Школьный год Марины Петровой - Эмден Эсфирь Михайловна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая

— Ну что ж, Марина, ты довольна? Или тебя смущает минус? — спросил Алексей Степаныч Марину на первом после концерта уроке.

— Немножко смущает, Алексей Степаныч, — созналась Марина.

— Ты играла хорошо, — сказал Алексей Степаныч. — Молодец! Но хотелось бы ещё немного больше жизни и движения в музыке. И потом, Марина, я хотел бы уже услышать в твоём исполнении не только меня, твоего учителя, а ещё и тебя самоё, Марину Петрову. Понятно? Не очень? Ну, потом поймёшь… Так вот что, Марина, серьёзной пьесы ко второму школьному концерту я тебе пока не дам — подберу через некоторое время…

— А концерт? Алексей Степаныч, ведь Лёня уже сыграл его!

— Погоди, погоди с концертом. Будет и концерт.

И Алексей Степаныч, словно не замечая огорчения Марины, стал перебирать на столе ноты.

— Вот тебе замечательная пьеса, — сказал он, подавая Марине написанный от руки нотный листок. — Её написал один совсем ещё молодой советский композитор, мой друг. Эта пьеса ещё не напечатана, ты первая будешь её играть, и он придёт слушать тебя. Гордись этим!.. А вот пьеса…

Алексей Степаныч заговорщически оглянулся вокруг. В классе, кроме него и Марины, никого не было.

— Эту пьесу мы с тобой будем готовить сверх программы, — сказал он, — сверх всякого плана, понятно? Это будет наша с тобой тайна. Смотри не болтай никому. Если сыграешь её по-настоящему — знаешь, какая это будет наша с тобой победа!

Марина раскрыла ноты и вся вспыхнула.

— Алексей Степаныч!.. — только и могла сказать она.

— Что, испугалась? — усмехнулся учитель.

— Алексей Степаныч, ведь это Катя Зейчук играла! Ка-тя! На отчётном концерте в Большом зале консерватории!

— Вот и тебе бы неплохо там сыграть, — сказал Алексей Степаныч. — Ну, прячь, прячь и никому не показывай. Заниматься этой пьесой будем сверх программы, — так что про этюды и про гаммы не забывай. Ступай себе домой — вон консерватория идёт.

Действительно, в класс входили Сашенька и Оля — неразлучные малыши с игрушечными скрипочками в руках.

Так появилась у Марины тайна. Конечно, это была не такая тайна, как в старинных романах, с таинственными подземельями, замками и всякими приключениями.

И всё же это была тайна: от всех учеников и даже от лучшего друга — Гали.

Одна Елена Ивановна была посвящена в эту тайну, но отнеслась к ней как-то несерьёзно.

Марину это обидело. Как, даже мама сомневается в её силах? Так нет, вот же она всем, всем докажет! Ведь сумела она за несколько дней до концерта так доработать свои пьесы, что даже Алексей Степаныч удивился!

Хорошо, что Алексей Степаныч не велел никому рассказывать: у Марины есть теперь своя тайна, а с тайной ещё интереснее жить на свете.

И раньше, что говорить, в жизни было немало хорошего.

Была на свете школа — с друзьями, учителями, уроками и музыкой. Школа, в которой был её отряд — Оксана, Мая, друзья-пионеры и маячившие впереди заманчивые звёздные походы. Был милый дом с мамой, скрипкой, книгами, трудом и отдыхом.

Была московская осень, любимая Маринина осень, — то ясная, золотая, то дождливая, туманная, со светящимися шарами фонарей, с сырыми, блестящими тротуарами, в которых отражались огни автомобилей.

И приближался праздник, самый лучший в году, — праздник Октября.

Восьмого ноября они поедут в Берёзовую. Некоторые ребята уже ездили туда и приехали весёлые, полные впечатлений. А ей Мая сказала: «Готовься к концерту и не забывай о наших малышах».

Что ж, малыши готовы. Марина немножко помогала их молоденькой классной руководительнице. Малыши разучили к празднику стихи и даже маленькую постановку с пением — по книжке «Твой праздник». Они нарядятся в национальные костюмы народов Советского Союза: Сашенька будет белорусом, а Оля — украиночкой. Как ей пойдут, наверно, яркие ленты и бусы!

Марине помогала Люся. Она придумывала, как сделать костюмы, была приветлива и ласкова с малышами. Оказывается, и с Люсей можно было дружить.

К концерту в Берёзовой Марина была почти готова — оставалось только ещё немного подучить русскую песню из подаренного мамой сборника.

«Как жаль, — думала Марина, — что я не могу к этому дню выучить мою тайну, даже рассказать о ней не могу!»

А рассказать хотелось, очень хотелось! Написать Вере? Рано. А то может опять так получиться, как с концертом: написать — написала, а играть не стала.

Жене? Он, наверно, зашумит, захохочет и примет в её тайне горячее участие. А потом начнёт ей при Гале подмигивать и делать страшные глаза… Нет, лучше не надо!

Марине просто приходилось прикусывать язык, чтобы не проболтаться.

— Мама, — жаловалась она Елене Ивановне, — больше не могу! Давай сделаем так: я буду про эту вещь говорить «она», хорошо?

— Хорошо, — согласилась Елена Ивановна. — Так как же «она» у тебя подвигается?

— Мама, я разобрала уже первую страницу! И ты знаешь, я, кажется, её понимаю! Мама, а вдруг сыграю?.. — И Марина взглянула на мать блестящими и немного испуганными глазами.

Елена Ивановна заглянула в ноты, тихонько вздохнула и погладила Марину по голове.

Да, нелегко Марине стало жить на свете с тайной — нелегко, но зато ещё интереснее!

4 ноября

Я теперь даже в дневнике боюсь написать название нашей с А. С. тайны. Пусть она так и называется: «наша тайна». Так вот: вчера я играла А. С. нашу тайну в первый раз, и он ужасно ругал меня за небрежность, за то, что я играла некоторые места не теми пальцами и не в тех позициях, что нужно. Но ничего не отобрал, а велел к следующему уроку — после праздников — выучить две страницы наизусть.

Я не удержалась и спросила:

«Алексей Степаныч, вы это серьёзно?» А он засмеялся и сказал: «Ты же взялась, что ж теперь спрашивать?»

«Алексей Степаныч, да я и не бралась вовсе за эту вещь, — сказала я, — это вы мне её дали!» А он ответил: «Всё равно: за эту вещь не бралась, а за скрипку бралась? А взялся за гуж — не говори, что не дюж!»

А про пальцы, проставленные карандашом в нотах, которым я не хотела верить, потому что думала, что не он их писал, А. С. сказал, что проставлял их он сам. «Это я ещё до войны ставил, — сказал он, — в самом начале своей работы, для одного мальчика. А теперь поправил немного. С тех пор у меня никто эту вещь не играл».

Мне стало и страшно от его слов и как-то очень приятно. Значит, столько лет никто не играл в нашем классе эту вещь! А что, если правда сыграть её, сыграть по-настоящему, так, чтобы даже А. С. удивился!

А ведь это можно, это можно сделать, я знаю! Только для этого нужно очень много работать.

5 ноября

Конец четверти! А. С. поставил мне и Гале по пятёрке с минусом. А по общим предметам у меня все пятёрки, кроме арифметики.

Когда мама смотрела мой табель, я пожаловалась, что арифметика мне никак не даётся.

«Надо поймать, если не даётся», — сказала мама, засмеялась и поздравила меня с концом четверти. Она вообще весёлая в последнее время. Это потому, что у них на фабрике хорошо пошли дела. Мама придумала как-то по-другому делать заготовки — ну, словом, кроить кожу, — и теперь у них из одного куска получается немного больше пар детских башмачков, чем раньше.

Из одного — немного больше. А из тысячи — в несколько тысяч раз больше!

Вот и получилась арифметическая задача! Но эта арифметика — интересная.

Подумать только — три дня праздник! И в этот раз он пройдёт по-особенному — мы поедем в Берёзовую.

10 ноября

Опишу нашу поездку в Берёзовую. Мы ехали поездом, а потом от станции — на автобусе. И было очень весело. Кондукторша, когда узнала, что мы едем на фабрику, очень обрадовалась и сказала, что её дочка там сегодня поёт в хоре. И всё расспрашивала нас про наши инструменты — трудно ли на них играть. Я сказала, что легко, а Галя — что трудно. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись.

• Предыдущая
• 24/51
• Следующая