Год мертвой змеи - Анисимов Сергей - Страница 56
- Предыдущая
- 56/138
- Следующая
Мины сходили с палубы одна за другой. На каждую наваливалось человек пятнадцать, и уже через несколько секунд она начинала двигаться по рельсам, потом по доскам. Мины были отличные, те же почти новые «КБ», с какими он работал в Соганге, но на самом деле еще лучше — с противопараванным прибором «Чайка» образца 1942 года. Произведены они были, разумеется, в Советском Союзе, и можно было только догадываться, какой ценой доставлены практически вплотную к линии фронта. Скорее всего — путем сложной работы советских, китайских, а потом и корейских пароходов и барж, по цепочке перегружающих друг на друга мины и весь остальной военный груз в паршиво оборудованных, малолюдных портах.
Именно поэтому здесь не подходила «АМД» — с момента обсуждения этого вопроса с флаг-минером мнение военсоветника не поменялось, чему весьма способствовало «встраивание» в местные реалии. Ясное дело, гальваноударный взрыватель мины «КБ» хуже, чем неконтактный индукционный или акустико-индукционный, ставящийся на более современные типы мин. Но слишком «АМД» тяжела, а 230 килограммов взрывчатки «КБ» — это тоже хорошо, 283-метровый минреп — идеально для тех глубин, на которых они собираются их ставить, а «Чайка» — это вообще отлично.
Когда корейцы закончили разгрузку, снова не уложившись в норматив, но все равно в очень приличном темпе, Алексей полюбовался, как кораблик под «самыми малыми» оборотами дизеля вводят в мини-канал, и за 15 минут он снова превращается в нечто убогое и непрезентабельное. Маты, сетки, щиты, доски — все это ничего или почти ничего не стоило, а работало здорово.
К этому времени первый луч солнца выглянул было из-за горизонта и тут же опять спрятался в низкие серые облака, из которых сыпало и сыпало редкими мерзлыми снежинками.
— Молодцы, — с удовольствием сказал он подошедшему к нему и остальным командиру корабля, уставшему так, что казалось, каждую загруженную и затем выгруженную обратно мину он волоком тащил на себе.
Кореец не обратил на его слова вообще никакого внимания. Просто не повернул головы, пройдя мимо Алексея к флаг-минеру, и это слегка покоробило. Все же пришлось смолчать. То, что он не знает корейского, — его собственная вина, а у командира корабля, через двенадцать часов уходящего в первый боевой поход, всегда достаточно собственных мыслей, чтобы еще обращать внимание на постороннего все-таки офицера.
Впрочем, уже к середине дня командир минзага начал вести себя с военным советником совершенно иначе. Этому немало способствовало и то, что вдобавок к непосредственной штабной работе (многочасовому выверению планов минной постановки, со всеми расчетами, бумагами, формами и картами) оба провели грязную и холодную работу с липким на морозе железом — и в первую очередь именно с минами. Каждую Алексей тщательно осмотрел, особое внимание обращая на состояние якорных тележек — весившие больше тонны (и даже больше английской тонны)[43] мины подверглись за время транспортировки такому количеству разных нагрузок, что случиться с механикой их тележек могло все, что угодно. А заклинившая на рельсовой дорожке в момент постановки мина — это сорванная боевая задача, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Что Алексею особенно понравилось — командир минзага вместе с младшим офицером своего корабля, имя которого, разумеется, тут же забылось, полностью и подряд проверили все те мины, которые он уже осмотрел сам. Лебедки, на которых были накручены минрепы (такие же смычки тросов и цепей, какие он видел и в Соганге), блокировались механизмом, «думатель» которого был замкнут на удерживающий пружину крупный кусок сахара. Можно было догадаться, как корейцам и китайцам хотелось отколупнуть кусочек, но сахарные блоки сияли буро-коричневыми хрустящими гранями, на которых не было заметно ни одного скола. Не сделали этого даже матросы, у которых для такого мародерства были все возможности.
В морской воде, когда мина уйдет на дно, сахар размокнет, высвободив пружину, удерживающую блокировку лебедки. Тогда под тягой всплывающего поплавка мины ее минреп начнет разматываться, остановив метровый рогатый шар на такой глубине, чтобы его не увидели с поверхности в самую ясную погоду и не смогли задеть плавающие туда-сюда рыбачьи лодки и шаланды. Но при том любое судно с осадкой, достаточно большой, чтобы коснуться одного из выведенных на корпус контактных взрывателей, и при этом способное своей массой и скоростью смять защитный колпак, вызовет взрыв у своего борта почти четверти тонны взрывчатки. 230 килограммов — это на море чрезвычайно много: такого хватает, чтобы оторвать нос или корму эсминцу. Местные аналоги немецких и японских БДБ[44], активно применяемые для перевозки войск и грузов во время десантных и разведывательно-диверсионных операций, таким взрывом перерубает пополам. А «Морской охотник» вообще разрывает на части. На это было бы интересно посмотреть…
К часу дня, когда они наконец-то закончили с минами, все трое отдали бы месяц жизни за пару часов сна или хотя бы кусок мыла. С подволока бункера сыпались земляные крошки, путающиеся в волосах, глаза слезились от мелких частичек пыли, лезущих под веки, и от мерцающего света слабых переносных ламп, вытянутых откуда-то из глубины галереи на пуповине разнокалиберных проводов.
— Ли, переведи ему, — попросил Алексей удивительно вовремя появившегося китайца-переводчика. — Почему не вырыли просто глубокую, крытую траншею рядом? Замаскировали бы, и все…
Опять обидный обмен непонятными словами, и только через минуту приходит ответ: «Не стоит. Даже на сотню метров все равно грузовики нужны, а рядом — опасно».
Поразмыслив, Алексей вынужден был согласиться с корейцами. Учитывая активность вражеской авиации, даже временное хранение мин вплотную к кораблю было действительно рискованно, а на лишнюю сотню метров их руками не протащишь. Значит, все равно требуются те же самые погрузочно-разгрузочные операции, которые были наиболее выматывающей частью всей работы. И которые предстояли им уже вечером.
Под землей это в глаза не бросалось, а к требованиям желудка Алексей привык относиться с презрительной неприязнью, но сейчас уже оказалась середина дня. До выхода оставалось еще часов восемь. Вроде бы все обстояло нормально, но что-то его тревожило. Прислушавшись к себе и не сумев связать странное ощущение с осознанием того, что выход в море в этих водах опасен сам но себе, он разозлился и по второму разу полез в пачку формуляров на мины, и так-то аккуратно проверенных.
Корейские офицеры, быстро, но уже тепло попрощавшись, ушли на свой корабль — копаться в дизеле и механизмах зениток. Наверное, пешком — грузовики после завершения разгрузки перегнали куда-то совсем уж далеко, чтобы не демаскировать склад. Помаячив, ушел и переводчик. Сам Алексей, со стоном хватаясь за поясницу, вылез из галереи на божий свет почти сразу же после него — бумаги можно было просматривать и наверху. Грязные пальцы, черно-рыжие от мазков застывшей на холоде смазки, оставляли на листах грубые жирные разводы, но это уже не имело никакого значения. Этим бумагам жить осталось недолго. Самим минам, скорее всего, тоже — если он ошибся в своем недавнем споре с флагманским минером по поводу района, где их предстоит ставить. А если корейские моряки ошибутся в технике постановки или если их просто угораздит наткнуться в темноте на патрульный корабль или самолет с радаром, то недолго осталось жить и им…
Оставив мины на попечение мерзнущего в ватнике часового и вернувшись за двадцать минут неспешного шага к штабному домику, Алексей уловил здесь некоторую растерянность — сначала в лице моряка-корейца, что-то быстро попытавшегося объяснить ему широкими жестами ладоней, а затем и в том, как повел себя флаг-минер. Обычно его одутловатое лицо имело либо нормальное спокойное выражение, либо демонстрировало окружающим понятие «Я — начальник, попрошу этого не забывать». Сильных эмоций на нем Алексей до сих пор явно не встречал. Теперь же он едва не подпрыгивал на месте то ли от злости, то ли от возбуждения, изгибал брови то в одну сторону, то в другую, а при виде своего советника, устало входящего в комнату, даже притопнул ногой.
- Предыдущая
- 56/138
- Следующая
