Лубянская преступная группировка - Литвиненко Александр Вальтерович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/64
• Следующая

Миша Трепашкин из налоговой полиции уже изгнан. Сейчас он адвокат. Геру Щеглова тоже отовсюду выгнали.

Шебалин продолжает работать по специальности. Он отказался от своих слов. Я думаю, он с самого начала был провокатором, ведь он единственный из участников, на ком есть кровь. Вспомни, он на пресс-конференции выступал в маске — он никогда её не сможет снять. Почему? Да потому что если он снимет маску, его могут опознать по-настоящему. Тогда я не знал, что на нём висит. Но потом мне ребята рассказали, что он участвовал в мероприятии, когда похитили и убили одного араба. Заказ был сверху, из ФСБ. Шебалин якобы получил за это сорок тысяч долларов. А его во время получения денег записали на плёнку. Плёнку я не видел, но мне сказали, что она есть. И я решил всё это проверить — взять Шебалина —на понт".

— Витя, — говорю, — меня вызывали в Главное управление по борьбе с организованной преступностью и спрашивали о тебе. — Разговор наш проходил в Сандуновских банях. Мы стояли под душем, и записи он не боялся. — Там араба какого-то убили, а тебя записали на плёнку. Ты не боишься?

И Шебалин раскололся: «Это, — сказал, — было оперативное мероприятие. Мы можем это доказать».

— А где сейчас Гусак?

Сейчас он работает в какой-то строительной компании. У него есть свой ресторан, недалеко от Лубянки. Помог ему Малышев, лидер тамбовской преступной группировки. Малышев являлся то ли агентом, то ли доверенным лицом Гусака. Они познакомились, когда делили Калининградский водочный завод. А у Малышева были хорошие связи с Патрушевым, еще с карельских времён.

Этот Малышев позвонил Патрушеву, попросил за Гусака, чтобы того не посадили. Мне прямо сказали: Гусака никто не посадит, потому что за него сам Малышев просил у Патрушева. Вот Гусак три года условно и получил. Это при двенадцати эпизодах и одном трупе.

— Но в Бутырке он всё же сидел?

— Ну, месяц посидел в Бутырке. Они же не знали, чем всё кончится, и держали Гусака на крючке на всякий случай, на роль крайнего, если бы признаваться пришлось. А то получается, что подчинённый в тюрьме, а все начальники на свободе. И даже продвигаются по службе. Надо было кого-то посадить, хоть на месяц.

— Что стало с Хохольковым и Камышниковым?

— Хохольков по-прежнему генерал ФСБ на руководящей должности, имеет дорогой ресторан на Кутузовском, особняк ценой в миллион долларов в Немчиновке.

Камышников — служит заместителем начальника Управления ФСБ по защите конституционного строя, которое занимается политическим сыском.

— Опер Литвиненко исчез. А что стало с агентурой?

— Это моя боль. Я привлёк людей для негласной помощи органам государственной безопасности от имени Российского государства. Люди давали подписку, что они обязуются помогать не мне, а России. Страшно, но все они были расшифрованы, им вроде как мстили за связь со мной.

Один агент был расшифрован перед уголовной средой, и это сделали сотрудники Управления собственной безопасности. Его звали Александр, это был отличный агент, имевший обширные связи в преступной среде. Он хорошо знал взрывное дело, оружие, и к нему часто обращались преступники с просьбой изготовить взрывное устройство, что-то починить. Он обладал исключительными способностями, мог разговорить человека — грамотно выполнял работу. Александр помог обезвредить несколько настоящих банд грабителей и наёмных убийц.

И вот этого агента пригласили в Управление собственной безопасности. Его вызвали в приёмную, официально, что вообще запрещается делать в условиях конспирации. И от него потребовали на меня компромат. Представь, агент способен собрать ценную информацию о терроре, а ФСБ он нужен только для того, чтобы опорочить меня.

Агент ответил: «Никакого компромата я не знаю. Я честно сотрудничал с Литвиненко, и он меня не втягивал в преступления».

Агент часто пытается «подтянуть» опера. Однажды он мне предложил поучаствовать в одном деле, когда мы только начинали сотрудничать. Я сразу поставил его на место и сказал: «Если ты надеешься за счёт органов зарабатывать деньги, то ошибаешься. Этого не будет. Мне придётся тебя исключить из агентурного аппарата. Если ты считаешь, что я буду прикрывать твои делишки — тоже ошибаешься. И этого не будет».

Естественно, они агента проверили. Ничего не нашли на него. Тогда начали запугивать, что повесят на него уголовное преступление и посадят. Агент ответил: «Я сидел за преступления, а если мне придётся сесть за человека, которого я уважаю, то для меня это как награда. Сажайте». Ему тогда сказали: «Мы тебя не просто посадим. Мы тебя ещё расшифруем перед уголовной средой. Подскажем тем, кто сейчас сидит, что на них навёл ты".

Недавно узнаю — уже начались провокации. Зашли к нему домой мужчина и женщина, показали документы и сказали: «Мы из ГРУ. Вы работали с Литвиненко?» Он подтвердил. «Мы вам дадим задаток четыреста долларов. Надо убить одного человека. Вы бы согласились?» Александр отказался — это, говорит, не по моей части.

Перед этим его выгнали отовсюду, и он остался без денег. Сделали так, чтобы у него не было денег на жизнь, а потом стали провоцировать.

— А чего так мало предлагали за убийство?

— Это как предоплата. Ещё один агент у меня находится в бегах. Матери его просто сказали, что если он появится, его застрелят, потому что он отказался давать на меня показания. Также вызывали на допрос и запугивали всех моих друзей. У одного — он был директором магазина —магазин опечатали, стали требовать показания на меня, что я якобы крышевал, деньги от него получал. Человеку пришлось на самый верх дать взятку, чтобы снова открыть торговлю. Он сказал: «Я лучше деньги, заплачу, чем напишу на своего товарища". Другому устроили взрыв на предприятии. При этом на них выходили сотрудники ФСБ и предлагали крыши: „Литвиненко нет, теперь мы будем крышей“. Вроде как бесхозное имущество осталось, надо прибрать к рукам.

Когда я ещё оставался в Москве, мой агент как-то позвонил и сказал, что ему предлагали совершить заказное убийство уголовники, с которыми он сидел раньше. Я сообщил это Ивану Кузьмичу Миронову, начальнику Оперативно-розыскного управления, где раньше служил. Говорю:

«Вот агент, который числится за нашим управлением, ходит бесхозный, никому не нужный, звонит мне, я уже сам подсудимый и не могу с агентурой работать. На него вышли какие-то люди и предложили совершить убийство двух человек. Встретьтесь с ним и примите информацию и меры».

Никто с ним так и не встретился.

Агент звонит через две недели: «Саша, сделай что-нибудь! Уже одного убили, вот-вот и второго убьют. Я тогда к ментам пойду». Опять начинаю звонить всем: «Убили уже одного». А Миронов говорит: «Слушай, Саша, мы сейчас очень заняты, нам некогда этим заниматься. Позвони попозже».

Убийствами людей заниматься некогда! Они ведь заняты другими делами…

— А теперь вспомни, пожалуйста, когда у тебя окончательно созрела мысль совершить побег?

— После того, как против меня возбудили третье уголовное дело. Мне вменялось, что я за три года до этого якобы подбросил бомбу в речку Волгу, чтобы сфабриковать улики против одной банды в Костроме. Барсуков возбудил третье дело в тот день, когда закрыл развалившееся второе. Но заключать меня под стражу не стал — побоялся, что суд меня снова выпустит. Взял подписку о невыезде и, думаю, передал мою фамилию пограничникам, чтобы за рубеж не ушел.

Третье дело началось с вопроса о юрисдикции, то есть с того, где меня должны судить — в Москве или Ярославле. Прокуратура отправила моё дело в военный суд Ярославского гарнизона, потому что я ту самую бомбу будто бы подбрасывал в тех краях, однако «похитил» её со склада ФСБ в Москве. И хранил там же. И служил в столице. И дело было секретное. То есть по закону и по всем правилам меня должен был судить суд второй инстанции — Московский окружной военный. Но в Москве —пресса, сильные адвокаты, да и судьи не столь управляемые — ведь меня уже два раза оправдали. Поэтому ФСБ поставило конкретную задачу: судить меня в Ярославле. А мои адвокаты подали апелляцию в вышестоящий суд, чтобы судили в Москве.

• Предыдущая
• 44/64
• Следующая