Чудовища морских глубин - Эйвельманс Бернар - Страница 25

В былые времена мореплаватели часто удивлялись, не находя земли, обозначенной на неточных, грубо выполненных картах своих предшественников. Случающиеся иногда движения земной коры, в результате которых исчезают острова или появляются новые, которых раньше никто не видел, способствовали постепенному рождению странного поверья: некоторые острова, состоящие, по всей вероятности, из сверхлегких материалов, пемзы например, должны плавать! Так, Геродот считал, что Киянейские острова или Эгадские в Босфоре были некогда плавучими. И Плиний уверяет, что остров Делос, один из Киклад, в прежние времена качался на волнах.

От такого взгляда до веры в то, что некоторые передвигающиеся острова были живыми, один шаг. Кто докажет, в конце концов, что исчезнувшие островки, принимавшиеся мореплавателями в незапамятные времена за новые земли, не были спиной какого-то морского чудовища, гревшегося на солнце?

Вот почему совсем не исключено, что Святой Брандан находился невольно под влиянием легенды о плавучем острове: он был одним из первых представителей Запада, который сделал после своих плаваний описание разных далеких островов, которые позднейшие географы помещали одни ― западнее островов Зеленого мыса, другие ― у берегов Ирландии, а кое-кто ― в Бразилии и даже в Индийском океане! Ввиду ускользающего, неуловимого характера описанных земель даже самые прозаические умы считали их плавающими; и можно найти в различных трактатах, вплоть до времен Ренессанса, замечания вроде нижеследующего, взятого из сочинения Педро де Медина, написанного в 1544 году (описанный остров очень походит на остров Брандана):

«Недалеко от острова Мадера находится другой остров, называемый Антилия, который сегодня уже нельзя увидеть; он находился среди Антильских островов, которым дал свое имя».

Поэты вслед за эрудитами тех времен, узнав о существовании морских чудовищ, похожих на острова, не упустили случая сравнить их с «блуждающими землями».

Одна иллюзия рождала другую, что придавало постепенно легенде о живых островах такую основательность, что писатели Возрождения повторяли ее с непоколебимой уверенностью в ее реальности. Так, например, Олаф Магнус, архиепископ из Упсалы, сообщает в 1556 году в своей «Истории северных народов», что в северных морях водится громадный кит, на спину которого морякам случалось бросать свои крюки и даже высаживаться.

Западный мир встретил это авторитетное свидетельство о чудесах в северных морях как неопровержимое доказательство обоснованности своих верований. На самом деле почтенный Олаф ни в коей мере не был естествоиспытателем или наблюдателем природы: большую часть своей жизни он провел под жарким солнцем Рима, а свой документальный труд о Скандинавии построил отчасти просто на слухах. Не скроем, что он даже никогда не исполнял обязанности архиепископа в Упсале. Эти обязанности нес его старший брат, который был всего лишь архидиаконом собора в Стренгнесе. Когда Густав Васа, освободив Швецию от датского ига, проводил Реформацию в своем новом королевстве, Иоанн Магнус сначала пытался противостоять государю, но тот проявил твердость и настоял на его отъезде в Рим со всем имуществом. Его брат Олаф посчитал тогда, более благоразумным отказаться от своих должностных обязанностей. После смерти Иоанна папа торжественно передал его титул младшему брату, но Олаф должен был остаться в Италии до конца своих дней и так никогда и не вступил во владение своим епископатом. Он продолжал жить в Риме, в монастыре Святой Бригитты, основанном шведами. И что ему оставалось делать, как не беседовать о потерянной родине с другими беженцами, оставшимися верными папству, и пытаться под влиянием ностальгии познакомить со своей страной тех, кто его приютил?

Так родилась «История северных народов», книга воспоминаний, более или менее точных, маленькой группы эмигрантов. Это значит, что в основу ее легли как самые необыкновенные легенды, так и различные реальные факты, часто, правда, искаженные. Большая часть документальных материалов была позаимствована наверняка из Ватиканской библиотеки! Что касается зоологии, с уверенностью можно сказать, что в этом отношении большое влияние на мемуаристов оказал «Физиологус» ― либо по скандинавским информационным каналам Олафа (поскольку существует исландский вариант XIII в. этого произведения), либо через средиземноморских коллег автора.

В подтверждение истории о ките, принятом за остров, Олаф Магнус приводит, например, кроме свидетельства некого Жората[17].

Он, таким образом, должен был быть известным в то время, поскольку эти авторы пользовались только солидными источниками. Я не пытался узнать о нем больше, так как такой серьезный историк, как Шарль Виктор Ланглуа, признается, что не знает его, и добавляет: «…востоковеды, с которыми я консультировался, не могли сказать, кто это такой». Еще одно упоминание о нем есть у двух отцов церкви, живших в IV веке: Святого Иеронима, переводчика Библии на латинский язык, и Святого Амбруазия. Этот последний, бывший архиепископом в Милане, утверждал в пятой книге своего «Гексамерона», сборника проповедей по поводу шести дней творения, что, когда кит всплывал на поверхность вод, казалось, что остров поднимается из океана, с горами, вершины которых касались неба. Что же до Жората, он сообщал, что спина чудовища проросла корнями и на ней растут плодовые деревья и кусты. Как же тут не поверить, вместе с Амбруазом, что такие случайные всплытия китов были причиной многих ошибок, когда обманутые моряки наносили эти иллюзорные острова на карты!

Итак, нет сомнения, что «Физиологус» был великим источником вдохновения для таких комментаторов. Знаменитый «бестселлер» наложил такую глубокую печать на зоологические описания отца Амбруазия, что его святейшество стал одним из тех, кому единодушно приписывалось авторство, до тех пор пока не были открыты более ранние следы этой книги.

В конце концов легенда, сочиненная предком авторов всех «Бестиариев», получила с течением времени такое распространение во всем мире, что различные варианты, более или менее сверхъестественные, ею порожденные, накладывались друг на друга, подтверждали друг друга и в результате приобрели репутацию бесспорной истины.

Последний акт этой комедии обманов был разыгран, когда этот концерт анекдотов о живом острове достиг ушей современника Олафа Магнуса, швейцарца Конрада Геснера. Престиж его был очень велик в течение многих веков, поскольку он считался, вероятно, одним из самых эрудированных и хорошо организованных умов своего времени: врач, зоолог, ботаник, филолог… В возрасте одиннадцати лет этот уроженец Цюриха был потрясен актом военного вандализма ― когда турки сожгли и разграбили королевскую библиотеку в Буде, в Венгрии. Это разрушение носителей мысли, ужасное чувство непоправимости, которое он испытал, побудило его посвятить свою жизнь титаническому труду компиляции и синтеза, чтобы ограничить возможные потери в будущем. Его великолепная «Универсальная библиотека» (1551―1587), являющаяся, несомненно, шедевром, дала ему прозвище германского Плиния.

Конрад Геснер, которого точнее было бы назвать Плинием гельветским (Гельвеция ― латинское название Швейцарии), был, таким образом, первым, кто предпринял создание «Универсальной библиотеки» (1535―1555), всеохватывающего библиографического указателя, как мы назвали бы такой труд сейчас. Ограничиваясь только сочинениями на мертвых языках (латинском, греческом, древнееврейском), она содержала не менее 15 тысяч названий. И на каждую книгу Геснер давал часто аннотацию или выдержку из текста, так как он практически все их прочел или по меньшей мере навел о них справки.

Не приходится удивляться поэтому, что он тоже отмечает в своей «Истории животных»; мореплаватели часто ошибались, принимая спину кита за остров. Он, должно быть, так часто читал об этом, что счел своим долгом констатировать это как факт! Геснер уточняет, что моряки-северяне называли кита-обманщика Trolwal, что означает по-норвежски «кит-людоед» или «кит-злодей». А по-немецки его называли Teufelwal (кит-дьявол).