Молчаливый гром - Таскер Питер - Страница 18

Журналисты и телекомментаторы называли его «неояпонцем», поскольку его стиль жизни не имел ничего общего с манерами традиционно держащихся в тени японских бизнесменов. Вместе с тем, он декларировал свои националистические идеи, призывая образовать экономический блок, построенный на фундаменте иены. Как раз этими вопросами, сообразил Мори, и занимался Хара в своем министерстве.

Мори пришлось обратиться за дополнительной информацией, уточняющей эти общие сведения, к Танигути, своему приятелю — кладезю всяких сведений. Танигути поставлял материал в несколько еженедельников для рубрики скандалов. В свое время он был одним из ведущих репортеров «Гэндай симбун» — самой многотиражной ежедневной газеты мира, — но увлекся расследованием финансовых сделок некоего крупного политика и с ненужным упрямством довел работу до публикации фактов. Как и следовало ожидать, историю замяли. Единственный, кто пострадал — репортер.

Коллеги под нажимом сверху изгнали его из пресс-клуба, работу в «Гэндай» он потерял. Пришлось перейти на положение свободного журналиста и зарабатывать на жизнь поденщиной.

Но талант есть талант. Танигути умел добывать и представлять в острой, увлекательной форме материалы из всех сфер жизни общества. Он запросто переключался с репортажей из гостиных «фасонного массажа» на расследования заговоров и государственных переворотов. Когда в труднодоступном районе потерпел аварию и разбился огромный самолет, в результате чего погибли две сотни пассажиров, Танигути оказался на месте аварии раньше спасателей. Сделанные им фотографии были опубликованы в цвете в еженедельнике «Сёрсди»: искалеченные трупы, отрубленные конечности, одинокая рука, насажанная на сук дерева — это была настоящая сенсация.

Мори отыскал Танигути в его крошечной квартирке в Икэбукуро. Жена покинула его, когда он потерял постоянную работу, и теперь Танигути жил кое-как: стол был завален банками из-под пива, из них торчали окурки, в частности, и со следами губной помады. На полу валялись странички рукописей. Компьютером Танигути не пользовался, писал на старой машинке.

— Они этого не переживут, — сказал он, осклабившись, и указал на очередное свое творение — репортаж о скандале в крупном торговом доме. — Они предложили мне десять миллионов, лишь бы я промолчал. Надо было видеть их рожи, когда я отказался.

Танигути наслаждался, расковыривая гнойники, изъязвившие общество. Когда его пытались подкупить, он становился лишь злее и неприступнее. Его боялись, и он был счастлив от этого. Его удары становились чувствительнее.

Он предложил Мори виски, поставил запись пятой симфонии Малера, и они уселись беседовать.

— «Ниппон инфосистемс», — сказал Мори. — Иванага-сэнсэй, вот кто меня интересует.

Танигути понимающе кивнул.

— Опасный человек. Один мой приятель пытался раскопать его прошлое и связи… Его тело нашли под мостом в десяти милях от его дома: поздно вечером возвращался один, его блокировали мотоциклисты. По данным следствия, его тащили на буксире. Соседи услышали, как он орал, и хотели вызвать полицию, но телефонные провода оказались перерезаны. Тело его обнаружили под мостом, в десяти милях; на животе и ногах почти вся кожа была содрана. Они его туда отволокли, понимаешь?

Мори присвистнул.

— Возможно, совпадение, — сказал он.

— Я тоже сначала так думал, потом провел небольшое расследование. Ну, и узнал, что пара якудза получила деньги за эту работу. Они позабавились.

— Думаешь, это инициировал сам Иванага?

— Доказательств, конечно, не может быть, но он абсолютно безжалостен. Больше того, он очень не любит, когда кто-то интересуется его прошлым, особенно — происхождением… — Танигути многозначительно посмотрел на Мори.

— Полагаешь, он — из меньшинств?

Корейская кровь или принадлежность семьи к какой-либо группе отверженных стали проклятием некоторых. Не один знаменитый деятель был готов на все, чтобы скрыть свою родословную.

— Вероятно, — сказал Танигути, — он вовсе не тот, за кого себя выдает, выступая от имени ура-патриотов Японии. Мой погибший приятель удостоверился, что Иванагу не помнят бывшие соседи, учителя, одноклассники, а документы и личные дела в школах и префектурах, на которые он ссылается в своих интервью, уничтожены в годы войны, а иные явно сфальсифицированы.

Танигути опорожнил свой стакан виски. Из динамиков доносились волшебные звуки Пятой симфонии Малера в исполнении филармонического оркестра «Гэндай».

— А фамилия Иванага откуда? — спросил Мори.

— Была такая чета хозяев магазина зонтиков рядом со школой, где якобы учился сэнсэй пару лет. Из средней школы он ушел, помогал родителям делать зонтики. На следующий год вроде бы вся семья погибла при бомбежке. Иванага говорит, что он уцелел, а погибли отец и мать. Но как же он поступил в университет?

— Странно.

— И все остальное про Иванагу — странно. Блистательный студент, так? А вот друзей по колледжу не найдешь. Крупный бизнесмен, так? А заявляет, что ненавидит политиков и чиновников. Откуда у него взялись деньги создать компанию? Явно, что не из банков, это уж точно.

— Откуда же?

— Не знаю. Думаю, за ним кто-то стоит — крупный политик или новая религиозная группа. Во всяком случае, Иванага — человек, с которым лучше не иметь дела. Знать даже не хочу, что ты расследуешь!

Мори удивился:

— Ты что, боишься этого парня, Тани-сан? Ведь он, в конце концов, бизнесмен, не более того.

— А вот как раз и нет. Бизнесмены играют по правилам, правда, может, по своим, но по правилам. Иванага другой. Он не признает правил. Будь осторожен.

— Я всегда осторожен, — сказал Мори.

Произнося это, он снова ощутил укол в затылок — предчувствие неприятности.

В вестибюле отеля «Сэйкю» было полно иностранных туристов, стояли дорожные чемоданы. Коридорный Омаэ не мог ничего объяснить им. Ему не хватало английских слов.

— Так где же этот чертов автобус? — спрашивал мужчина, похожий на быка в шляпе.

Другой турист — полный, с потными пятнами по бокам тенниски, тыкал пальцем в грудь Омаэ:

— Да. Нам надоело ждать, приятель.

— Наверна, автобус идти скоро, — мямлил Омаэ. — Автобус — нет проблем, наверна…

— Автобус — много проблем, — ревел первый. — Автобус должен доставить нас в магазины, пока они не закрылись…

— Нет, нет, — объяснял Омаэ, — этот автобус — не магазинный автобус. Это автобус для поездки по вечернему городу…

Омаэ с облегчением вздохнул, когда Мори жестом позвал его к себе, тем более в это время прибыл автобус для туристов, и иностранцы потянулись к выходу.

— Еще раз повторите то, что вы говорили мне по телефону, — сказал Мори.

Ошибки не было: Омаэ был абсолютно уверен. Двое с полицейскими удостоверениями допрашивали управляющего и дежурного секретаря, а потом забрали личные дела. Все было сделано вежливо и аккуратно.

— Я сказал им, что вы уже напали на след убийцы, — произнес Омаэ. — Это на них очень подействовало.

— Вы сказали им — что? — переспросил Мори.

— Я считал, что так и есть, — сказал Омаэ. — Я что-нибудь не то сказал?

Мори не стал терять времени на ответ. На улице уже стемнело. Жара спала, лицо обдувал ветерок. Звезды выглядели булавочными головками. Мори решил пройти пешком три километра до Роппонги, где в небольшом ночном клубе выступала Лиза. Он успеет увидеть ее до первого выхода на сцену.

Роппонги — видеобизнес будущего. Здесь толпы людей, и лица мелькают. Здесь кварталы новых дискотек и ресторанов. Растекаются хмельные улыбки, отсвечивают бокалы, автоматы работают, как в эротических сновидениях, синтетические «Битлз» исполняют хиты оригиналов нота в ноту, голос в голос, молчаливые парочки застыли в витринах баров, танцоры диско перед зеркалами. Здесь видеомир, позволяющий человеку на несколько часов до последней электрички освободиться от всех проблем.

Лиза пела расхожие шлягеры и блюзовые баллады, которые сама сочиняла. Раз или два она в упор взглянула с эстрады на Мори, как бы давая понять, что полусердитые-полупечальные слова очередной песни относятся не к кому-нибудь, а к нему.