Черное Пламя - Локхард Джордж "(Георгий Эгриселашвили)" - Страница 8
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая
– Иди. Мгновение – и к его горлу был приставлен стилет.
– Нет, Мик, пойдёшь ты, – процедил Шам. – А я подожду здесь… На случай, если один шибко умный парень вдруг решит кинуть товарища. Согласен?
Мик медленно отвёл острие стилета пальцем.
– Шам, ты дурак, – сказал он спокойно. – Если тебя сегодня убьют, я не буду долго горевать. Наёмник усмехнулся.
– Это взаимно.
Пожав плечами, Мик бесшумно направился к люку в трюм. Однако дойти не успел: что-то тихо щёлкнуло, и охотник с хрипом свалился на палубу. Его спутник окаменел от неожиданности.
Яд подействовал мгновенно. Тело Мика скрутилось в судороге, из носа и рта полилась кровь. Страшная агония быстро завершилась хрустом позвоночника, и человек замер на окровавленных досках, обратившись из полного сил охотника в груду воняющей плоти. Шам едва удержал рвоту.
– Брось оружие и встань, – тихо сказала Ри. Наёмник дико озирался, но страшная смерть товарища так на него подействовала, что всякие мысли о сопротивлении вылетели из головы. Молча отбросив стилет, Шам поднялся с палубы и обернулся на голос.
– Ящерица?! – вырвалось у него.
– Вэйта, – поправила Ри. Она стояла у мачты, держа самострел наперевес и спокойно глядя в глаза врага. – Свободная вэйта.
– Нет… – охотник попятился.
– Ты дурак, Шам, – Ри улыбнулась. – Это я убила твоего брата.
Наёмник зарычал не хуже тигра. Но прежде, чем гнев толкнул его на безумство, вэйта вскинула самострел и вогнала ядовитый шип в глаз человека. Ей даже почти удалось выдержать зрелище агонии спокойно.
– Я не вещь, – сказала она тихо. – Я свободная. Забросив самострел на спину, Ри подошла к телам и подняла стилет Шама.
– Бандиты часто грызутся между собой, – объяснила она мёртвому охотнику, втыкая стилет ему в живот. Покрутив оружие, чтобы расширить рану, вэйта вырвала клинок и подошла к трупу Мика.
– Ты поразил его насмерть, но Шам был сильным, и успел отомстить… – Ри вогнала стилет в спину охотника и оставила торчать. Потом аккуратно вытащила из тел ядовитые шипы и перезарядила самострел.
«Подождём Солкара», – ящерка молча вернулась в своё укрытие. На окровавленной палубе остались лежать четыре изломанных агонией трупа.
«Именно так я убью тебя, Ажхан», – спокойно подумала Ри.
Закат окрасил небо в пурпур. Корабль слегка покачивался на волнах, с алой высоты равнодушно глядели фиолетовые луны. И тогда, первый раз в жизни, вэйта улыбнулась наступающей ночи. Она больше не боялась темноты.
Глава 2: Самурай
Сегодня утром старый Хакас приказал мне записывать всё, что происходит за день, и даже дал два листа жёлтой бумаги. Я не понимаю, зачем это нужно, но спорить с Хакасом – благодарю покорно… Пришлось вечером забраться на карниз башни и тщательно записать всё, что помнила. А вечер выдался холодным.
Итак, сегодня был девятый день семнадцатого сезона белого Солнца, или Брата, как я его потихоньку называю. Совершенно обычный день, надо сказать. Единственное странное событие я уже описала – приказ Хакаса. Поэтому перейду к описанию нестранных событий.
Утром, как всегда, в замок прискакали гонцы южного Оракула и сообщили, что всё спокойно. Годзю, тоже как всегда, поблагодарил их за расторопность и отослал обратно к Оракулу. Я это видела только потому, что Хакас заставил меня всю ночь повторять длинное и нудное заклинание; обычно я в такую рань ещё сплю.
Когда гонцы ускакали, а я наконец собралась заснуть, Годзю приказал начать церемонию Битвы Солнц. Под эту церемонию не очень-то заснёшь, я обычно и просыпалась как раз от грохота гонга… Так что следующие три часа я мрачно сидела на карнизе башни Хакаса и зубрила глупое заклинание. Оно было такое длинное и нудное, что никак не удавалось запомнить.
«Не спрашивай учителя, с какой целью он даёт задание», любит повторять Хакас. Я имею собственное мнение по поводу этой фразы, но вторая любимая пословица Хакаса – «Если мнение ученика не совпадает с мнением учителя, это плохой ученик». Вот и попробуй, возрази…
Когда Брат коснулся зенита, я наконец осилила заклинание и, если верить старой-престарой книге Хакаса, обрела власть над проявлениями Земли шестого начального уровня. Проще говоря, над жуками-пауками и прочей многоногостью.
Первое, что пришло в голову – наслать на Хакаса рой пчёл. К счастью, вовремя подумав о последствиях, я решила провести опыт на менее сварливом человеке. И тут, словно специально, из кузни появился рослый дылда-молотобоец по прозвищу Хвост Медведя. На самом-то деле его звали ВалУ, и был он немного… впрочем, чего уж там. Дураком был Валу. А почему его прозвали Хвостом Медведя – поймёт любой, кто видел нашего кузнеца.
Я испытала заклинание, заставив большого мохнатого паука спрыгнуть с дерева возле кузни прямо на голову Валу. Надо было слышать, как тот завопил! Думаю, будь рядом Хакас – даже он бы меня похвалил. Нет, что ни говори – а способности к магии у меня выдающиеся, просто неповторимые. Это я подслушала однажды, когда к Хакасу в гости приезжал волшебник из замка Мо.
На крик Валу сбежались слуги и воины, все немного посмеялись. Я, понятно, не сказала что паук – моя работа. Зато когда Валу немного успокоился, я забрала паука и съела. Люди не понимают, какими вкусными бывают иногда пауки… Хоть не мешают их ловить, и за это спасибо.
Днём в замок зашёл странствующий ронин[1]. Это был очень высокий и худой человек без волос, с длинным аристократическим лицом и печальными глазами. Двигался он рывками, словно при каждом шаге в ступни вонзались гвозди, а из оружия имел только катану за поясом, даже сёто не было. Одежда гостя оставляла желать лучшего.
Заметив меня, он сначала немного испугался – все пугаются первый раз. Потом, когда Годзю пригласил его в беседку на отдых, а я сидела на смоковнице и подслушивала, ронин только и спрашивал что обо мне. Годзю рассказал, как много сезонов назад, во время жёлтого Солнца меня нашли совсем новорожденной в пещере какого-то чудовища и выходили с помощью мудреца Ханасаки Косю[2]. Когда он назвал Хакаса мудрецом, я чуть не кувыркнулась с дерева от смеха.
Больше сегодня ничего не происходило. Ронин вечером ушёл, только сначала погладил меня по голове и очень печально вздохнул.
– Ты станешь хорошей колдуньей, Хаятэ[3] – сказал он. Я покачала головой.
– Я стану самураем. Годзю с рождения учит меня кендзюцу.
– Самураем может стать только мужчина, – возразил ронин. – А ты пока даже не женщина. Надо будет утром спросить Хакаса. Он никогда не говорил, что я пока не женщина.
Выспалась я плохо, потому что срок белого Брата уже кончался, и его жёлтая Сестра становилась всё ближе и ярче. Я никогда не видела жёлтых дней, поскольку родилась только двенадцать сезонов назад, в начале Белого Солнца. А Хакас прожил целых два оборота, и рассказывал, что такое время, как сейчас – самое плохое. Ночи короткие, по утрам на небе сразу полтора солнца, а через три сезона, когда наступит Перемирие, и вовсе нельзя будет на небо смотреть. Хорошо хоть, в это время всегда появляются тучи…
Утром я спросила Хакаса про слова ронина. Старик некоторое время пыхтел, поглаживая лысину, а потом вдруг рассердился и закричал что побъёт меня хворостиной. Пришлось быстренько взлететь на карниз и оттуда смотреть.
Через час он успокоился. Я спланировала обратно, Хакас погладил меня по голове и сказал, чтобы я больше не разговаривала с незнакомыми мужчинами, иначе он превратит меня в лягушку. Я не поверила. Хакас даже настоящую лягушку ни в кого превратить не может.
Зато он умеет делать зверей из бумаги, и так красиво, словно живые. Больше никто в замке этого не умеет, даже я. Хакас пока не научил. Только сказал – называется оригами.
1
«Ронин» – самурай, не занятый на службе у феодала; так же называют самурая, не исполнившего свой долг и ищущего искупления.
2
«Ханасаки Косю» – историческая личность, считается создателем искусства оригами.
3
«Хаятэ» – «Грозовой фронт, шквал» (японск.)
- Предыдущая
- 8/99
- Следующая