Влюбленный Дракула - Эссекс Карин - Страница 28

• Предыдущая
• 28/109
• Следующая

— Не исключено, он просто говорит о Моррисе правду. Люси, умоляю тебя, будь осмотрительнее.

— Мина, я всегда считала тебя лучшей подругой! — обиженно протянула Люси. — Мне больно видеть, что ты даже не пытаешься меня понять!

— А мне больно смотреть на тебя! — отрезала я. — Иди-ка сюда!

С этими словами я схватила Люси за руку и подтащила к большому овальному зеркалу. Она послушно уставилась на собственное отражение.

— Погляди, во что ты превратилась! — с укором произнесла я. — От тебя остались кожа да кости. Ты не ешь, не спишь, целыми днями бродишь по комнатам, точно мартовская кошка. От твоего прежнего веселого нрава не осталось и следа. Когда ты говоришь о своем возлюбленном, ты становишься похожа на Лиззи Корнуэлл, обезумевшую от опиума и мечтающую лишь о новой дозе.

— Да, его любовь стала для меня опиумом, — с вызовом заявила Люси. — Я страстно желаю одного — быть рядом с Моррисом, и это желание вытеснило все прочие.

Стоило Люси произнести имя своего любовника, взгляд ее сразу же подергивался туманной поволокой.

— Сегодня он ухитрился передать мне вот это, — сказала она, вытаскивая из лифа платья записку. — Он назначает мне свидание!

— Люси! На улице настоящая буря!

Люси подошла к окну и распахнула ставни.

— Посмотри! — торжествующе воскликнула она. — Никакой бури нет и в помине. Небо прояснилось. Сам Бог помогает нашей любви.

Подойдя к окну, я убедилась в том, что дождь прекратился и холодный ветер развеял клочья тумана. На ясном темном небе я разглядела семь звезд, образующих созвездие Большой Медведицы. Сверкающий небесный ковш висел так близко, что казалось, до него можно дотянуться рукой. На память мне пришло, как отец, взяв меня на руки, показывает мне звездное небо. То было единственное доброе воспоминание, связанное с ним.

— Моррис никогда бы не допустил, чтобы я промокла под дождем, — сказала Люси, сунув записку мне в руки.

Мне ничего не оставалось, кроме как прочесть послание.

— Люси, это всего лишь слова, — скептически покачала головой я. — Любой мужчина может вывести на бумаге сколько угодно заверений в любви.

— Только не Джонатан Харкер, — парировала Люси. — Он давненько не давал себе труда написать тебе хоть несколько строк.

— Люси, это жестоко!

Удар попал точно в цель. Слова Люси оживили в моей душе все тревоги и опасения, которые я тщетно старалась заглушить. Джонатан разлюбил меня. Джонатан встретил девушку, более подходящую для роли его супруги. А мне предстоит участь старой девы, которая до конца дней своих будет преподавать хорошие манеры чужим дочерям. Несколько дней назад я, доведенная своими страхами до крайности, решилась написать мистеру Хавкинсу и спросить, получал ли он вести от своего племянника. Ответа пока не было.

Люси, тут же пожалев о свой жестокости, сжала мои руки своими, холодными как лед. Кожа ее, прежде нежная и бархатистая, стала сухой и тонкой, как бумага. На левом плече выступала паутинка голубых вен, сухожилия у основания шеи натянулись, как веревки.

— Прости меня, Мина, прости, — со слезами на глазах прошептала Люси. — Давай забудем все обиды и вновь станем добрыми подругами — такими, как были в детстве. Мы обе влюблены, и нас обеих ждет счастье. Когда ты выйдешь замуж за Джонатана, вы приедете в Америку, в гости к нам с Моррисом.

— В Америку?

— Да, он собирается поехать к отцу и вымолить у него прощение. После того как отец вернет ему право наследства, мы поженимся и поселимся в Нью-Йорке.

— Похоже, вы оба даже не задумываетесь о том, какую душевную рану нанесете Артуру!

— О какой душевной ране ты говоришь? Артур прекрасно знает, что я его не люблю. Кстати, добиться моего расположения он даже не пытался. Целый год он потратил на то, чтобы задурить голову моей матери, и ему это удалось. Мама без ума от него и настаивает на нашем браке. Без ее ведома я не могу распоряжаться своим состоянием и потому всецело нахожусь в ее власти. Артур сумел использовать это обстоятельство к собственной выгоде. По-моему, настоящий джентльмен никогда не станет действовать подобным образом.

Я хотела заметить, что человек, соблазнивший невесту друга, тоже вряд ли заслуживает звания настоящего джентльмена, однако, взглянув на бледное лицо Люси, сочла за благо промолчать. Слова мои все равно не дошли бы до ее помраченного страстью рассудка.

Через некоторое время, решив, что мать ее непременно успела уснуть, Люси заботливо укрыла меня одеялом, точно я была маленьким ребенком, и в очередной раз потребовала клятвы хранить ее похождения в тайне. После того как обещания были ей даны, она погасила лампу, выскользнула из комнаты и устремилась в ночь, где ждал ее возлюбленный. Оставшись в одиночестве, я долго ворочалась с боку на бок, размышляя о трагической ошибке, которую совершает моя подруга. Наконец усталость взяла свое, и я забылась сном.

Мне снилось, будто я оказалась в некоем теплом, уютном и надежном укрытии, подобном материнской утробе. Словно нерожденный младенец, я плавала в какой-то мутной жидкости. Внезапно покой и безмятежность сменились полным хаосом. Казалось, я взорвалась изнутри, существо мое разлетелось на множество частей, я находилась повсюду и в то же время нигде. С меня будто содрали кожу, позволив когтям какого-то неведомого чудовища впиваться в мою беззащитную плоть. Тело мое было напряжено как струна, ноги и шея вытягивались в противоположных направлениях. Пытаясь спастись от всепроникающей щекотки, я перекатывалась с боку на бок и вдруг оказалась на траве, мягкой и шелковистой. Тогда я встала на четвереньки, словно превратившись в животное, и побежала вперед.

К моему удивлению, передвигаться на четырех конечностях оказалось чрезвычайно удобно, с каждым новым шагом я обретала силу и уверенность в себе. Взглянув на свои руки, я увидела, что они изменились до неузнаваемости, превратившись в лапы, поросшие светлой шерстью и снабженные пятью острыми когтями. Темные перепонки меж пальцами поразили меня сильнее всего. Я растопырила когти, с наслаждением ощущая, что могу схватить ими любую добычу, будь то птичка или мелкий грызун. Желание ощутить под когтями живую мягкую плоть овладело мною. Я была хищницей, и я хотела охотиться.

Лавина новых неведомых ощущений, хлынув в мое сознание, заставила меня забыть все прежние мысли, идеи и понятия. Я более не понимала слов и не могла их произносить, изо рта моего вырвались лишь нечленораздельные звуки и рычание. Зрение мое стало более острым и одновременно более ограниченным. Все цвета, за исключением черного, коричневого и серого, исчезли, но очертания предметов стали более отчетливыми. Несмотря на то, что вокруг стояла ночь, я могла разглядеть в темноте каждый листик и каждую травинку.

Слух тоже обострился, уши приобрели способность настороженно двигаться. Прежде я и не подозревала, что мир до такой степени полон ароматами, но теперь ноздри улавливали тончайшие оттенки разнообразных запахов. Не в состоянии противиться охватившему меня желанию, я принялась кататься по земле, вдыхая запах покрытой росой травы и влажной земли. Каждый цветок, каждая пылинка поражали меня своим неповторимым благоуханием. Сладкий аромат красного клевера показался мне особенно упоительным. Запах проник внутрь моего существа, словно я ощущала его не только носом, но и глазами, ушами, хвостом. Соблазнительные запахи полевых мышей, скрывающихся в подземных норах, кроликов, притаившихся в кустах, птиц, порхающих на ветвях, заставляли мои внутренности сжиматься от голода.

Недавно прошел дождь, листва и трава были мокрыми. Сознание мое словно разделилось надвое, одна его часть с напряженным вниманием следила за тем, что происходит в воздухе, другая — за тем, что творится на земле. Миазмы, испускаемые землей, пропитанной испарениями всевозможных тварей, и ночные ароматы, носившиеся в воздухе, кружились в моей голове, соединяясь с какофонией звуков, которые с каждой минутой становились все громче и громче. Приглушенный звук собственных мягких лап, легко касавшихся земли, эхом отдавался в моих ушах.

• Предыдущая
• 28/109
• Следующая