Лубянская преступная группировка - Литвиненко Александр Вальтерович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/64
- Следующая
Ковалёв рассказывал о новых назначениях. Речь зашла об Умаре Паше — есть у нас такой полковник, чеченец по национальности. Шебалин из нашего отдела смеётся: «Вот дошли до чего — Умар уже в центральном аппарате работает. Николай Дмитриевич, помните случай, когда Умар Паша вам предлагал Басаева отдать за сорок тысяч долларов?» Ковалёв руками замахал: «Помню, помню». Мой новый начальник Александр Гусак потом мне рассказал этот случай.
Когда Ковалёв был в командировке в Чечне, к нему пришёл Умар Паша (он работал в местном ФСБ) и заявил, что люди готовы сдать Басаева и указать место, где он сейчас появится. «Давайте сорок тысяч долларов». Ковалёв говорит: «Нет, давайте сначала Басаева». Тогда Умар Паша и говорит: «Он, может, не живой. Его могут убить». Ковалёв: «Давайте хоть мёртвого, тогда отдам деньги». Согласился Умар. Приехали к какому-то вагончику. «Вот там, — говорят, — Басаев, но туда опасно входить».
Этот вагончик расстреляли из автоматов и пулемётов. Потом оттуда повытаскивали трупы. Басаева среди них не оказалось. Какие-то крестьяне были. Семь или восемь трупов вытащили. Ковалёв говорит: «Отдал бы деньги, а потом чего? Басаева-то нету».
— То есть Ковалёв — директор ФСБ — присутствовал при совершении преступления?
— Получается, что так.
— Семь человек были убиты ни за что ни про что.
— Да. Потом сказали, что это были боевики.
— Но ведь даже не установили личности?
— Как Гусак рассказывал, ничего никто не устанавливал. Закопали и уехали. А Ковалёв радовался, что деньги не отдал. И Умара Пашу всё упрекал: «Такие деньги просишь, каких-то крестьян постреляли, а Басаева нет». Умар говорит: «Рано стреляли. Надо было подождать. Он бы приехал».
Представь, приезжают ребята из Чечни после таких операций, чтобы с бандитами бороться, а им говорят: «Это вам не Чечня, теперь всё по закону».
— Существовал ли вообще какой-либо принцип подбора кадров?
— У Гусака в группе, к примеру, служил Гриневский. Как он к нему попал? До этого он работал во Владимирской области, в одном из райотделов. Гриневский разрабатывал одного объекта, и как он сам рассказывал, сволочь этот объект была редкостная. Андрей понял, что посадить его невозможно, потому что у того были связи в милиции и прокуратуре. Ну, в общем, Гриневский организовал его убийство. Как, кто — он не рассказывал. Просто сказал: «Надо было общество очистить от этой заразы».
Милиция вышла на Гриневского, его задержали, десять суток он просидел по подозрению в убийстве, но доказать ничего не удалось. Тогда его оттуда убрали, стали искать место, куда перевести. Кто-то из знакомых помог перевестись в Москву. Кадровик Баев ходил по отделам, спрашивал: «Никому не нужен человек?» Гусак заинтересовался: «Кто?» — «Такой-то, подозревается в том, что убил объекта. Все понимают, что это он сделал, но доказательств нет". Гусак говорит: „Нам такие люди нужны“.
— А ты сам принимаешь логику Гриневского, что если объекта нельзя достать судом, то допустимо его уничтожить другим способом. Если — по заслугам?
— Теперь, после того что произошло в УРПО, я знаю, что лучше дать преступнику уйти от наказания, чем позволить менту творить беспредел. Знаю, что борьба с преступностью должна идти в рамках закона. Бандиты — вне закона, а мы — в нём! Да, нам труднее. Но если для уничтожения преступности кто-то выходит за рамки закона, то обратно не возвращается. Нет обратного хода.
Однако должен сказать, что это понимание далось мне нелегко. Когда Ковалёв направил меня в УРПО, у меня в уме был мой сотрудник Горшков — честный офицер, которого незаслуженно таскали на допрос за превышение власти. Большинство ментов, которые повседневно сталкиваются с бандитами, убийцами, законченными отморозками и не могут их достать, смотрят на закон и права человека как на досадную помеху.
Но дело в том, что если разрешить ментам или спецслужбам стать над законом, то моментально найдутся люди — в тех же самых спецслужбах или в политическом руководстве, которые начнут это использовать в своих целях, продавать, так сказать, услуги на рынке. Или захватывать власть.
Начинается с Дудаева — ведь, по сути, его убили незаконно, но все это проглотили, потому что — Чечня. Потом чеченские крестьяне — опять вроде не так страшно, они ведь чужие. И пошло. И кончается всё заказами от наркомафии или политическими покушениями.
— А как у тебя наступило прозрение?
— У каждого есть свой порог, что-то вроде запретительного барьера, и если его перейти, то назад ходу не будет. Для одних помочь старому другу «решить вопрос» с должником, для других — продать информацию, для третьих взять свою долю «отката» за заказную операцию, для четвертых — организовать крышу, для пятых — похитить человека, для шестых —его убить, а для некоторых — взорвать автобус с пассажирами. В органах есть всякие люди — от чистых и бескорыстных до законченных отморозков. И тех и других мало. Почти все чем-то замазаны, но и жилые дома взрывать пойдёт не каждый. И вовсе не каждый в ФСБ был повязан на крови, даже в нашем седьмом отделе УРПО. Мудрость руководства в том и состоит, чтобы замазать каждого, а потом использовать в соответствии с его запретительным барьером, но не заставлять людей делать то, чего они точно делать не станут. Мой барьер наступил, когда мне приказали убить человека.
Мимо крови
— Гусак набирал в седьмой отдел людей, за которыми числились особые «заслуги», вроде того мента, который объекта убил. А ты говоришь, на тебе нет крови. Как это согласуется?
— Меня не Гусак выбрал, а Ковалёв прислал. Позже Гусак об этом в интервью сам скажет: «Я не хотел брать в своё подразделение Литвиненко. Мне его руководство навязало". Думаю, что просмотрели они меня, ошиблись. Гусак считал, что Ковалёв меня на крови проверил, а Ковалёв — что Гусак.
Уже потом, когда нас начали прессовать, они кинулись всё проверять задним числом. Гусак меня как-то вызвал и говорит: «Помнишь, ты с нами участвовал в одном мероприятии?» Я спрашиваю: «В каком?» — «А помнишь, мы, — говорит, — убили одного азербайджанца?» Я отрезал: «Я с тобой никаких азербайджанцев не убивал». — «Ну как же, — он даже растерялся, —мы его в отделении милиции забили».
— А сам Гусак? Что за ним числилось?
— У Гусака всегда была «крутая» репутация. Он сам написал в рапорте Ковалёву: «Мои подчинённые — отморозки в хорошем смысле слова». Но что за ним числилось конкретно — тогда мне не было известно. Было ясно в общих чертах. Ходили всякие слухи. Пришёл однажды сотрудник Гусака Горшков и стал проситься ко мне в группу. Горшков раньше в милиции служил, в УТРО и ОБХСС. «Ты знаешь, — сказал он, — они ненормальные, я боюсь. Они людей убивают. Я не буду там работать — уволюсь. Они выезжают на мероприятия и начинают избивать людей до смерти. Я против этого. Рано или поздно всех посадят. А что я могу сделать?»
Конкретная история, благодаря которой Гусак получил седьмой отдел, стала мне известна позже, когда мы уже конфликтовали с руководством. Гусак вывез пять человек — дагестанцев — в лес, в район Подольска, и расстрелял. В этой операции кроме Гусака участвовали Алёшин и Бавдей.
Про это я узнал случайно, когда мы уже были за штатом: у Гусака нервы сдали, и он по пьянке выболтал моей жене, как они пятерых человек вывезли и застрелили. «Ты понимаешь, — говорил, — если этот факт вскроется…» Переживал вроде.
Маруся мне это рассказала и добавила: «Скажи ему, чтобы он мне такие вещи больше не говорил. Зачем мне это? Я это знать не хочу».
— Я говорю Бавдею: «Боря, Гусак моей жене рассказал, что вы расстреляли несколько человек". Борис испугался: „Он что, с ума сошёл? Разве можно это кому-то говорить? Я так и знал, что с этим дураком мы в тюрьму сядем“.
Начал проверять. Поговорил с Шебалиным, Понькиным, другими сотрудниками. Все удивлялись — а ты чего, не знал? После нашей жалобы в прокуратуру в отделе ждали обыска, а у Гусака в сейфе было незарегистрированное «палёное» оружие, а также окровавленные паспорта этих дагестанцев. Гусак приказал всё уничтожить. Документы Понькин и Шебалин куда-то увезли, а оружие спрятал другой сотрудник, капитан Соловей. Позже один пистолет из этой партии прокуратура изъяла из сейфа бывшего сотрудника нашего отдела Шевчука. Сейчас он служит в Московском управлении. Меня по этому факту допрашивал следователь Барсуков.
- Предыдущая
- 35/64
- Следующая