Господство - Литтл Бентли - Страница 37

• Предыдущая
• 37/94
• Следующая

– Самое главное, не применяйте никаких контрацептивов, – ласково произнесла мать Фелиция.

Мать Марго и мать Шейла согласно кивнули.

Мать Марго улыбнулась.

– Приглашай его сюда, не стесняйся. Мы хотим, чтобы ты позвала его завтра на ужин. У нас еще не было возможности по-настоящему с ним познакомиться.

Смущенная Пенелопа переводила взгляд с одной матери на другую. В какой-то момент ей показалось, что они все сошли с ума, но уже в следующий миг они вели себя так, как обычные заботливые родители.

– Это будет проверка или тест?

– Тест? – Мать Марго рассмеялась. – Господи, конечно, нет. Мы не хотим оказывать на тебя никакого давления. Тебе прекрасно известно, что мы воспитывали тебя в атмосфере полного доверия и открытости, поэтому единственное наше желание – это определить позиции с самого начала. Я уверена, что ты согласишься с тем фактом, что знание реальной ситуации предпочтительнее, чем всевозможные хитрости, уловки, словом, всякое вранье, которое практикуется в большинстве семей. Ты молодая девушка, перед тобой выбор, который делают большинство твоих ровесниц. Мы просто ставим все на свое место.

– А он у него огромный, – усмехнулась мать Дженин. – Этот его… – И она опять произнесла это слово.

– Дженин! – Мать Марго бросила на нее испепеляющий взгляд, который стер у той с лица улыбку, и снова повернулась к Пенелопе. – Так ты пригласишь его на ужин?

Пенелопа кивнула, слишком ошеломленная, чтобы что-то осознавать.

– Я приглашу его. Только не знаю, а вдруг он откажется?

– Он не откажется.

Некоторое время матери молчали, переглядываясь.

Пенелопа встала.

– Это все?

– Да. Ты можешь отправляться в постель.

Пенелопа покинула комнату и начала подниматься по лестнице. На половине пути она услышала смех матери Дженин, даже не смех, а какое-то странное хихиканье. Через секунду они захохотали все. Истерически.

Даже мать Фелиция.

Когда Хортон добрался домой, его встретила почти кромешная тьма. Лампочка над входной дверью, соединенная с таймером, очевидно, перегорела. Он остановился на неосвещенном крыльце, на ощупь нашел нужный ключ, висевший рядом с массивной болванкой, на которой болтался давно ненужный ключ от дома любовницы. Хортон открыл дверь, автоматически щелкнув при входе выключателем.

Дом весь пропах затхлостью, пылью, грязным бельем и вчерашней едой. По темному ворсистому ковру он прошел в гостиную. Даже при включенном свете в комнате царил полумрак. В углах прятались какие-то желтоватые тени. Гостиная упорно сопротивлялась всем попыткам ее развеселить. «Все выглядит так, как и подобает», – подумал он. Дом холостяка. Он был обставлен еще его бывшей женой. Ничего не изменилось с тех пор, ничего не обновлено, не освежено. Здесь витал дух одинокого мужчины. Круглый кофейный столик, с въевшимися следами тарелок и чашек, был весь заставлен. Рядом со стопкой вчерашних и позавчерашних газет, кучей нераспечатанных рекламных конвертов и прочих бумаг на нем были разбросаны так и не убранные со вчерашнего вечера банки из-под пива и пустой пакет от картофельных чипсов. Вчера он сменил носки, а старые, скомканные, валялись у дивана.

Тишина в доме нарушалась лишь приглушенным жужжанием электронных часов, стоявших на полке для разного рода безделушек над стереопроигрывателем. Там тоже все было разбросано в беспорядке. Он поспешно включил телевизор, радуясь звукам внешнего мира, которые ворвались в гостиную. Его взгляд упал на семейную фотографию в рамке на телевизоре, и он, как всегда, пробежал по ней отсутствующим взглядом.

Дэвид прошел на кухню. Вынул из морозилки буррито и сунул в микроволновую печь, машинально сорвав перед этим пластиковую обертку. Затем достал пиво. Порой потребность в пище и сне его тяготила. Порой он мечтал иметь возможность работать без остановки. Свою работу он ненавидел, но, по правде говоря, вечерний досуг – еще больше. В конце концов на службе его сознание было занято – кроме своей неустроенной жизни, приходилось думать о чем-то еще.

Он осушил банку тремя быстрыми глотками и понял, что этого недостаточно. Нужно принять чего-нибудь покрепче.

Звякнул сигнал микроволновой печи. Он вынул буррито и плюхнул его на тарелку. Затем открыл дверцу шкафчика в нише над холодильником и вытащил бутылку виски. Он хотел взять и бокал, но потом передумал. Ведь его надо будет мыть.

Хортон сел и принялся есть свое блюдо, запивая его виски. Прямо из горлышка, большими глотками.

Буррито и бутылку он прикончил почти одновременно.

Сейчас, при свете утреннего солнца, когда по радио, настроенному на станцию, передающую новости нон-стоп, мололи и перемалывали события вчерашнего вечера и ночи, когда из кухни по всему дому распространялся запах свежесваренного кофе, мысль о том, что его мама может быть замешана в событиях, связанных с чьей-то смертью, казалась не только притянутой за уши, но и вообще нелепой. Он стоял в дверном проеме и некоторое время смотрел на нее. Эйприл была повернута к нему спиной и намазывала на гренку плавленый сыр. «Если этого человека убила она, – рассуждал Дион, – то это должно было произойти между двумя часами ночи, когда я встретил его в коридоре, и шестью часами утра, когда она спустилась на завтрак. Она должна была сделать это без всякого шума и так же бесшумно освободиться от тела».

Он был рад, что его предположения рассеялись. Если бы он продолжал ее подозревать, то просто не знал бы, что делать. Стать ее сообщником? Анонимно сообщить в полицию? Пойти с ней на конфронтацию? Не предпринимать ничего? Он не знал.

Мама либо услышала, как он вошел, либо почувствовала его присутствие, поскольку повернулась. Под глазами у нее были видны темные круги, какие обычно бывают с похмелья. Она попыталась улыбнуться, но по лицу пробежала беспомощная гримаса.

– Извини за вчерашнее, – проговорила она, не желая встречаться с ним взглядом.

Тоже смущенный, он молча кивнул и принял озабоченный вид, занявшись поисками апельсинового сока в холодильнике.

– После работы я поехала с Маргарет, Дженин – там было еще несколько приятельниц – и, кажется, выпила лишнего.

Дион нахмурился. Она что, не видела газету? Он посмотрел на нее. Она производила впечатление раскаивающейся, пристыженной, но не в той степени, в какой он ожидал. Он откашлялся.

– Этот парень убит.

Мать непонимающе посмотрела на него.

– Твой приятель. Парень, с которым ты провела ночь.

– О чем ты говоришь?

– Ты что, даже не прочитала газету? – Он встряхнул головой и стремительно прошагал в гостиную. Газеты на столе уже не было.

– Что ты сделала с газетой?

– С какой газетой?

– Ну, с газетой, которую я положил вчера вечером!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Исчезнуть сама она оттуда не могла.

– Дион…

– Я оставил ее вчера там для тебя!

– Зачем?

Внезапно он разозлился.

– Затем, что этот парень, с которым ты трахалась, убит! Я думал, ты проявишь к этому хоть какой-то интерес! Хотя бы чуть-чуть!

Выражение ее лица посуровело. Она двинулась на него, а он попятился, пока не оказался у дивана. Она остановилась вплотную к нему.

– Как ты смеешь снова разговаривать со мной таким тоном?! – прошипела она, округлив глаза.

– Прекрасно! – сказал Дион. – Я вообще не буду с тобой разговаривать!

– Ну и отлично!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем мама повернулась и прошла в кухню.

«Стерва, – выругался про себя Дион. – Развратная стерва».

Он прошел через холл в свою комнату и захлопнул дверь.

Дион нервно вытер вспотевшие ладони – как всегда, о брюки – и нажал дверной звонок. Откуда-то изнутри огромного дома донесся звук боя курантов. Мгновение спустя дверь открыла Пенелопа.

– Привет, – сказала она тихо.

Он улыбнулся.

• Предыдущая
• 37/94
• Следующая