Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания. - Фоер Джошуа - Страница 18

«В юности мы можем получить совершенно новый опыт, объективный или субъективный, в каждый час каждого дня. Восприятие еще ярко, способность удерживать ощущения еще сильна, и наши воспоминания о юности подобны воспоминаниям о насыщенном и увлекательном путешествии: многогранные, разнообразные и длительные, — писал он. — Но каждый следующий год превращает некоторые из этих опытов в отработанную до автоматизма рутину, которую мы едва замечаем, дни и недели сливаются в нашей памяти в бессодержательное целое, и годы становятся пустыми и безрадостными». Жизнь ускоряется, когда мы стареем, потому что с годами перестает быть такой запоминающейся. «Если помнить значит быть человеком, то помнить больше значит быть большим человеком», — сказал Эд.

Возможно, в стремлении Эда сделать жизнь максимально запоминающейся есть что-то питерпэновское, но из всех вещей, коллекционированием которых увлекаются люди, воспоминания не самая бесполезная. Есть в этом даже что-то подозрительно рациональное. Существует старая философская загадка, которую часто обсуждают на вводных занятиях по философии. В XIX в. медики задались вопросом: действительно ли анестетик, который они применяют, усыпляет пациентов, а не просто замораживает мышцы и стирает все воспоминания об операции? А если это и так, можно ли сказать, что доктора совершали ошибку? Если какой-либо опыт не сохранился в памяти, можно ли о нем — так же, как о пресловутом падении дерева в безлюдном лесу[45], — сказать, что он действительно имел место? Сократ полагал, что неисследованная жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. А стоит ли этого жизнь, которую не помнят?

Многое из того, что науке известно о памяти, было получено в результате исследований повреждения мозга, удивительным образом походившего на поражения мозга E.P. Принадлежал этот мозг страдавшему амнезией Генри Молейсону, который прожил большую часть жизни в доме престарелых в Коннектикуте и умер в 2008 г, В научной литературе Молейсон известен под инициалами H.M. (Имена пациентов в медицинских трудах всегда сокращаются до инициалов, чтобы обеспечить анонимность. Имя H.M. было раскрыто только после его смерти.) Ребенком H.M. страдал от эпилепсии, начавшейся после неудачного падения с велосипеда в 9 лет. К 27 годам его сознание отключалось по нескольку раз в неделю, и молодой человек был неспособен к какой-либо деятельности. Нейрохирург Уильям Сковил решил попробовать облегчить состояние H.M. при помощи экспериментальной операции, в ходе которой должна была быть удалена та часть мозга, которая предположительно вызывала проблемы.

В 1953 г., когда H.M. в сознании — применялась анестезия кожи головы — лежал на операционном столе, Сковил просверлил пару отверстий над глазами пациента. Маленькой металлической ложечкой хирург приподнял переднюю часть мозга H.M. и высосал металлической соломинкой большую часть гиппокампа наряду с большей частью срединной височной доли. Операция снизила частоту приступов H.M., но у нее был трагический побочный эффект: вскоре стало ясно, что H.M. также лишился памяти.

На протяжении следующих пяти десятилетий H.M. был объектом бесчисленных экспериментов и стал самым изучаемым пациентом в истории науки о мозге. Учитывая жуткий исход операции, проведенной Сковилом, все предполагали, что возможности изучать подобное нарушение больше не представится.

Но случай E.P. показал, что они ошибались. То, что Сковил сотворил с H.M. посредством металлической соломинки, природа проделала с E.P. при помощи простого герпеса. Положенные рядом, их черно-белые результаты магнитнорезонансной томографии мозга выглядели пугающе одинаково, хотя повреждения в мозгу E.P. были немного обширнее. Даже если вы не представляете, как должен выглядеть нормальный мозг, две зияющие симметричные дыры уставятся на вас как пара мрачных глаз.

H.M., как и E.P., был способен удерживать воспоминания в голове, только пока думал о них. Стоило его мозгу переключиться на что-то еще, воспоминания исчезали навсегда. В одном известном эксперименте, проведенном канадским неврологом Брендой Милнер, H.M., попросили запомнить число 584 на как можно более длительный период. Пока выполнял эту просьбу, он размышлял вслух:

«Все просто. Нужно только запомнить 8. Видите, 5 плюс 8 плюс 4 равно 17. Главное запомнить 8, вычесть его из 17 и получите 9. Разделите 9 пополам, получите 5 и 4. Вот они все: 584. Все просто».

Он концентрировался на этой сложной мантре в течение нескольких минут. Но как только его отвлекли, число исчезло из его памяти. H.M. даже не помнил, что его просили что-то запомнить. И хотя о наличии разницы между долговременной и кратковременной памятью ученые знали еще с конца XIX в., теперь у них было доказательство того, что запоминание происходит в разных частях мозга и что без большей части гиппокампа H.M. не мог перенести информацию из кратковременной памяти в долговременную.

От H.M. исследователи многое узнали об ином виде запоминания. Несмотря на то что он не мог сказать, что ел на завтрак или как зовут нашего президента, кое-что он мог вспомнить. Милнер обнаружила, что H.M. способен выучить сложные вещи, сам того не сознавая. В ключевом исследовании, проведенном в 1962 г., она доказала, что H.M. может научиться прочерчивать пальцем на листе бумаги контур пятиконечной звезды, глядя на ее отражение в зеркале. Всякий раз, когда Милнер давала H.M. это задание, тот утверждал, что никогда прежде такого не делал. И все же с каждым днем его мозг все лучше и лучше вел руку по контуру зеркально перевернутого изображения. Несмотря на амнезию, H.M. помнил.

Последующие исследования случаев заболевания амнезией, включая тестирование E.P., показали, что люди, лишившиеся воспоминаний, все еще способны к научению, не требующему запоминания. В ходе одного из экспериментов Сквайр предложил E.P. запомнить 24 слова, записанных на листе бумаги. Как и ожидалось, пару минут спустя E.P. не мог вспомнить ни одно из этих слов и даже не помнил, что ему было дано такое задание. Когда его спрашивали, видел ли он то или иное слово ранее, он отвечал верно лишь в половине случаев. Но затем Сквайр посадил E.P. перед монитором компьютера и дал ему другое задание. На этот раз 48 слов вспыхивали на экране на 25 миллисекунд каждое — время, достаточное лишь для того, чтобы глаз успел ухватить некоторые из слов, но не все (для сравнения: мы моргаем где-то один раз в 100–150 миллисекунд). Половина этих слов была взята из списка, который E.P. прочел и забыл, и половина была новой. Сквайр попросил E.P., зачитывать каждое из слов после того, как оно промелькнет на экране. На удивление, E.P. гораздо лучше читал недавно увиденные слова, нежели новые. Хоть сознательно он эти слова не помнил, где-то в его мозгу остался их отпечаток.

Этот феномен бессознательного запоминания, известный так же как прайминг[46], свидетельствует о неизведанном темном мире воспоминаний, притаившихся за гранью нашего сознания, Есть некоторые разногласия относительно того, сколько существует систем памяти, но ученые чаще всего разделяют ее на два вида: декларативная память и недекларативная (иногда их называют эксплицитной и имплицитной соответственно). Декларативные воспоминания — это то, про что вы можете сказать: «Я это помню». Это цвет вашей машины или то, что случилось вчера днем. E.P. и H.M. лишились способности создавать новые декларативные воспоминания. А недекларативные воспоминания — это то, что вы знаете подсознательно: как ездить на велосипеде или как, глядя на предмет в зеркало, начертить его контур (или что значит слово, быстро промелькнувшее на мониторе). Эти недекларативные воспоминания не проходят через тот же самый буфер кратковременной памяти, через который проходят декларативные, как не полагаются они и на гиппокамп, чтобы быть задержанными и отложенными в памяти. Для этого им требуются совершенно иные части мозга. Двигательные навыки сосредоточены в основном в мозжечке, перцептивное научение — в неокортексе, привычки — в подкорковых узлах. Как убедительно продемонстрировали E.P., и H.M., даже если вы повредите одну часть мозга, остальная его часть продолжит работать. Но, несомненно, большая часть того, кто мы есть и как мы мыслим, — сердцевина нашей личности — спрятана в имплицитных воспоминаниях, недоступных нашему сознанию.