русско-византийские договоры «заключало норманское войско». Именно норманны разгромили Хазарский каганат, благодаря же им произошел перелом и в балканской кампании «старшего из конунгов» Святослава (действия которого ничем не отличались от действия конунгов в любой другой части Европы). Причем, как это умудрился сосчитать профессор, призванное «скандинавское войско по крайней мере в 1,5-2 раза превосходило по численности десятитысячную киевскую дружину».

Окончательному превращению «норманского княжества в Поднепровье» «в славянское Древнерусское государство» способствовало, резюмирует Скрынников, принятие христианства, совершенное «норманским конунгом» Владимиром, которому удалось при этом избежать «конфликта с норманской языческой знатью, поддержкой которой дорожил» (автор находит в действиях этого князя следы «скандинавского семейного права», а Русскую Правду связывает со скандинавским севером). Но «верхи киевского общества не забыли скандинавский язык и традиции, в которых воспитывались их предки», что затрудняло контакты греко-болгарского духовенства с династией и ее окружением. Со временем норманская дружина киевского князя, поклонявшаяся Перуну и Велесу, «забыла собственный язык, саги превратились в славянские былины». И в этой совершенно чужой и нелепой для них истории восточные славяне выступают либо данниками норманнов («строили суда для викингов, снабжали их припасами»), либо их рабами: не встречая в землях славян большого сопротивления, норманны «захватывали пленных и продавали их в рабство»[35].

Скрынников, записавшись в рассказчика небылиц о Руси IX-XI вв., стяжал славу современного Рудбека (а тональность его разговора о русской истории тут же проникла в науку. Так, например, А.А.Горский, оспорив в 1999 г. тезис Скрынникова, что Восточная Европа в первой половине X в. представляла собой «конгломерат независимых конунгов», доказывал, что говорить для 40-х гг. X в. «о неустоявшейся структуре властвования, о множестве независимых варяжских "конунгов"... нет серьезных оснований»[36], но при этом, к сожалению, не поставил законный вопрос о правомерности наименования русских князей «конунгами»). И русская история в подаче Скрынникова совершенно не режет слух Клейна. Ибо, ведя огонь по «ультра-патриотам» с их «шовинистической ангажированностью», он по поводу «восточно-европейско-нормандской» саги Скрынникова, которого, как и других любителей выискивать «нормандское» в истории Руси, критиковал Фомин и в 2002, и в 2003, и в 2005, и в 2006 гг.[37], не обронил ни слова. Как и по поводу ее названия. А молчание - это знак согласия. В некоторое оправдание Клейну можно сказать, что из «современной науки», именем которой археолог бичует «дилетантов» антинорманистов, никто не попытался хотя бы даже в самой малой толике урезонить зарвавшегося Скрынникова. А данный факт также есть «убедительное молчание».

Приведенные примеры «объективного анализа фактов» Клейном, в том числе и о Ломоносове, и о Рыбакове, и о науке их времени и сегодняшних дней - это не только ошибки и заблуждения, проистекающие из-за пренебрежения к истинному научному труду, очень затратному по времени, а также из-за лености ума и самодовольства («Все и так ясно!»). Они также являются сознательными историческими и историографическими фальсификациями, воспринимаемыми «современной наукой», от имени которой выступает археолог, в качестве «непреложных истин». Точно такие же «непреложные истины», только археологического свойства, вбрасывал он в умы «единоверцев» в пору активности на поприще своей специальности. Так, в 1970 г. советская «анти-норманистская» научная общественность с готовностью приняла заключения, обнародованные Клейном и его учениками Г.С.Лебедевым и В.А. Назаренко в статье «Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения». И которыми она тут же стала, в силу своего норманизма, руководствоваться в интерпретации начальной истории Руси, выдавая их за последнее слово в «науке».

Как, например, подчеркивали в 1971 г. А.С.Кан и А.Л.Хорошкевич, эта статья есть «первая в советской литературе обобщающая сводка данных о скандинавских древностях на русской территории...» (но при этом авторы, надо отдать им должное, оправданно усомнились, хотя и не являются археологами, в правильности методики выяснения «процентного соотношения скандинавских с нескандинавскими курганами» и критериев отнесения «бедных вещами курганов, к числу скандинавских: каменная ограда вокруг кургана, находки в кострище обрядового печения, урна, поставленная на глиняную и каменную вымостку, - все эти детали обряда встречаются и у славян, и сами по себе еще не дают возможности определить этническую принадлежность памятников»), В 1973 г. М.Б.Свердлов, ссылаясь на ту же статью, подчеркивал, что «анализ скандинавских комплексов в X-XI вв. позволяет предположить, что в Восточную Европу переселялись не только знать, дружинники, купцы и их жены, но и простые воины, ремесленники и, возможно, крестьяне». В 1988 г. Т.Н.Джаксон и Е.Г. Плимак говорили, что Клейн, Лебедев, Назаренко «выработали строго научную и логически последовательную методику определения этнической принадлежности археологических древностей и объективную систему подсчета "достоверно варяжских комплексов"» (в 1993 г. эти перестроечные слова вновь повторила Джаксон)[38].

Названные археологи, абсолютизируя находки, ими и их коллегами произвольно объявленные «скандинавскими», утверждали в статье, оформившей, по словам Клейна, «нашу победу в Варяжской дискуссии 1965 г.» и в которой «впервые после Покровского была изложена и аргументирована "норманистская" трактовка вопроса в советской научной литературе», что в X в. скандинавы - дружинники, купцы и даже ремесленники - составляли «не менее 13% населения отдельных местностей» Руси (по Волжскому и Днепровскому торговым путям). По Киеву эта цифра выросла у них уже до 18-20%, а в Ярославском Поволжье численность скандинавов, по прикидкам Клейна, Лебедева, Назаренко, уже «была равна, если не превышала, численности славян...»[39]. И эту картину массового пребывания скандинавов на территории Руси они рисовали на основе подсчета камерных погребений середины и второй половины X в., обнаруженных в Ладоге, Пскове, Гнёздове, Тимереве, Шестовицах под Черниговом, Киеве, и которые много десятилетий выдавались в науке в качестве захоронений скандинавов, якобы входивших в высший слой Руси (как вкладывал в головы своих слушателей Клейн, а затем они передавали эту «истину» уже своим ученикам, а те дальше, по цепочке, в шведской Бирке «раскопаны могилы знатных норманнов, покойники лежали там внутри срубов, и вот богатые срубные погребения той эпохи обнаружены также в Киеве и Чернигове»[40]).