Нефритовые четки - Акунин Борис - Страница 9

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая

Подумав немного, Фандорин спросил:

– Вы совершенно уверены, что княжна не могла сговориться с караульными или просто подкупить их?

– Абсолютно. Это первое, что проверила полиция.

Странно, но при этих словах коллежский асессор вдруг сделался мрачен и со вздохом проговорил:

– Тогда ваша история куда сквернее, чем я думал.

И, после непродолжительной паузы, спросил:

– Скажите, не было ли в княжеском доме водопровода?

– Водопровод? В деревне? – удивилась Молли Сапегина и неуверенно хихикнула, решив, что красивый чиновник пошутил.

Однако Архип Гиацинтович вставил в глаз золотой монокль и посмотрел на Фандорина очень внимательно, будто только теперь его по-настоящему заметил.

– Как вы догадались? Представьте, водопровод в усадьбе был. За год до описываемых событий князь распорядился поставить водокачку и котельную. И у самого Льва Львовича, и у княжон, и в гостевых покоях имелись самые настоящие ванные. Но какое это имеет отношение к делу?

– Думаю, что ваш п-парадокс разгадан. – Фандорин покачал головой. – Только разгадка больно уж неприятная.

– Но как?! Каким образом? Что же произошло? – раздалось со всех сторон.

– Сейчас расскажу. Только сначала, Лидия Николаевна, я бы желал дать вашему лакею одно поручение.

И коллежский асессор, совершенно заинтриговав присутствующих, написал какую-то записку, вручил лакею и тихо проговорил ему что-то на ухо. Каминные часы пробили полночь, но расходиться никто и не думал. Все, затаив дыхание, ждали, а Эраст Петрович не спешил начинать демонстрацию своего аналитического дара. Лидия Николаевна, гордая своим безошибочным чутьем, которое и на сей раз не подвело ее в выборе главного гостя, смотрела на молодого человека с почти материнским умилением – чиновник особых поручений имел все шансы стать истинной звездой ее салона. То-то обзавидуются Кэти Полоцкая и Лили Епанчина.

– История, которую вы нам поведали, не столько т-таинственна, сколько отвратительна, – с гримасой проговорил коллежский асессор. – Одно из чудовищнейших преступлений страсти, о которых мне доводилось слышать. Это не исчезновение, а убийство, причем самого худшего, каинова сорта.

– Вы хотите сказать, что веселую сестру убила грустная? – уточнил Сергей Ильич фон Таубе, председатель акцизной палаты.

– Нет, я хочу сказать нечто совершенно п-противоположное: веселая Полинька убила грустную Анюту. И это еще не самое кошмарное.

– Но позвольте! Как такое возможно? – удивился Сергей Ильич, а Лидия Николаевна сочла нужным заметить:

– И что может быть кошмарнее, чем убийство собственной сестры?

Фандорин встал, прошелся по гостиной.

– Я попробую восстановить последовательность событий, как они мне представляются. Итак, две скучающие б-барышни. Утекающая меж пальцев, да, собственно, уже почти и утекшая жизнь – я имею в виду женскую жизнь. Праздность. Перебродившие силы души. Неоправдавшиеся надежды. Мучительные отношения с самодуром-отцом. Наконец, физиологическая фрустрация – ведь это молодые, здоровые женщины. Ах, прошу прощения…

Поняв, что сказал неприличность, коллежский асессор смутился, но Лидия Николаевна обошлась без реприманда – очень уж он был мил с румянцем, вдруг проступившим на белых щеках.

– Даже не берусь представить, сколько всего намешано в душе д-девушки, оказавшейся в подобном положении, – помолчав, продолжил Фандорин. – А тут еще особенность: рядом все время твое живое зеркало, двойняшка-сестра. Вероятно, здесь не могло обойтись без причудливого смешения любви и ненависти. И вот появляется красивый, молодой мужчина. Он проявляет к барышням явный интерес – очевидно, небескорыстный, но какая же из девушек об этом думает? Меж сестрами неизбежно возникает соперничество, но выбор сделан б-быстро. До сего момента у Анюты и Полиньки все было одинаково, все поровну, теперь же они оказываются в совершенно разных мирах. Одна счастлива, воскрешена к жизни и – во всяком случае, по видимости – любима. Другая чувствует себя отринутой, одинокой и оттого вдвойне несчастной. Счастливая любовь эгоистична. Для Полиньки наверняка не существовало ничего кроме страсти, накопившейся за долгие годы затворничества. Это была настоящая, полная жизнь, о которой она так долго мечтала и на которую уже перестала надеяться. И вдруг все это оборвалось в один миг – причем именно т-тогда, когда любовь достигла наивысшей своей вершины.

Дамы слушали прочувствованную речь писаного красавца как завороженные, а Молли Сапегина прижала тонкие пальцы к вырезу платья, да так и застыла.

– Ужаснее всего то, что виновницей т-трагедии оказалась родная сестра. Которую, согласимся, тоже можно понять: вынести такое счастье рядом c собственным несчастьем – на это требуется особый склад души, которым Анюта явно не обладала. Итак, Полинька, которая только что пребывала в райских кущах, была низвергнута. Нет на свете зверя опаснее женщины, у которой отняли любовь! – увлекшись, воскликнул Эраст Петрович и снова стушевался, ибо эта сентенция могла оскорбить прекрасную половину присутствующих.

Однако протестов не последовало – все жадно ожидали продолжения, и Фандорин заговорил в убыстренном темпе:

– Тут-то, под воздействием отчаяния, у Полиньки и возникает безумный план – страшный, чудовищный, но свидетельствующий об огромной силе чувства. Впрочем, не знаю. Возможно, идея принадлежала Ренару. Хотя осуществить ее пришлось именно девушке… Ночью, когда вы, Архип Гиацинтович, клевали носом, слушая излияния хозяина, в спальне княжон происходило адское действо. Полинька умертвила сестру. Не знаю, каким образом – задушила ли, отравила ли, но во всяком случае обошлась без кровопролития, иначе в спальне остались бы следы.

– Следствие допускало возможность убийства, – пожал плечами Мустафин, слушавший Эраста Петровича с нескрываемым скепсисом. – Но возник резонный вопрос: куда делся труп?

Чиновник особых поручений без малейших колебаний ответил:

– В том-то и к-кошмар. Убив сестру, Полинька перетащила тело в ванную, там разрезала его на куски и спустила кровь в трубу. Француз произвести расчленение не мог – вряд ли он сумел бы незаметным образом отлучиться из своего флигеля на столь долгое время.

Переждав истинную бурю возмущенных возгласов, среди которых чаще всего звучало слово «Невозможно!», Фандорин печально молвил:

– К сожалению, невозможно ничто иное. Другого решения у поставленной з-задачи нет. Лучше даже не пытаться вообразить, что происходило в ту ночь в ванной, Полинька не могла обладать никакими анатомическими познаниями и вряд ли располагала каким-нибудь более серьезным инструментом, чем похищенный украдкой кухонный нож.

– Но не могла же она спустить в трубу куски тела и кости, произошел бы засор! – с несвойственной ему горячностью воскликнул Мустафин.

– Не могла. Расчлененная п-плоть покинула усадьбу, разложенная по чемоданам и шляпным коробкам француза. Скажите, высоко ли от земли были расположены окна спальни?

Архип Гиацинтович прищурился, вспоминая:

– Не очень. Пожалуй, в человеческий рост. И выходили окна в сад, на лужайку.

– Значит, передача останков происходила именно ч-через окно. Судя по тому, что на подоконнике не осталось следов, Ренар снаружи передавал в комнату какую-то емкость, Анюта уносила ее в ванную, клала внутрь очередной кусок тела и передавала соучастнику. Когда же зловещая т-транспортировка была закончена, Полиньке осталось только ополоснуть ванну и смыть кровь с себя…

Лидии Николаевне очень хотелось выиграть пари, но во имя справедливости она не могла смолчать:

– Эраст Петрович, все это очень складно – за исключением одного обстоятельства. Если Полинька совершила такую монструозную операцию, она непременно запачкала бы одежду, а кровь не так-то просто отстирать, в особенности если ты не прачка.

Это практическое замечание не столько озадачило, сколько сконфузило Фандорина. Кашлянув и потупив глаза, он тихо сказал:

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая